I.
(Въ вагонѣ).
"Наконецъ я въ вагонѣ!", "поѣздъ мчитъ меня на всѣхъ парахъ..." -- такъ обыкновенно начинаютъ описаніе своихъ странствованій отъѣзжающіе литераторы. Пріѣхавши на мѣсто, г. Суворинъ имѣетъ обыкновеніе писать въ свою га. зету: "другое небо, другое солнце глядятъ въ мое окошко".
Начну свои впечатлѣнія съ исходнаго пункта поѣздки.
24 Августа, въ Кіевѣ мы сѣли въ вагонъ курьерскаго поѣзда ю.-з. и. д., отправлявшагося въ Одессу.
Компанію составляли: я, мой пріятель съ супругой, которую на всѣхъ послѣдующихъ пунктахъ прислуга почему-то величала "персоной", вслѣдствіе чего за нею и оставленъ этотъ титулъ на время всей экспедиціи. Съ нами ѣхала еще одна знакомая молодая дама, которую мы назвали Инезиліей,-- также неизвѣстно почему, ибо хотя она и отличалась миловидною наружностью, но въ ней не было ровно ничего напоминающаго пламенныхъ дочерей Испаніи... Въ дорогѣ какъ-то удобнѣе именоваться псевдонимами, даже и въ тѣхъ случаяхъ, когда бѣжишь отъ близкихъ и знакомыхъ безъ всякой преступной цѣли, а единственно для того, чтобы забыться и отдохнуть отъ всякихъ треволненій и будничной прозы домашней жизни. Мы рѣшились провести нѣсколько времени въ благодатномъ Крыму, въ томъ краѣ, о которомъ писалъ Пушкинъ:
Волшебный край, очей отрада!
Все живо тамъ: холмы, лѣса,
Янтарь и яхонтъ винограда,
Долинъ пріятная краса,
И струй, и тополей прохлада --
Все чувство путника манитъ...
Въ комфортабельномъ отдѣленіи комфортабельнаго вагона 1-го класса мы помѣстились съ большими удобствами, такъ какъ имѣли предварительно краткую бесѣду съ поѣзднымъ кондукторомъ. Картонки и коробочки,-- все было уложено въ симметричномъ порядкѣ. Раздался 3-й свистокъ, я выглянулъ въ окошко, чтобы бросить прощальный взглядъ на удалявшуюся отъ насъ станцію Кіевъ.
Съ отходомъ поѣзда полилъ страшный дождь, и изъ оконъ вагона намъ пришлось созерцать группы мокрыхъ дачниковъ, высаживавшихся въ Бояркѣ и Мотовиловкѣ для вкушенія дальнѣйшихъ прелестей дачной жизни.-- Не смотря на ливень, поѣздъ шелъ быстрымъ и увѣреннымъ ходомъ. Въ Фастовѣ, гдѣ наилучшій буфетъ и чрезвычайно услужливый хозяинъ, мы вышли изъ вагона и довольно плотно закусили. Готовясь перейти исключительно на виноградное леченіе въ благодатномъ Крыму, я рѣшилъ на этой станціи закончить свое постоянное пользованіе винограднымъ сокомъ и выпилъ прощальную бутылку бордо.
Въ комфортабельномъ вагонѣ мы стали устраиваться для ночлега, при чемъ оказалось, что для устройства четырехъ кроватей со всѣми хитрыми приспособленіями понадобилось не мало ловкости и основательнаго знанія гимнастики и балансированія на висячихъ трапеціяхъ;-- а чтобы размѣститься въ устроенныхъ; кроватяхъ и имѣть возможность потомъ выходить изъ вагона, не ступивъ на голову кому либо изъ спящихъ, потребовались особыя репетиціи и довольно сложныя геометрическія фигуры. Таково безукоризненное устройство этихъ комфортабельныхъ вагоновъ, которыми не даромъ гордится управленіе ю.-з. дорогъ.
Наконецъ, мы кое-какъ улеглись, но долго никто изъ насъ не рѣшался первымъ заснуть, такъ какъ каждый изъ путниковъ не могъ переносить сильнаго человѣческаго храпа надъ, своимъ ухомъ, а между тѣмъ среди насъ возникли нескончаемыя пререканія и изобличенія другъ друга въ этой непохвальной привычкѣ. Оказывалось, что мы всѣ предаемся сильному храпу во время сна, но никто своего собственнаго храпа не слышитъ и только уличаетъ въ томъ своего сосѣда. Вопросъ этотъ такъ и остался не рѣшеннымъ. Благодаря прощальной бутылкѣ бордо и нѣкоторымъ другимъ возліяніямъ, я спалъ довольно крѣпко, и проснулся когда мы уже приближались къ Одессѣ.
На пароходѣ.
