Съ паденіемъ могущества Эгины, республика Коркира, колонія Коринѳа, достигла такого процвѣтанія, что флотъ ея сталъ первымъ въ Греція.... Въ иллирійскомъ городѣ Эпидамнѣ, или Диррахіи, основанномъ вмѣстѣ коркирянами и коринѳянами, шла ожесточенная борьба.... Коринѳяне, поддерживаемые жителями Мегари, объявили войну коркирянамъ".... Коринѳяне, коркиряне.... Ахъ! Боже моні Никакъ не запомню!... Нѣтъ, это невозможно! Несчастная, что я буду дѣлать!
Такъ готовилась къ экзамену одна прехорошенькая гимназисточка изъ знакомаго мнѣ семейства и я случайно прослушалъ приведенный монологъ историческаго зубренія, остановившись возлѣ полуоткрытой двери комнаты, въ которой, какъ птичка въ клѣткѣ, прыгала изъ угла въ уголъ несчастная затворница.... Убѣдившись окончательно, что ей никакъ не одолѣть этихъ коринѳянъ и коркирянъ (о существованіи послѣднихъ, къ стыду моему, долженъ признаться, я самъ впервые узналъ только лишь изъ этого подслушаннаго монолога) -- дѣвочка швырнула книгу и, закрывъ лицо обѣими руками, горько заплакала....
Зрѣлище было настолько трогательно, а плачущая затворница такъ хороша собою, что я, простоявъ нѣсколько секундъ въ нерѣшительномъ колебаніи, какъ Демонъ передъ келіей Тамары,-- не въ силахъ былъ "оставить умыселъ жестокій" и вошелъ къ затворницѣ съ цѣлью принести ей утѣшеніе. Она не поднимала головы и слезы струились ручьями по ея розовому личику Я остановился передъ нею и сталъ фредонировать въ полголоса "не плачь, дитя! не плачь напрасно, не стоитъ этотъ вздоръ ужасный твоихъ мученій и тоски" Мои слова умолкли Въ отдаленьи мамаши мѣрный слышенъ храпъ. Она, вскочивъ, глядитъ вокругъ, меня увидѣла и вдругъ..... расхохоталась. Безъ сомнѣнія, мое внезапное явленье ее смутило, но потомъ она оправилась и стала излагать мнѣ "свою печаль, свои мученія".
Дѣвочка въ отчаяніи: не выдержать ей переходнаго экзамена въ послѣдній классъ, да и только!................
-- Ну, какъ запомнить всѣ эти названія: Эгина, Мегара, Эпидамнъ, Диррахія какая-то и эти проклятые коркиряне и коринѳяне, которые вздумали еще затѣять между собой борьбу?!. Ну, научите, что мнѣ дѣлать, какъ быть?
Сначала я сталъ втупикъ, потомъ началъ съ откровеннаго признанія, что я самъ не имѣю ни малѣйшаго понятія о всѣхъ этихъ Диррахіѣ, Мегарѣ, Эпидамнѣ и т. п. и даже не могу себѣ представить (не смотря на то, что обладаю рѣдкою памятью), чтобы когда-нибудь я это заучивалъ. Коринѳянъ вотъ только и помню.
Въ заключеніе я рѣшилъ, что этотъ кусочекъ исторіи она можетъ свободно выбросить и такъ-же не знать его, какъ и я, ибо отъ этого незнанія особеннаго вреда не предвидится.
Гимназисточка смутилась.
-- Да какъ же не знать? Вѣдь это изъ пелопонезской войны.
-- А вы знаете пелопонезскую войну?
-- Конечно, знаю! еще-бы! "Это война государствъ пелопонезскаго союза съ Аѳинами. Началась она въ 431 г. до P. X. Поводомъ къ ней послужили"......
-- Прекрасно, прекрасно!-- остановилъ я затараторившую барышню.-- Я нахожу совершенно достаточнымъ, если вы не забудете хотя этого, т. е., что пелопонезская война была война государствъ пелопонезскаго союза съ Аѳинами. Если когда-нибудь въ жизни вамъ случится объ этомъ услышать въ разговорѣ, или въ какой-нибудь книжкѣ натолкнетесь на это названіе, то уже совершенно достаточно, чтобы для васъ это выраженіе не звучало чѣмъ-то дикимъ, совсѣмъ неизвѣстнымъ. Больше этого врядъ-ли знаютъ въ самомъ образованномъ обществѣ на 100 пять человѣкъ. Что касается года, въ которомъ она началась, да и самаго повода, то можете быть увѣрены, что даже въ самомъ университетѣ, кромѣ профессора исторіи, никто рѣшительно этого не знаетъ. Да и какъ припомнить годъ! Ну, а знать поводъ къ войнѣ тоже совершенно лишнее. Мало-ли изъ-за какихъ пустяковъ поднимаются кровопролитныя войны? Повздорили и стали воевать. Повторяю, довольно знать, что была такая война въ древней Греціи очень давно и воевали такія-то государства.
