А тяжелое, однако, время настало для нашего брата, журналиста! Какъ берешь перо въ руки, такъ сейчасъ и представляются тебѣ тѣни несчастныхъ узниковъ, томящихся въ темницѣ. Шутка-ли сказать, въ самомъ дѣлѣ: съ разу трехъ редакторовъ упрятали въ тюрьму!.... Не успѣли мы опомниться послѣ строгаго приговора надъ редакторомъ "Новаго Времени", невиннѣйшимъ жуиромъ М. П. Федоровымъ, которому прійдется уединиться на цѣлыхъ три мѣсяца въ литовскомъ замкѣ, какъ петербургскій окружной судъ, приговоромъ по дѣлу г-жи Ададурской, какъ-бы для компаніи М. П. Федорову, на такой-же срокъ постановилъ засадить и редактора "Новостей" г. Нотовича и на двѣ недѣли редактора "Живописнаго Обозрѣнія" г. Полевого. Редакторъ "Петербургскаго Листка", привлеченный къ тому-же дѣлу, отдѣлался сторублевымъ штрафомъ. Ужъ какъ нынче строго стало! Вся печать, чуть-ли не въ одинъ голосъ, заговорила по поводу строгаго наказанія, назначеннаго невиннѣйшему Михаилу Павловичу, и выразила ему полное соболѣзнованіе, готовность навѣщать его въ заточеніи,-- "принести калачикъ". Всѣ признаютъ, что Михаилъ Павловичъ пострадалъ (какъ, впрочемъ, онъ и всегда страдалъ) не по своей винѣ, да еще изъ-за кого-же?-- изъ-за какого-то комиссіонера, провожающаго путешественниковъ, г. Берга!?...
Вотъ о Нотовичѣ еще не знаемъ, будутъ-ли его жалѣть такъ-же, какъ федорова,-- но дѣло г-жи Ададуровой уже совсѣмъ другого сорта. На эту почтенную даму взведено было широколистными "Новостями" слишкомъ гнусное обвиненіе. Какія приводилъ оправданія г. Нотовичъ, намъ неизвѣстно, и, пока не прочитаемъ процесса -- рѣшительно воздержимся отъ проявленія симпатій или антипатій къ г. Нотовичу, которому, впрочемъ, отъ нашихъ чувствованій должно быть легче не станетъ.
А писать все-таки становится опаснѣе съ каждымъ днемъ. Опасно писать о политикѣ, ибо за это могутъ упечь, и о частныхъ лицахъ писать боязно, ибо могутъ засадить. Избѣгая этихъ двухъ условій,-- т. е. упеченія и засажденія, всего удобнѣе и безопаснѣе говорить о предметахъ совершено невиннаго свойства, писать просто какіе-нибудь курьезы, какъ то дѣлаетъ нѣкій весьма симпатичный намъ театралъ и человѣкъ, несомнѣнно, оригинальнаго ума, г. Юбка-Финтифлевскій, избравшій, къ сожалѣнію нѣсколько поздно, литературное поприще и выпустившій въ свѣтъ прехорошенькую книжку (т. е. съ хорошенькой каемочкой) подъ заглавіемъ, курьезы". Этой книжкой почтенный авторъ (доказавшій, между прочимъ, на дѣлѣ, что развитому человѣку, а въ особенности литературному дѣятелю, вполнѣ доступна и нисколько не обидна невинная сатира) весьма любезно подѣлился съ нами, приславъ чистенькій экземплярчикъ въ редакцію. Мы прочли курьезы или, правильнѣе, курьезныя мысли почтеннаго автора съ большимъ вниманіемъ и находимъ ихъ настолько любопытными, хотя-бы съ психологической точки зрѣнія, что не можемъ не познакомить съ ними читателя. Прежде всего г. Юбка-Финтифлевскій (да позволено намъ будетъ оставить этотъ псевдонимъ автору курьезовъ, ибо поставленные имъ иниціалы Л. П. рѣшительно ничего для насъ не выражаютъ) высказываетъ свои курьезныя мысли во, взглядѣ на гигіену". Такъ, авторъ вовсе не находитъ, чтобы молоко можно было признавать полезнымъ, питательнымъ для человѣка, ибо, всѣ млекопитающіяся животныя, оставивши материнское молоко, никогда уже къ нему не возвращаются, какъ, напр., заяцъ, лисица, волкъ, лошадь и т. д., и всегда бываютъ здоровы и крѣпки, не болѣютъ и не лѣчатся" (авторъ не говоритъ о животныхъ, оторванныхъ отъ природы и порабощенныхъ человѣкомъ, которыя, конечно, подчиняются нашему вредному вліянію)., спросите охотниковъ,-- предлагаетъ читателю авторъ,-- случалось-ли имъ находить больного зайца, лисицу, волка и т. д. Все это оттого, что они не пьютъ молока". Да впрочемъ, по мнѣнію автора курьеровъ, если-бы молоко было намъ полезно, то, несомнѣнно, природа распорядилась-бы такъ, что вмѣсто воды въ рѣкахъ текло-бы молоко". Далѣе авторъ во всемъ вообще ссылается на природу: каждому животному природа предназначила ту или иную пищу: одному мясную, другому растительную, и все это надо, очевидно, ѣсть въ сыромъ видѣ, ибо волки, зайцы и проч. звѣри, всегда здоровые, вовсе не знаютъ ни кухни, никакихъ гастрономическихъ прибавленій. По поводу этихъ разсужденій я вспомнилъ одинъ фрагментъ изъ недавней бесѣды со мною одного ученаго мужа. Сей мужъ предлагалъ раздѣлить людей по той пищѣ, которую они предпочитаютъ, и началъ свое дѣленіе такъ, что всѣ, молъ, люди раздѣляются на слѣдующія категоріи: carnivor'ы, omnivor'ы, просто воры и адвокаты. Не правда-ли, классификація довольно курьезная?
Возвращаемся къ курьезамъ г. Юбки-Финтифлевскаго. Въ дальнѣйшихъ его взглядахъ на гигіену онъ уже совершенно склоняется въ пользу первобытнаго нашего существованія, доказывая, между прочимъ, что, человѣку вовсе не слѣдуетъ употреблять никакой одежды, а оставаться нагимъ".-- Сразу, конечно, трудно ввести такую моду, но если начать постепенно разоблачаться, то къ этому можно привыкнуть. Вѣроятно, начинать слѣдуетъ съ того, чтобы ходить въ театръ безъ галстуха и въ ночной рубашкѣ, какъ то и дѣлаютъ уже нѣкоторые, должно быть, очень ярые послѣдователи новой теоріи автора курьезовъ. О нашей одеждѣ авторъ разсуждаетъ такъ:
"Теперешняя наша одежда вредна не только нашему физическому здоровью, но она вредна и нашей нравственности, породивъ у насъ ложный стыдъ и изуродовавъ чувство изящнаго и художественной красоты. Что такое представляютъ изъ себя теперешніе костюмы, въ особенности женскіе? Безспорно, они представляютъ чудовищное безобразіе по формамъ, а въ особенности по сравненію съ формами тѣла женщины, которая по строенію своему можетъ называться вѣнцомъ творенія Божія. Еще не такъ давно то время, когда художественные греки спѣшили толпами любоваться красотою формъ Лаисы, Ласфеніи, Фрины и т. д., когда онѣ купались въ морѣ, и не забудьте, что они наслаждались созерцаніемъ этой божественной красоты нравственно, получая только художественное наслажденіе. Теперь немногіе изъ насъ могутъ наслаждаться такъ чисто-художественною красотою формъ человѣческаго тѣла, и то только въ изваяніяхъ, въ мраморѣ. О созерцаніи же ихъ въ натуральномъ видѣ страшно даже и подумать -- это почитается даже безнравственнымъ" (Sic!)
Вся эта тирада разсужденій несомнѣнно доказываетъ, что авторъ курьезовъ, достопочтеннѣйшій Юбка-Финтифлевскій, должно быть, "большой аматеръ на счетъ женской полноты" и не прочь подчасъ производить наблюденія въ купальняхъ, хотя-бы для того, чтобы получать "только эти чисто-художественныя наслажденія". Затѣмъ г. Юбка-Финтифлевскій излагаетъ еще и свое "простое рѣшеніе женскаго вопроса", но этотъ курьезъ уже не столь занимателенъ, чтобы утруждать вниманіе, читателя. Замѣтимъ только, что авторъ находитъ, что и въ области кулинарнаго искусства женщина ничего не стоитъ, ибо онъ, до сихъ поръ не ѣлъ ни отъ одной кухарки ни одного блюда, изъ котораго-бы не вытащилъ длиннаго, предлиннаго волоса".