Прямо съ роскошнаго вокзала (новое милліонное зданіе) мы переѣхали на пароходную пристань, чтобы попасть на отъѣзжавшій въ тотъ-же день одинъ изъ лучшихъ пароходовъ "общества пароходства и торговли" "Пушкинъ". Помимо великолѣпной постройки и тысячи удобствъ, этотъ пароходъ почему-то имѣлъ славу такого судна, которое "очень мало качаетъ". Для всякаго же, впервые собирающагося испытать всѣ прелести морскаго путешествія, вопросъ о большей, или меньшей качкѣ имѣетъ самое существенное значеніе. У пристани дѣйствительно красовался "Пушкинъ", что несомнѣнно явствовало изъ надписи на носу парохода и на всѣхъ спасательныхъ поясахъ, а въ рубкѣ (верхней каютѣ) 1-го класса -- на мраморномъ простѣнкѣ -- даже было вырѣзано золотыми штрихами изображеніе задумчиваго образа поэта. За недостаткомъ мѣстъ въ каютахъ 1-го класса, мы было взяли каюты 2-го класса,-- но, заглянувъ въ эти каморки, гдѣ, на пространствѣ какихъ нибудь 4 квадратныхъ аршинъ и не болѣе сажени въ высоту, вмѣщалось по шести коекъ,-- сразу рѣшили, что отъ удобствъ этихъ "отдѣльныхъ" каютъ надо отказаться, и получили мѣста въ общей каютѣ 1-го класса, на такъ называемыхъ диванахъ. Общая каюта, въ которой накрывается и табльдотъ,-- самое лучшее помѣщеніе на пароходѣ,-- просторное и длинное, на каждаго пассажира цѣлый диванъ, который вполнѣ замѣняетъ койку. Пассажировъ на диванахъ было немного, но даже если-бы ихъ было очень много, то представлялось очевиднымъ, что лучше находиться въ обществѣ 10 человѣкъ вмѣсто 4-хъ на пространствѣ въ 10 разъ большемъ.
Совершенно неожиданнымъ для насъ было извѣстіе, что на этихъ диванахъ однако лежать днемъ не полагается. Эту новость объявилъ намъ одинъ изъ служителей, уже послѣ того, какъ мы заняли свои мѣста, и въ подтвержденіе своихъ словъ вытащилъ даже откуда-то печатное объявленіе. Правило это, безъ сомнѣнія, должно быть отнесено къ числу явно нелѣпыхъ,-- если принять во вниманіе, что для громаднаго большинства не переносящихъ качки единственно возможное положеніе -- лежачее, причемъ если человѣкъ лежитъ одѣтымъ,-- никакого нарушенія приличія не представляется и, напротивъ, въ иномъ видѣ и иномъ положеніи, для непривычныхъ къ морскому плаванію, сохранить малѣйшее приличіе является даже совсѣмъ невозможнымъ. Впрочемъ, это правило нарушается рѣшительно всѣми, и въ самомъ скоромъ времени по отплытіи парохода. Воспользовавшись заблаговременнымъ прибытіемъ, мы подумали прежде всего о томъ, чтобы сколько-нибудь насытить себя во время стоянки парохода, по опыту оставивъ надежду на пользованіе казеннымъ обѣдомъ, который подается какъ разъ въ то время, когда уже почти на всѣхъ пассажирахъ проявляются результаты морскаго плаванія и табль-дотъ почти совершенно пустъ. Не мало труда стоило намъ убѣдить вообще далеко не привѣтливую прислугу парохода -- исполнить наше желаніе и дать намъ какой либо завтракъ, при всѣхъ увѣреніяхъ, что мы заплатимъ за все отдѣльно. Наконецъ, мнѣ удалось получить порцію бифштекса, приготовленнаго, по всей вѣроятности, изъ жаренаго морскаго каната. Я до него такъ и не дотронулся и только усердно пожиралъ икру, смачиваемую лимономъ (своего рода презервативъ).
Суетня на пароходѣ передъ отплытіемъ невообразимая: всѣ спорятъ о мѣстахъ, не досчитываются вещей, устраиваются совсѣмъ не на своихъ мѣстахъ, которыя потомъ съ великимъ огорченіемъ и негодованіемъ вынуждены бываютъ уступить другимъ, дѣти ревутъ, матросы кричатъ,-- надъ головами на чудовищномъ блокѣ поднимаются высоко въ воздухѣ связанные вмѣстѣ сундуки и корзины съ багажемъ, которые потомъ медленно. опускаются въ люки. Время отплытія приближается. Всѣ высыпали на палубу; большинство устраивается тамъ очень комфортабельно въ креслахъ, съ наивною мечтою во все время пути любоваться моремъ. Наконецъ, великанъ-пароходъ вздрагиваетъ, колесо поворачивается, взбивается бѣлая пѣна. Все заколебалось, и мы отходимъ... Погода неблагопріятная, небо сѣрое, туманъ и накрапывающій дождь. Капитанъ, "именно такой человѣкъ, каковымъ онъ и долженъ быть", по описанію Диккенса, "хорошо сложенный, плотный, съ рыжеватой бородой и съ честными свѣтлоголубыми глазами" -- на тревожные распросы пассажировъ успокоительно отвѣчаетъ "сегодня таки будетъ немного качать". Мы удаляемся отъ Одессы. Волненіе порядочное, мелкія суда и шлюпки то и дѣло окунаются въ воду и какъ-бы исчезаютъ тамъ на время.
-- Ну что-же, если такъ, то это еще пустяки.
-- Вы ничего не чувствуете?
-- О, нѣтъ, нисколько!
Таковы разговоры отъѣзжающихъ, геройски размѣстившихся на палубѣ.
