Я начал писать стихи в тридцать лет. Вот одно из моих первых стихотворений, нигде не напечатанное. Привожу его со всеми его недостатками и с его бедными, неловкими рифмами.
Когда пред пестрою столицей,
Где суетно кишит народ,
Процессия с печальной колесницей
Змеею черною ползет,
Тогда, смутясь о нашей доле,
На гроб косимся поневоле
И с горькой думаем тоской:
"Придет, придет и наше время!.."
А гроб качается немой;
Свое таинственное бремя
Угрюмо лошади везут.
Кругом шумят дела земные
И, молча, до поры живые,
За мертвым смертные идут.
Друзьям, оставшимся в неведении света,
Мертвец не выскажет, хотя он и узнал,
Ошибся ли великий ум поэта,
Который пламенно вещал:
"Со смертию для нас кончается не все,
Могила чудное есть жизни продолженье:
Живя, мы думаем, что падаем в нее, --
Умрем -- возносимся на небо в изумленьи" {*}.
Простятся навсегда родные с "отошедшим",
Как каждый миг прощаются они
С своим исчезнувшим прошедшим...
Пройдут года, а для иного -- дни,
Цветущею иль темной полосою --
И лягут все они
Под тою же холодною землею,
Куда, с растерзанной душою,
Напрасно истощив сердечные мольбы,
Они покойного, как жертву опустили...
И памяти людской не подарят могиле
Ни надписи, ни плиты, ни столбы...
Поэтому, когда пред пестрою столицей,
Где суетно кишит народ,
Процессия с печальной колесницей
Змеею черною ползет, --
Забудьте, знатные, свое великолепье,
Богатые -- свой блеск и нищие -- отрепье,
И ты, озлобленный, из сердца удали
Глухую ненависть и черные проклятья, --
И вспомните на миг, что все мы люди -- братья,
Что всех равно примут широкие объятья,
Объятья матери-земли.
{*У В. Гюго это сказано удивительно в двух стихах: "C'est un prolongement sublime que la tombe: On y monte, étonné d'avoir cru qu'on y tombe". Могила -- всего лишь божественное продолжение: Мы возвышаемся до нее, Удивляясь себе, считавшим, что в нее сходят (фр.).}