Что надо делать? Что важнее всего? Чем можно расплатиться за право жизни?
Ребенком я чувствовал радость, когда мне удавалось исполнить приказание старших: выучить трудный урок, сделать всякую заданную мне работу. Каждый раз я испытывал счастье заслуженной свободы.
Я вырос. Стал прислушиваться к внутреннему голосу. Старался, чтобы этот внутренний голос дозволял мне блаженный роздых, отпускал на какой-нибудь праздник после труда. Словом, в нашем сердце есть невыразимая и неиссякающая потребность в "субботе". Но как ее заслужить?
Еврейскую субботу Розанов истолковал как невесту, как женщину. Возьмите ее шире -- как радость и красоту вообще. Без этого роздыха жить нельзя. Всякая тварь тащится сквозь горе, отчаяние, недуги, труд, в надежде иметь хоть еще раз в будущем просвет -- дожить до чудесной весны, испытать умиленное созерцание ярких зрелищ жизни, согреть одинокое сердце трепетом поцелуя. Работаешь, суетишься, болеешь, исполняешь усердно то, что тебе предназначено, а все-таки про себя думаешь, что главная цель -- где-то впереди, и эта важнейшая цель -- какое-то счастье. Не отнимайте его у человека!
XXXI
Только тот достоин жизни,
Кто на смерть всегда готов.
Я встретил это неизвестное мне двустишие в газете. Подписано: "Солдатская песня". Ну, конечно. Вероятно, слову "жизни" рифмует "отчизне". Надо воспитать войско в готовности отдавать жизнь за родину.
Сознаюсь, что я не готов к смерти. То есть, готов, потому что вижу перед собою естественный предел, и жду, но... Как это ни странно, юность гораздо ближе к смерти, нежели старость. Юность относится к смерти интимнее, свободнее, легче. Молодому кажется: "Не может быть, чтобы то, что я вижу, было все... Есть еще нечто, кроме жизни". Но старик свыкается с землею, держится за нее поневоле... Жалкое чувство!
Гениальнее всех определил смерть Достоевский: "встреча с Богом"... Испробуйте!..
Один генерал, заговорив со мною о смерти, сказал: "Неприятно менять известное на неизвестное..." И ведь правда!
Великий Пушкин писал:
Но не хочу, о други, умирать,
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать.
Один только Лермонтов искренне презирал жизнь, как бы щеголяя своим превосходством над нею, и швырнул ее от себя прочь, "comme un morceau de boue" {"как комок грязи" (фр.). } из-за пустяшной ссоры.
В настоящую минуту "фанатики" революции умирают удивительно. Молодые, цветущие, они идут на убийство и смерть, как на пир. Нарядные, неколебимые. Пусть их называют "фанатиками". Но ведь эта международная кличка придумана людьми только для того, чтобы отделаться от явления неприятного. А все же несомненно, что "фанатики" увлекаются всею душою чем-то для них более ценным, нежели жизнь. Невольно, оставаясь живым, чувствуешь себя мелким перед ними. Конечно, у них была в сердце какая-то великая радость, нам недоступная. Множество из них погибло без имени, полудетьми...
Как во всем, я и здесь чувствую веление жизни. Жизнь внушает им бред счастья в самой гибели. Пускай для них это будет обман. Зато для жизни это необходимость. Иначе ей нельзя обновляться...
XXXII
Жемчуг считается зловещим подарком, приносящим горе. Таков и дар поэзии, дар искусства. Подобно жемчугу, он есть не что иное, как чарующая нас болезнь измученной души.
XXXIII
Переживание других, в особенности сверстников, становится постыдным. Чувствуешь, что задержался без всякого права, случайно и не надолго. Ждешь казни, как в тюрьме -- за какое-то тягчайшее преступление, не могущее вызвать никакой пощады, -- хотя его не совершал...
Такова гибель каждой души.
Что же сделают те новые люди, которые народятся после нас и тоже умрут?