Мой пріятель, "персона" и Инезилія совершали эту прогулку неоднократно и говорятъ, что совсѣмъ привыкли къ морю. Они съ любопытствомъ смотрятъ на меня, носами держатся, какъ прикованные, возлѣ стѣнки каюты. Пароходъ мѣрно покачивается,-- но это, увѣряютъ меня, пустая качка, и притомъ не боковая. Вотъ та ужасна. Не проходитъ четверти часа, какъ между разсѣвшимися пассажирами замѣчается нѣкоторое передвиженіе. При желаніи перемѣнить мѣсто, большинство ловитъ руками ближайшую точку опоры и, дѣлая два -- три шага по какой-то кривой линіи, попадаетъ какъ разъ не туда, куда желаетъ, и, къ удивленію сидящаго, на другомъ мѣстѣ пассажира, перемѣщающійся раздавливаетъ его сакъ съ хрупкими предметами, или грузно опускается ему прямо на колѣни. Положеніе ужасное, если вы такимъ образомъ помѣститесь на какой-нибудь очаровательной путешественницѣ. Извиненіямъ нѣтъ конца. Всѣ сознаютъ однако вашу безпомощность и охотно прощаютъ вамъ всякій неловкій шагъ. Но вотъ и самыя геройскія лица начинаютъ блѣднѣть и палуба замѣтно пустѣетъ. Мой пріятель и долго бодрившаяся Инезилія, испытавъ нѣсколько толчковъ и отдавивъ по дорогѣ нѣсколько паръ ногъ, цѣпляясь за всѣхъ спутниковъ, уже спускались въ каюту. Да и я вскорѣ послѣдовалъ за ними. Кто-то по дорогѣ предлагалъ намъ капли, устраняющія всякія послѣдствія качки, но, не успѣвъ исчислить всѣ цѣлебныя свойства капель, онъ стремительно юркнулъ въ какое-то отдѣльное помѣщеніе. Мы размѣстились на диванахъ въ ожиданіи обѣда. Прислуга съ невозмутимою твердостью на этой зыбкой, качающейся, почвѣ разставляла посуду въ какихъ-то деревянныхъ рамкахъ. Медленность, съ которою все это дѣлалось, возмущала душу. Приборовъ ставилась масса, качаніе парохода все увеличивалось, публика то подсаживалась къ столу на привинченныя, но также вертящіяся кресла, то уходила. Впрочемъ, послѣ оглушительнаго звонка и когда была внесена суповая чаша, желающихъ быть, при открытіе обѣда, оказалось до, вольно много. Тогда пароходная прислуга, которая, какъ я былъ увѣренъ, ведетъ какую-то тупую внутреннюю борьбу съ пассажирами, удвоила свою медленность (если могу такъ выразиться) и процессъ разлитія супа довела такимъ способомъ, что уже этотъ одинъ маневръ способенъ былъ убить всякое желаніе вкусить съ пароходнаго стола. Сидя въ выжидательномъ положеніи, за столомъ, вы вмѣстѣ съ своимъ визави чувствуете себя совершенно какъ на двухъ концахъ качающейся доски,-- а такъ какъ я всегда признавалъ качели однимъ изъ варварскихъ развлеченій, то весьма неохотно предавался этому, удовольствію. Обозрѣвая публику, я убѣдился, что громадное большинство, чуть-ли не девять, десятыхъ, уже вставало съ своихъ мѣстъ и поспѣшно удалялось въ каюты, такъ и не дождавшись обѣтованной тарелки супа. Изъ нашей компаніи Инезилія отправилась внизъ прежде всѣхъ, и даже быстрые результаты начатаго, ею морскаго плаванія я въ особенности приписываю тому.пахучему одеколону, который она вздумала нюхать для подкрѣпленія себя и который причинилъ и всѣмъ намъ жесточайшую головную боль. "Персона" избрала благую часть и все время неподвижнымъ пластомъ лежала на своемъ диванѣ, вопреки приведенному выше нелѣпому правилу. Мы съ пріятелемъ крѣпились довольно долго, но сдѣлавшись, по сообщеннымъ другъ другу замѣчаніямъ, желтѣе, лимоновъ, встали изъ за стола и также погребли себя до поры до времени на ближайшихъ диванахъ,-- впрочемъ безъ всякихъ неблаговидныхъ послѣдствій. Мнѣ одному удалось однако изъ всего обѣда хлебнуть двѣ-три ложки холоднаго бульона. Ко второму блюду, какъ я смутно припоминаю, за большимъ табльдотомъ осталось не больше десяти человѣкъ, которые, какъ мнѣ казалось, съ особеннымъ торжествомъ и нескрываемымъ презрѣніемъ смотрѣли на разложенные по диванамъ трупы остальныхъ спутниковъ. Какъ окончился "казенный" обѣдъ, всѣми нами впередъ оплаченный, и какъ за него вторично расплачивались, какъ я потомъ узналъ, нѣкоторые изъ тѣхъ-же гордыхъ смѣльчаковъ, которые на насъ такъ презрительно посматривали,-- мы не видѣли и преблагополучно проспали до самаго вечерняго чая. Этотъ невольный и крѣпительный сонъ окончательно прогналъ головную боль, и мы пили чай совершенно спокойно. Впрочемъ, къ вечеру" Качка значительно уменьшилась, или она не такъ замѣчалась при вечернемъ освѣщеніи. Я поднялся на палубу,-- дождь, лившій въ теченіе Дня, на нѣсколько минутъ пересталъ. Необъятное море казалось очень спокойнымъ, и поверхность его серебрилась луной, проглядывавшей изъ-та ѣучъ; было необыкновенно тепло и пріятно. Вскорѣ послѣ вечерняго чая въ каютахъ наступила тишина, и тогда только непреклонная пароходная прислуга рѣшилась дозволить намъ уже офиціальное лежаніе на диванахъ и были даже предложены постели. Мы опять заснули, послѣ небольшаго антракта, бодрствованія.
