Фантастическій разсказъ
(переводъ съ англійскаго).
Съ тѣхъ поръ, какъ я завелся собственнымъ хозяйствомъ, сестра моя Летти жила со мною. Она у меня хозяйничала до моей женитьбы. Теперь она неразлучна съ моей женой, и дѣти мои обращаются къ своей милой тетѣ за совѣтомъ, утѣшеніемъ и помощью во всѣхъ своихъ маленькихъ невзгодахъ и затрудненіяхъ. И однако же, не смотря на то, что она окружена любовью и удобствами жизни,-- съ лица ея не сходитъ грустное, сосредоточенное выраженіе, которое приводитъ въ недоумѣніе знакомыхъ и огорчаетъ родныхъ. Что же этому за причина? несчастная любовь? Да -- все та же старая исторія. Сестрѣ не разъ представлялись выгодныя партіи, но, лишившись предмета своей первой любви, она уже никогда не позволяла себѣ мечтать о томъ, чтобы любить и быть любимой.
Джорджъ Мэзонъ приходился женѣ моей двоюроднымъ братомъ; онъ былъ морякъ. Они съ Летти встрѣтились на нашей свадьбѣ и влюбились съ перваго взгляда. Отецъ Джорджа тоже былъ морякомъ и особенно отличался въ Арктическихъ моряхъ, гдѣ онъ участвовалъ въ нѣсколькихъ экспедиціяхъ, предпринятыхъ для отысканія сѣвернаго полюса и сѣверо-западнаго прохода. Я, поэтому, не удивился, когда Джорджъ по собственной охотѣ вызвался служить на "Піонерѣ", который снаряжался на поиски за Франклиномъ и его потерянными товарищами. Будь я на его мѣстѣ, едва-ли бы я устоялъ противъ обаянія подобнаго предпріятія. Летти это, разумѣется, не нравилось; но онъ успокоилъ ее увѣреніемъ, что моряковъ, добровольно просившихся въ арктическую экспедицію, никогда не теряютъ изъ вида, и что онъ такимъ образомъ въ два года уйдетъ дальше въ своей карьерѣ, чѣмъ ушелъ бы въ двѣнадцать лѣтъ простой службы. Не могу сказать, чтобы сестра и тутъ искренно помирилась съ его рѣшеніемъ, но она перестала спорить; только облако, теперь не покидающее ея лица, но рѣдко являвшееся въ ея счастливой молодости, иногда стало пробѣгать по чертамъ ея, когда она думала, что никто ея не видитъ.
Младшій братъ мой, Гэрри, въ то время учился въ академіи художествъ. Теперь онъ составилъ себѣ нѣкоторую извѣстность, но тогда еще только начиналъ, и, какъ всѣ начинающіе, задавался всякими фантазіями и теоріями. Одно время онъ бредилъ венеціанской школой, а у Джорджа была красивая голова итальянскаго типа -- онъ и написалъ съ него портретъ. Портретъ вышелъ похожъ, но какъ художественное произведеніе -- весьма посредственъ. Фонъ былъ слишкомъ теменъ, а морской мундиръ слишкомъ ярокъ, такъ что лицо черезъ чуръ уже рельефно выдѣлялось бѣлизной. Поворотъ былъ въ три четверти, но вышла одна только рука, опиравшаяся на рукоять кортика. Вообще, какъ Джорджъ самъ говорилъ, онъ на этомъ портретѣ скорѣе походилъ на командира венеціанской галеры, чѣмъ на современнаго лейтенанта. Летти, впрочемъ, осталась вполнѣ довольна -- о художественности она очень мало заботилась, лишь бы сходство было. И такъ, портретъ съ подобающимъ уваженіемъ былъ вставленъ въ раму -- ужасно массивную, заказанную самимъ Гэрри -- и повѣшенъ въ столовой.
Приближалось время разлуки. "Піонеръ" только ждалъ послѣднихъ инструкцій. Офицеры перезнакомились между собою. Джорджъ очень сошелся съ лекаремъ Винсентомъ Гривомъ, и, съ моего разрѣшенія, раза два привозилъ его къ намъ обѣдать. Правду сказать, онъ мнѣ съ перваго взгляда не особенно понравился, и я почти пожалѣлъ, что пригласилъ его. Это былъ высокій, блѣдный молодой человѣкъ, блондинъ, съ довольно грубыми, рѣзкими чертами шотландскаго типа, съ холодными сѣрыми глазами. Въ выраженіи лица его тоже было что-то непріятное -- не то жестокое, не то хитрое, а вѣрнѣе и то и другое вмѣстѣ. Мнѣ, между прочимъ, показалось весьма неделикатно съ его стороны, что онъ не отходилъ отъ Летти, во всемъ предупреждалъ Джорджа,-- однимъ словомъ, явившись въ домъ въ качествѣ пріятеля ея жениха, просто открыто ухаживалъ за нею. Джорджу это, кажется, тоже, не нравилось, но онъ приписывалъ эту безтактность незнанію свѣтскихъ приличій -- и молчалъ. Летти была крайне недовольна: ей хотѣлось передъ разлукой какъ можно больше быть съ Джорджемъ; но, чтобы его не огорчать, она терпѣла и тоже молчала.