Они будут за что-то бороться. Что-то завоюют. Куда-то подвинутся вперед. Насколько?
А вдруг человечество прорвет запретную черту! Найдет средства улетать вверх от земли, отправится обозревать иные миры, найдет секрет узнать весь космос... Ведь человечество божественно. Оно сродни Богу. Поймут ли, наконец, эти твари своего Творца? Найдут ли Его? Что скажут они друг другу? Скажут... Но разве у Бога есть язык? Однако же, "Слово -- Бог". Но если даже скажут?.. К чему же тогда существовали мы, прежние, слепые, перенесшие столько неизреченных терзаний?!..
Нет! Тайна остается непроницаемою.
XXXIV
Провидение. Предопределение. Эти слова существуют спокон века. У одного журналиста я нашел более верную форму для того же понятия: "таинственное руководительство судьбы". Да! Во всех общественных и личных делах я его чувствовал. Немногим дано его предусмотреть.
XXXV
За горести рок не кляни,
За радости будь благодарен.
XXXVI
Мы живем не для себя и не для ближних, и даже не для той работы, к которой пригодны, -- все мы живем Бог весть для чего.
XXXVII
Старики подобны террористам. Чуть ли не каждый день они читают известия, что тот или другой из них казнен. И поневоле они должны быть храбрыми. Но... какая бесплодная храбрость!
XXXVIII
Ог. Конт признавал своим Божеством Человечество. Но что же такое человечество? Жалкое стадо, бичуемое судьбою. И это Бог?!..
XXXIX
Великие, т.е. новые, озаряющие мысли, приходят людям туго, на далеких расстояниях, в виде исключения.
Не помню кому, кажется Спенсеру, принадлежит удивительное сравнение -- приблизительно такое:
Мы так же бессильны вообразить себе Бога, как часы -- своего творца, чел о века. Часы неизбежно должны думать о круге, о стрелках, пружине или гирях, о маятнике и бое. Они никак не могут вообразить себе человека таким, каков он есть. Мозг, совесть, язык, глаза -- все это для них недоступно и нелепо. А вот, подите же, человек все это имеет... Куда же нам до Бога?!
XL
Одно из самых обидных и мучительных ощущений старости. Вы убеждаетесь, наконец, с достоверностью, что бесконечная, пестрая и любопытная картина истории опускается пред вами за горизонт. Другие увидят... Что же дальше?!..
XLI
Иногда мне думается, что создание человека было уже безумием Природы. Все, что ниже человека, можно еще назвать простительною прихотью Творца. Камни, травы, цветы, деревья, насекомые, рыбы, звери -- их смутное существование похоже на сон. Во сне и мучения и радости поверхностны. Всякие нелепости принимаются просто. Нет ни малейшей критики того, что происходит.
Но дать материи Сознание, Мысль -- это уже либо преступление, либо безумие (конечно, только по нашим, заранее вложенным в нас понятиям). И еще ужас, еще пытка! Мы чувствуем ограниченность наших способностей.
Нам сказано: во всем, что есть материя, вы можете добиваться величайших открытий. Здесь вам никаких границ не указано. Один только пустяк вам на веки вечные запрещен: никто и никогда не узнает, что делается с человеком после смерти. Это вот и есть запретное яблоко в раю... Каждый ребенок соображает, что ведь яблоко пустяк, но какие страшные, несправедливые горести наступают за ослушание!..
Скажут: после смерти ничто. О, если бы это было несомненно. Ведь еще Гамлет сказал: кто бы тогда не покончил с собой? Или: после смерти блаженство. Тем более!.. Но даже если после смерти хуже. Известен рассказ о старухе, которую вынули из петли. Она была недовольна и сказала, что снова будет вешаться. Ей возразили: "Дура ты! А если на том свете хуже?" Она, не колеблясь, ответила: "Я и там повешусь"...
Да. Но поди доищись, довешайся до счастья!..