Таковы несомнѣнныя прелести морскаго плаванія!
II.
(Отъ Севастополя до Ялты).
Раннимъ утромъ мы подошли къ Севастополю. Всѣ пассажиры были на палубѣ; туманъ и мелкій дождикъ, конечно, портили впечатлѣніе прибытія, и мы довольно равнодушно созерцали историческій городъ и тѣ развалины, которыя, какъ увѣряютъ всѣ описыватели Севастополя, должны непремѣнно, краснорѣчиво говорить сердцу каждаго истинно-русскаго человѣка".-- Я думаю, что это молчаливое краснорѣчіе можетъ только навѣвать грусть. Слѣды разрушенія видны и теперь, и самый памятникъ Лазарева смотритъ въ море какъ то уныло и задумчиво, а за нимъ стоятъ разрушенныя стѣны какой-то казармы. Городъ, конечно, обстроился, не мала красивыхъ зданій,-- все это бѣлѣетъ у ската горъ,-- но много еще мертвеннаго, печальнаго среди этого обновленія. Движенія на улицахъ почти никакого, не смотря на то, что въ день нашего пріѣзда въ городѣ ожидали Великаго Князя Константина Николаевича и городъ имѣлъ праздничный видъ, разукрасился флагами. Мы довольно долго любовались величественной севастопольской бухтой, которая можетъ вмѣщать въ себѣ нѣсколько флотовъ разныхъ флаговъ.
Потомъ рѣшили, не смотря на дождь, ѣхать до Ялты въ экипажѣ, отказавшись отъ дальнѣйшихъ прелестей морскаго плаванія. Я долго на это не соглашался, такъ какъ считалъ себя уже достаточно освоившимся съ моремъ. Что касается морской качки и ея послѣдствій, то, какъ меня увѣрялъ одинъ изъ спутниковъ, ѣхавшій тоже изъ Кіева,-- въ ней нѣтъ ничего особеннаго, тѣмъ болѣе, что такую-же точно качку онъ неоднократно испытывалъ на сушѣ, возвращаясь, напр., изъ какого-нибудь Шато. Однако мы не поддались доводамъ этого сухопутнаго мореплавателя и сошли съ парохода. Въ гостиницѣ Grand-Hôtel мы позавтракали и могу сообщить для свѣдѣнія туристовъ, что хуже этого завтрака нельзя себѣ ничего представить.
Испробовавъ нѣсколько сортовъ отвратительнаго крымскаго вина (съ примѣсью одеколона) и закусивъ достаточно кислаго винограду, мы, не смотря на дождь, пустились въ путь въ полузакрытомъ экипажѣ.
Мы такъ промокли до самаго вечера, когда доѣхали до Байдарской долины, что всѣ красоты природы для насъ не существовали.
Для взоровъ нашихъ, моего и пріятеля,-- всѣ горныя вершины застилались покровами двухъ раскрытыхъ зонтиковъ, которыми мы все время прикрывались, сидя на передней лавочкѣ.
Прозябшіе и измокшіе, мы, какъ до обѣтованной земли, добрались до харчевни, называемой гостиницей, и добрались какъ разъ во время, потому что; за нами то и дѣло подъѣзжали экипажи другихъ путниковъ, но уже не находили мѣста въ гостиницѣ. Замѣчательный типъ -- хозяинъ этого трактирнаго заведенія,-- расторопный парень (великороссъ), недавно, взявшійся за эксплоатацію и не совсѣмъ еще пріобыкшій къ этому дѣлу. Онъ самъ не зналъ, какія цѣны запрашивать за маленькую клѣточку съ скверной постелью, непрестанно суетился, бѣгалъ и пришелъ въ такой неописанный восторгъ отъ наплыва публики, что уже совсѣмъ ни во что не входилъ, а только метался по сторонамъ, втаскиваалъ багажъ вновь пріѣзжающихъ, для которыхъ уже давно не было никакого помѣщенія, потомъ выносилъ; его обратно и все время громко повторялъ про себя, "вотъ такъ публика!-- какая публика! Такой не скоро дождешься. Тамъ одинъ графъ есть, а тутъ князья ѣдутъ... Что за публика!" Такое бѣснованіе очарованнаго трактирщика длилось очень долго, а мы все упрашивали его подать скорѣе заказанный уже часа три тому назадъ ужинъ.