А все-же курьезы Юбки-Финтифлевскаго забавны, а такъ какъ онъ на книжкѣ выставилъ еще "вопросительный знакъ", то надо надѣяться, что книжка его будетъ имѣть такой-же успѣхъ, какъ и знаменитая книга "О женщинахъ"!...
Изъ нашихъ курьезовъ, представляемыхъ нашей будничной жизнью, помимо "курьезныхъ прошеній", поданныхъ въ управу претендентами на должность смотрителя городскаго кладбища, при чемъ явились лица: "буквально ничего непьющій", "умѣющій обращаться съ мертвыми", "желающій служитъ мертвымъ, ибо надоѣло служить живымъ" и, наконецъ, "лицо съ классическимъ образованіемъ",-- чтоже курьезнаго мы отмѣтимъ?
Да чѣмъ не курьезна, напримѣръ, завязавшаяся у насъ полемика съ органомъ г. В. Пихна? Мы изобличаемъ его въ сообщеніи ложныхъ свѣдѣній и доказываемъ эту лживость фактически, а онъ злится и начинаетъ вести себя уже совсѣмъ неприлично: ругается, говоритъ, что наши нападки "глупыя" и т. п. Ахъ, г. Василій Пихно! какъ-же это такъ можно! Поймите, что такъ благовоспитанные люди не дѣлаютъ, да оно къ тому-же весьма неосторожно!...
А препирательство рецензентовъ или нападки на нашу критику со стороны г. Чечотта,-- одного изъ подписавшихъ актъ отреченія отъ насъ, въ качествѣ поклонника Кулишера, вслѣдствіе чего онъ, конечно, и не преминулъ на другой-же день послѣ этого отреченія перебраться въ симпатичную Кулишеру газету "Кіевлянинъ" (?). Вотъ уже поистинѣ, когда у людей умъ за разумъ зайдетъ, такъ тутъ и- самъ чортъ ничего не разберетъ и не пойметъ, тотъ-ли это Чечоттъ, "чи не тотъ"! Хотя-бы изъ приличія сей почтенный рыцарь музыкальнаго искусства избралъ какой-нибудь псевдонимъ: подписывался Че-чотъ, а теперь пусть будетъ "Не-чётъ",-- "Че-нечотъ". И изъ-за чего воюютъ? спросите. Что серьезнѣе: опера или оперетка, кто лучшій антрепренеръ: Савинъ или Сѣтовъ и чьи критики серьезнѣе: тѣ, которыя подписываются Че-чотомъ, или тѣ, которыя подписываются Баскинымъ?
Давая полный просторъ сужденіямъ по этимъ вопросамъ людямъ, которые дѣйствительно могутъ имѣть свои взгляды на искусство, могутъ понимать его, мы далеко не признаемъ этихъ приговоровъ непогрѣшимыми, какъ и замѣчено то было нашей газетой при первомъ-же фельетонѣ г. Баскина, котораго нельзя не признать уже слишкомъ суровымъ гонителемъ оперетки.
Боясь, чтобы бесѣда моя не зашла слишкомъ далеко, а часъ поздній,-- спѣшу сказать два слова объ успѣхѣ бенефиснаго спектакля Горевой. Такого фурора давно не помнятъ стѣны кіевскаго театра. Переполненный залъ положительно дрожалъ отъ рукоплесканій", вызовамъ не была конца,-- и послѣ спектакля часть публики пробралась даже на сцену, чтобы тамъ поближе привѣтствовать артистку. Поднесены Горевой: большой серебряный вѣнокъ превосходной работы и весьма цѣнный альбомъ съ видами Кіева, и еще нѣсколько вѣнковъ и букетовъ. Всѣ эти оваціи, хотя и не въ такой уже формѣ, мы еще одобряемъ,-- но вотъ, выпрягать лошадей изъ кареты и самому впрягаться и везти артистку хотя-бы не на далекомъ разстояніи отъ театра да гостиницы, гдѣ она остановилась, такого проявленія восторга уже никакъ нельзя одобрить и даже понять. Невольно припоминаются слова одной знаменитости, которая, когда ее потащили изъ театра домой на рукахъ, сказала: "вотъ таки и мнѣ привелось ѣхать на ослахъ".
А все-таки г-жа Горева -- рѣдкая артистка и играла она свою роль -- Марію Стюартъ -- превосходно.
(Заря 1886 г. No 216).