Затѣмъ, я, съ согласія прилежной ученицы, сдѣлалъ ей маленькій экзаменъ по исторіи древней, средней и новой. Оказалось, что хорошенькая розовая барышня имѣетъ понятіе рѣшительно обо всѣхъ главнѣйшихъ событіяхъ въ жизни народовъ, помнитъ множество названій, именъ и даже нѣкоторые года. Знаетъ отлично Кира царя персидскаго, Ксеркса, Дарія Гистаспа и даже Смердиса, знаетъ финикіянъ и другіе народы. По средней и новой исторіи свѣдѣнія ея были еще обширнѣе. Послѣ исторіи мы перешли, кажется, къ географіи, и тутъ моя ученица положительно забросала меня массою свѣдѣній о разныхъ городахъ и странахъ въ Африкѣ, которую я всегда зналъ хуже остальныхъ частей свѣта. Русскій языкъ (тоже предметъ) она, какъ русская, само собою, знаетъ недурно и хотя не тверда въ грамматикѣ, но никогда не скажетъ "смѣюсь, съ тебя" иди "соскучилась за тобою", пошла "ту дою". или "сю дою" и вовсе не знаетъ новыхъ прилагательныхъ въ родѣ: смѣшноватый, плѣшивоватый, дьяконоватый. и т. п. Пишетъ совсѣмъ таки безъ ошибокъ, инстинктивно угадывая, гдѣ надо ставить букву ѣ. Въ математикѣ настолько сильна, что умѣла сразу отвѣтить, сколько будетъ, если раздѣлить два на половину (вопросъ, на который далъ абсолютно невѣрный отвѣтъ, между прочимъ, одинъ кандидатъ физико-математическаго факультета). Алгебру и геометрію, которыя ее таки сильно тревожили, мы, съ общаго согласія, совсѣмъ похѣрили.... Я-бы продолжалъ экзаменъ далѣе, но случайная задумчивость барышни и ея взоръ, устремленный въ пространство, меня остановили.
-- О чемъ вы вдругъ задумались? спросилъ я ученицу:
-- Да о комъ-же мнѣ думать? О немъ, конечно, о немъ! О комъ-же другомъ я могу думать, мечтать, какъ не о немъ, моемъ дивномъ Вольдемарѣ!.... Его образъ всюду неотступно всегда стоитъ передо мною.... "Въ ѳиміамѣ огней онъ стоитъ передо мной"
При этихъ словахъ розовая барышня вскочила съ кресла, бросилась къ кровати и изъ-подъ подушки вынула образъ дивнаго Вольдемара, который и былъ тотчасъ покрытъ безчисленнымъ множествомъ поцѣлуевъ и такъ сильно прижатъ къ молодому сердцу, частое біеніе котораго видно было сквозь корсетъ и платье, что фотографическая карточка едва не переломилась. Тогда я понялъ, что экзаменъ продолжать совершенно лишнее, да и вообще нашелъ, что образованіе свое барышня съ свободною совѣстью можетъ считать совершенно законченнымъ. Я узналъ, что свадьба съ Вольдемаромъ -- дѣло рѣшенное. Ну, для чего-же всѣ эти мученія, испытанія несчастной затворницы надъ зубреніемъ о коркирянахъ и коринѳянахъ? Чтобы стать черезъ годъ женою Вольдемара?....
-- Да, голубка моя, вѣдь вашъ Вольдемаръ не знаетъ и сотой части того, что вы знаете теперь, а въ той Сферѣ, гдѣ вамъ прійдется быть съ Вольдемаромъ, навѣрное ни разу не возникнетъ разговора о пелопонезской войнѣ. Зачѣмъ-же ваши родители подвергаютъ васъ всѣмъ этимъ мученіямъ? Къ чему эти безсонныя ночи надъ книжкой?... Какая нелѣпость!
Съ чистой совѣстью я далъ барышнѣ самый утѣшительный совѣтъ немедленно забросить всѣ свои книжки и считать свое образованіе совершенно законченнымъ, взявъ на себя обязанность убѣдить родителей въ безполезности послѣдняго класса гимназіи, въ которомъ, между прочимъ, надо будетъ изучать педагогику.
Моя барышня, которой, къ слову сказать, скоро исполнится 17 лѣтъ (возрастъ, "не требующій отлагательства", какъ выразился одинъ ученый мужъ), убѣжденная моими доводами,-- точно ожила и не вѣрила своему счастью. Какъ? она можетъ все это забросить, спокойно спать, рѣзвиться и только и думать о своемъ Вольдемарѣ!-- Какое счастье, какая прелесть!
За этотъ безплатный совѣтъ я награжденъ былъ горячимъ, оглушительнымъ поцѣлуемъ и обѣщаніемъ оставаться моимъ всегдашнимъ другомъ "даже и при Вольдемарѣ". Уходя изъ келіи современной Тамары, я невольно подумалъ: сколько, однако, напраснаго труда и стараній тратится на якобы серьезное, научное образованіе такихъ барышень, которымъ никогда въ жизни не прійдется вспомнить о пелопонезской войнѣ?
("Кіевск. Слово" Іюнь 1887 г.).