Наконецъ, хозяинъ опомнился и обратилъ на насъ вниманіе, при чемъ торжественно объявилъ, что яичница будетъ подана "на двухъ шипящихъ сковородахъ", извинялся, что онъ еще "вновѣ и при такой публикѣ:,." Дѣло кое-какъ уладилось. Въ результатѣ былъ поданъ неслыханный счетъ за яичницу на двухъ сковородахъ и кратковременный отдыхъ ночью. На наше замѣчаніе о сравнительной величинѣ счета, растерявшійся хозяинъ просилъ насъ "не. обижаться, такъ какъ онъ и съ другихъ тоже вдвое взялъ". Это насъ нѣсколько утѣшило и мы на разсвѣтѣ собрались ѣхать къ Байдарскимъ воротамъ. По дорогѣ мы остановились почти возлѣ самыхъ воротъ около одной импровизированной харчевни, чрезвычайно опрятно содержимой русской бабой. Она угостила насъ прекрасными жареными перепелами и чаемъ. Дождикъ на время пересталъ, туманъ прошелъ, и нашимъ взорамъ вскорѣ открылась великолѣпная панорама, которая дѣйствительно не можетъ не поразить своею красотой и грандіозностью. То, что представляется взорамъ сейчасъ за Байдарскими воротами, не поддается описанію. Дорога, высѣченная на скатѣ высочайшихъ горъ, и подъ нею на право зеленый коверъ кустарниковъ и лѣсовъ, растущихъ на тѣхъ-же скатахъ горъ, причемъ все это спадаетъ въ безграничное море, сливающееся съ горизонтомъ такъ, что и черты предѣльной не замѣтишь. Это безконечная прозрачная стѣна неба и моря, а съ лѣва грозно возвышающіяся громадныя отвѣсныя скалы, на которыхъ также разбросаны деревья и кустарники. На самой вышинѣ этихъ скалъ цѣлыя семейства громадныхъ орловъ рѣзвятся въ высотѣ. Это такая картина величія природы, съ которою трудно сравнить какой либо видъ. Къ этой мѣстности, какъ нельзя болѣе, подходятъ слова поэта, описывавшаго Кавказъ:
И дикъ, и чуденъ былъ вокругъ
Весь божій міръ...
До самой Ялты дорога представляетъ собою непрерывный рядъ мѣняющихся дивныхъ картинъ, и лучшаго путешествія нельзя себѣ и представить. У самого моря богатѣйшіе виды съ причудливыми замками. Дорога спускается все ближе къ морю, наконецъ вы проѣзжаете величественную Оріанду и Царскую Ливадію и передъ вами открывается Ялта во всей своей красѣ.
Городъ Ялта.
Описывать мѣстоположеніе этого дивнаго уголка Крыма, расположеннаго у самаго ската хребта Яйлы къ морю,-- я не стану. Слишкомъ много туристовъ и художниковъ перебывало въ этомъ городѣ и результатомъ этихъ посѣщеній явилась цѣлая масса описаній: картинъ и книжекъ, весьма распространенныхъ въ публикѣ. Ялта растетъ и развивается съ каждымъ годомъ, принимая все болѣе европейскій характеръ, и ничего общаго не имѣетъ, конечно, съ понятіемъ объ уѣздномъ городѣ, каковымъ она числится въ табели городовъ Россійской Имперіи, хотя-бы уже потому, что Ялта освѣщается газомъ, чего не полагается ни въ одномъ изъ уѣздныхъ городовъ. Улицы красивыя, содержатся въ безупречной чистотѣ, мостовая -- превосходный макадамъ,-- много красивыхъ и большихъ зданій и хорошенькихъ дачъ въ видѣ павильоновъ. Ялта въ административномъ отношеніи управляется уѣзднымъ исправникомъ, имѣя также своего полиціймейстера. Заботы о благосостояньи развитіи города съ вышеуказанными властями раздѣляетъ отчасти и городская дума. Головой состоитъ баронъ Врангель,-- весьма дѣятельный и представительный мужчина, въ званіи камергера. Онъ живетъ въ великолѣпномъ дворцѣ, въ центрѣ города, имѣя свой спускъ къ морю и отдѣльную купальню. Къ концу августа въ Ялту съѣзжается много блестящаго и фешенебельнаго монду изъ столицы и другихъ городовъ Россіи и еще больше съѣзжается искателей приключеній и шулеровъ разныхъ школъ и категорій. Вся эта публика пребываетъ въ праздничномъ настроеніи, одѣвается нарядно, разъѣзжаетъ въ красивыхъ ялтинскихъ экипажахъ -- корзинкахъ, или гарцуетъ на выносливыхъ татарскихъ скакунахъ, въ сопровожденіи берейторовъ восточнаго происхожденія, въ ихъ національныхъ, расшитыхъ золотомъ, костюмахъ. Въ настоящій сезонъ, между прочимъ, въ Ялтѣ въ большую моду вошла турецкая феска всѣхъ цвѣтовъ. Голубыя и бѣлыя фески съ большими кистями носятъ и дамы, и нѣкоторымъ амазонкамъ онѣ очень къ лицу.
Большинство пріѣзжихъ изъ зажиточнаго класса населяетъ громадное помѣщеніе центральной ялтинской гостиницы "Россія". Это уже совершенно европейское учрежденіе со всѣми приспособленіями для комфорта пріѣзжихъ. Зданіе прекрасной архитектуры, расположено очень красиво надъ моремъ, имѣетъ много балконовъ и галлерей, выходящихъ въ небольшой и отлично содержимый скверъ. Въ большой ресторанной залѣ, на галлереяхъ и балконахъ, всегда много публики, чистой и щеголеватой: изящный, но простой туалетъ стройной и скромной аристократки, пестроватый и бьющій въ глаза нарядъ жеманно кокетливой провинціалки, приличные jeun homm'ы съ англійской стрижкой, кавалеры съ капулями и проборами, франтоватые купчики, офицеры всѣхъ родовъ оружія, представительные генералы,-- все это пестрѣетъ группами за столиками; слышится оживленный разговоръ на всѣхъ языкахъ и нарѣчіяхъ, постоянный стукъ ножей и тарелокъ, по стаканамъ въ изобиліи разливается крымское вино разныхъ вкусовъ и ароматовъ. Ѣдятъ и пьютъ въ Ялтѣ очень много -- и все это, вѣроятно, больные, пріѣхавшіе держать курсъ винограднаго лѣченія,-- такъ какъ тѣ-же лица, плотно откушавши въ ресторанѣ, потомъ встрѣчаются на улицѣ и у каждаго въ рукахъ непремѣнно мѣшочекъ, или корзинка съ виноградомъ, который они весьма прилежно истребляютъ, стремясь до положеннаго предѣла -- восьми фунтовъ въ день.
Пріѣхавши въ Ялту, мы, конечно, направились прямо къ гостиницѣ "Россія". Пріискать три номера для нашей компаніи было очень не легко. Сколько-нибудь доступные по цѣнѣ номера давно разобраны. Понятно, что при такихъ условіяхъ, каждый, желающій добиться своего, вынужденъ уже совершенно отдавать себя на съѣденіе эксплоатаціи. "Берите, что хотите, но только устройте насъ какъ-нибудь въ Россіи",-- вотъ фраза, которую вы слышите каждый день въ конторѣ "Россіи" изъ многихъ устъ запоздавшихъ пріѣздомъ посѣтителей Ялты. Ну и, конечно, берутъ что угодно и помѣщаютъ, гдѣ и какъ имъ угодно. Одному кіевскому доктору съ семействомъ отвели помѣщеніе въ чистенькой комнатѣ за огромную плату; пріѣхавшій въ Ялту въ день моего отъѣзда разсказчикъ Вейнбергъ, какъ онъ мнѣ сообщилъ, обыкновенно устраиваетъ свою постель на биліардѣ, а днемъ можетъ отдыхать въ "мужской уборной" и за всѣ такія удобства "особыя платы, по соглашенію". Соглашеніе состоитъ въ томъ, что на всякую затребованную плату вы соглашаетесь.
Разсчитывая пробыть не особенно долго на курсѣ ялтинскаго лѣченія, мы, въ свою очередь, согласились сразу на тѣ цѣны, которыя намъ были предложены хозяиномъ, и стали размѣщаться въ отведенныхъ намъ помѣщеніяхъ.
III.
Ялта.-- Лѣченіе и развлеченія.
Основавшись въ гостиницѣ Россія, на другой-же день нашего пріѣзда мы задумались надъ вопросомъ: отъ чего именно намъ лѣчиться и какимъ способомъ? Вопросъ этотъ необходимо было рѣшить какъ можно скорѣе,-- для успокоенія совѣсти, ибо такъ или иначе -- Ялта лѣчебное мѣсто, и зачѣмъ-бы и кто-бы туда не ѣхалъ, а все-таки полѣчиться при случаѣ не мѣшаетъ. Сперва мы имѣли общую консультацію и давали взаимно другъ другу разные совѣты. Съ помощью книжки Караулова и Сосногоровой мы узнали, что въ Крыму двоякаго рода лѣченіе: морскими купаньями и виноградомъ. Изъ означенной книжки мы узнали также, что есть цѣлый рядъ болѣзней, для исцѣленія коихъ полезно морское купанье, какъ-то: "накожныя сыпи, маточныя болѣзни, бѣли, параличи, геморрой, нервныя болѣзни, истерики" и т. п. По счастію, никто изъ нашей компаніи ни однимъ изъ исчисленныхъ недуговъ не страдалъ. Вотъ развѣ истерикой,-- ста ли мы разспрашивать дамъ. "Персона", какъ оказалось, вовсе не знала этой болѣзни и каждую истерику считала притворствомъ. Инезилія, по ея заявленію, имѣла въ жизни двѣ истерики, или два припадка: одинъ, когда ей модистка не принесла во время бальнаго платья, другой,-- на сценѣ, въ какой-то комедіи, гдѣ она, въ сущности, и должна была изображать истерику, но изобразила ее настолько художественно вѣрно, что съ нею сдѣлалась настоящая истерика. Не желая оставлять безъ всякаго вниманія морское лѣченіе, мы рѣшили придраться къ этому случаю и предоставить Инезиліи пользоваться моремъ "отъ истерики". Она сейчасъ-же телеграфировала въ Остенде о высылкѣ ей полнаго купальнаго костюма, по послѣднему фасону, такъ какъ въ Ялтѣ, такой врядъ-ли можно было найти. Виноградное лѣченіе, по тому-же руководству, оказывалось полезнымъ: при катарральномъ состояніи дыхательныхъ вѣтвей, при плевритическомъ эксудатѣ, при камняхъ въ желчныхъ проходахъ и въ печени, при геморроидальныхъ страданіяхъ, ипохондріи, страданіяхъ сердца "и опять таки "при истерикѣ". Провѣряемъ себя, и опять, кромѣ истерики у Инезиліи, другихъ болѣзней не находимъ. Что-же, неужели ей одной лѣчиться и моремъ и виноградомъ отъ двухъ истерикъ? Но болѣе, внимательномъ изученіи предмета, рѣшили, что и намъ можно лѣчиться виноградомъ "отъ ипохондріи". Этой болѣзнью страдаютъ многіе, кіевляне и потому для нихъ поѣздка въ Ялту не безполезна. Порѣшивъ съ вопросомъ о лѣченіи -- для всѣхъ насъ виноградное, а для Инезиліи море и виноградъ, сейчасъ-же отправились по магазинамъ покупать виноградныя сумочки, какъ вещь необходимую. Сумки выбрали очень изящныя -- соломенныя, плетеныя и съ вышитыми шелкомъ надписями: "Jalta". Не довѣряя нашей общей консультаціи, я отправился къ ялтинскимъ медицинскимъ свѣтиламъ. Перебывалъ у троихъ. Результаты слѣдующіе: одинъ призналъ для меня необходимымъ морское лѣченіе, но при этомъ совсѣмъ не прикасаться къ винограду, другой -- только виноградное лѣченіе; третій -- совмѣстно. Каждому заплачено по 3 р., итого 9 р. Не зная, что дѣлать, я, послѣ нѣкотораго раздумья, рѣшилъ слѣдовать прежнему курсу лѣченія -- винограднымъ, перебродившимъ сокомъ, благо за долголѣтнее пользованіе онъ мнѣ особеннаго вреда не принесъ. Зашелъ въ лавочку Бухштаба и сдѣлалъ запасъ: мускатъ секъ, айданиль и рислингъ. Вотъ этотъ самый рислингъ на первыхъ порахъ и обнаружилъ удивительное дѣйствіе и на меня, и на "персону", которая принимала его, по моему совѣту.
Лучшаго слабительнаго, какъ крымскій рислингъ, трудно подыскать. Остальная компанія занялась выборомъ винограда. Тутъ полное разочарованіе: виноградъ всѣхъ сортовъ еще не дозрѣлъ,-- а кислый, и тоже недозрѣлый "Шасля" (самый лѣчебный) отвратительнаго свойства, и тотъ очень дорогъ. Вообще, въ Крыму винограда дешевле 17 к. за фунтъ покупать не приходилось и мы очень жалѣли, что не взяли съ собою отъ Матохина, такъ, пудика два. И дешевле, и лучше.
Правильное лѣченіе виноградомъ состоитъ въ томъ, чтобы начинать съ одного фунта въ день и, прибавляя по полуфунту, дойти до 8 ф. Намъ передавали случай съ одною духовной особой, которая, не зная этой нормы, закупила у татарина пудъ винограду и, запершись въ своемъ номерѣ, покончила это количество въ одинъ день, а на другой день, безъ всякихъ послѣдствій, собиралась приступить къ истребленію втораго пуда, но была остановлена изумленнымъ татариномъ.
И такъ, лѣченіе пошло своимъ чередомъ. Результатъ его -- впереди.
Жизнь наша, какъ и прочихъ кургастовъ, потекла правильно и однообразно. Утромъ кофе на балконѣ гостиницы. При этомъ легкій разговоръ о ночныхъ событіяхъ, о новыхъ номерныхъ сосѣдствахъ и невинныя наблюденія надъ успѣхами княжны Мери (очень интересная брюнетка, которую мы такъ прозвали), окончательно покорившей сердце красиваго армейскаго капитана съ прекрасными баками и правильнымъ капулемъ на головѣ. Потомъ слѣдуютъ виноградныя и морскія леченья. Далѣе обильный завтракъ,-- а тамъ поѣздки по окрестностямъ, что составляетъ главную прелесть ялтинскихъ развлеченій. Богатый, но услужливый и очень любезный, татаринъ Салметъ, который видалъ на своемъ вѣку виды, ѣздилъ съ какою-то вдовой въ Парижъ, говоритъ по французски, имѣетъ множество экипажей и лошадей,-- былъ нашимъ поставщикомъ и онъ-же, въ видѣ особаго почета, сопровождалъ насъ самолично на эти прогулки, гарцуя на своемъ иноходцѣ. ѣздили мы такъ: пріятель и Инезилія верхами. Надо замѣтить, что Инезидія оказалась весьма граціозной и бойкой амазонкой и во всякомъ случаѣ обнаруживала больше храбрости на лошади, нежели на пароходѣ. Предпочитая спокойствіе и безопасность, мы съ "персоной" усаживались въ спокойномъ ландо въ видѣ корзинки,-- необыкновенно удобномъ и пріятномъ экипажѣ. Осмотрѣли мы все, что можно было видѣть: и Оріанду, и Алупку съ знаменитыми мавританскими дворцами, и верхнюю, и нижнюю Массандры, и Магарачъ, и въ Алуштѣ, и въ Гурзуфѣ побывали. Все это очень живописно и красиво, природа изумительная, дороги превосходныя,-- но все это давно описано туристами -- художниками въ мельчайшихъ подробностяхъ. Замѣчу только, что въ Гурзуфѣ,-- имѣніи г. Губонина,-- намъ удалось увидать и самихъ владѣльцевъ этого райскаго уголка. Въ какой-то пьесѣ г. Потѣхина, какъ всѣ утверждаютъ, выведено это семейство милліонера, и потому для любителей, играющихъ въ нашемъ драматическомъ обществѣ, не безынтересно съѣздить въ Гурзуфъ, хотя-бы для изученія болѣе подходящей для этихъ типовъ гримировки. Тамъ-же мы видѣли могучій древній кипарисъ съ вырѣзками на немъ, сдѣланными рукою Пушкина. Относительно крымской природы могу сдѣлать одно замѣчаніе: нельзя не подивиться, что при такой роскошной растительности, всѣ эти мѣста совершенно безжизненны и какъ-бы вовсе невѣдомы пернатому царству: птицъ мы совсѣмъ не видѣли..
Послѣ прогулокъ не малое развлеченіе доставляетъ кургастамъ обѣдъ въ той-же знаменитой "Россіи". Всѣ принаряжены, за столиками шумный разговоръ и крымское вино обильною струею льется по стаканамъ. Кормятъ очень недурно, а берутъ не особенно дорого. Послѣ нѣкотораго отдыха, вслѣдъ за обѣдомъ, большинство спѣшитъ къ берегу моря и разсаживается на скамьяхъ,-- "надъ прибоемъ". Это удовольствіе совершенно особеннаго рода: смотрѣть, какъ издалека бѣгущія волны разбиваются у вашихъ ногъ, обдаютъ васъ пѣной и брызгами. Многіе находятъ въ этомъ зрѣлищѣ особенную прелесть, находятъ, что этотъ самый прибой волнъ приводитъ въ какое-то особенное настроеніе душу и сердце человѣка: хочешь чему-то отдаться, броситься куда-то,-- забыть все окружающее и т. д. Не даромъ поэты всегда любили сидѣть у моря и бесѣдовать съ волнами. Влюбленнымъ сидѣніе "надъ прибоемъ" доставляетъ, повидимому, большое наслажденіе; здѣсь также представляется случай кокетливой барынѣ выставить свою изящную ножку и какъ-бы дразнить ею морскія волны (?). Сидя неподалеку отъ одной парочки, я подслушалъ, между прочимъ, слѣдующее восторженное признаніе отъ него къ ней.
Хотѣлъ-бы быть небомъ,
Чтобъ синимъ покровомъ
Тебя отъ людей схоронить!
Хотѣлъ-бы быть Богомъ,
Чтобъ властью и словомъ
Заставить себя полюбить.
Хотѣлъ-бы быть моремъ,
Чтобъ бурной волною
Въ пучинѣ тебя утопить! и т. д.,
Желаніямъ поэта, повидимому, не было конца, да оно и понятно, когда глядишь на безконечное море!... Вечеромъ охотно посѣщается маленькій ялтинскій театръ, гдѣ, въ угоду вкусу публики и вѣянію времени, царитъ гаже вездѣсущая оперетка, подъ дирекціей г. Новикова. При жалкой обстановкѣ и двухъ -- трехъ безголосыхъ хористахъ,-- это, конечно, пародія на оперетку,-- но все это выкупается лицезрѣніемъ своего рода опереточной дивы г-жи Соковниной. Болѣе Эффектную исполнительницу мнѣ рѣдко приходилось встрѣчать на нашихъ сценахъ и мнѣ вполнѣ понятны восторги, вызываемые каждымъ ея появленіемъ на сценѣ въ сердцахъ всѣхъ лѣчащихся и недолѣчившихся.
При такой обольстительной внѣшности, г-жа Соковнина очень мило играетъ; въ ней много бойкости, шику и изящества. Голосокъ очень небольшой, но распоряжается она имъ превосходно. Костюмы отличаются роскошью и вкусомъ. Словомъ, такая дива, какъ г-жа Соковнина, надѣлала бы не мало чудесъ и въ Кіевѣ, гдѣ мы многому надивились.
Наконецъ, еще развлеченіе чисто свѣтскаго свойства: танцовальные вечера по субботамъ, въ той же ялтинской Россіи. Вечера эти отличаются совершенною "комильфотностью и бонтономъ", выражаясь языкохмъ Ивана Александровича;-- сдается мнѣ, что это своего рода выставки невѣстъ, привезенныхъ въ Ялту изъ разныхъ концовъ Россіи. На послѣднемъ вечерѣ я замѣтилъ двухъ, трехъ барышень весьма невредныхъ,-- а въ особенности одну изящную, стройную шатенку въ простомъ закрытомъ платьѣ crêpe de chine. На томъ-же вечерѣ Инезилія танцовала въ первой парѣ съ очень ловкимъ дирижеромъ танцевъ, дерзнувшимъ однако явиться въ сюртукѣ при бѣлыхъ перчаткахъ.
Подъ звуки штраусовскаго вальса я разсчитался въ гостиницѣ, съ тѣмъ, чтобы на другое утро отплыть домой.
Сентябрь 1884 г.