Самому Гриву очевидно изъ голову не приходило, чтобы онъ велъ себя не такъ, какъ слѣдуетъ. Онъ былъ вполнѣ веселъ и счастливъ. Только портретъ почему-то тяготилъ его. Когда Гривъ въ первый разъ увидѣлъ его, то слегка вскрикнулъ, а когда его за обѣдомъ посадили прямо напротивъ портрета, онъ замялся, съ явной неохотой сѣлъ, но тотчасъ опять всталъ.
-- Я не могу сидѣть напротивъ этого портрета, пробормоталъ онъ,-- я самъ знаю, что это ребячество, но не могу. Это одинъ изъ тѣхъ портретовъ, глаза которыхъ точно слѣдятъ за вами, куда ни повернитесь, а я отъ матери унаслѣдовалъ отвращеніе къ подобнымъ портретамъ. Она вышла за мужъ противъ воли отца, и когда я родился, была при смерти больна. Когда она настолько поправилась, что могла говорить связно, безъ бреда,-- она умоляла всѣхъ убрать висѣвшій въ ея комнатѣ портретъ моего дѣда, увѣряя, что онъ грозно смотритъ на нее, хмурится и шевелитъ губами. Суевѣріе ли это, или темпераментъ, только я не терплю подобныхъ портретовъ.
Джорджъ кажется счелъ эту выходку своего пріятеля за хитрость, чтобы получить мѣсто рядомъ съ Летти, но я видѣлъ испуганное выраженіе его лица и не могъ не повѣрить его словамъ. Прощаясь съ ними вечеромъ, я вполголоса, больше въ шутку, спросилъ Джорджа, приведетъ ли онъ опять къ намъ своего новаго друга. Онъ весьма энергично отвѣтилъ, что нѣтъ, потому что Гривъ очень милъ въ мужской компаніи, но въ дамскомъ обществѣ не умѣетъ себя держать.
Но зло было уже сдѣлано. Винсентъ воспользовался тѣмъ, что былъ представленъ намъ,-- и сталъ приходить чуть не каждый день, чаще даже Джорджа, которому, по долгу службы, приходилось проводить большую часть времени на кораблѣ, тогда какъ Гривъ, закупивъ и уложивъ всѣ нужныя аптечныя снадобья, былъ совершенно свободенъ. Въ послѣдній его визитъ, на канунѣ выхода въ море " Піонера ", Летти прибѣжала ко мнѣ сильно разстроенная: онъ имѣлъ нахальство объясниться ей въ любви! Онъ сказалъ, что знаетъ о ея помолвкѣ за Джорджа, но что это не мѣшаетъ влюбиться въ нее и другому, что отъ любви такъ же точно нельзя уберечься, какъ отъ лихорадки. Летти строго, съ высоты своего величія осадила его, по онъ объявилъ, что, по своему мнѣнію, не дѣлаетъ ничего предосудительнаго, высказывая ей свою любовь, хотя и безнадежную.
-- Мало-ли что можетъ случиться, сказалъ онъ въ заключеніе,-- отъ чего можетъ не состояться ваша свадьба; тогда вы вспомните, что васъ любитъ другой.
Я очень разсердился и хотѣлъ самъ объясниться съ этимъ фатомъ; но Летти сказала, что она его уже выпроводила изъ дома, и просила не говорить ничего Джорджу, чтобы не дошло до ссоры и чего добраго -- дуэли. Джорджъ пріѣхалъ въ тотъ же вечеръ и просидѣлъ до разсвѣта, когда ему пришлось разстаться и отправиться на корабль. Проводивъ его до дверей и еще разъ пожавъ ему руку, я воротился въ столовую, гдѣ бѣдная Летти рыдала на диванѣ.
Я невольно вздрогнулъ, взглянувъ на портретъ, висѣвшій надъ нею. Страннымъ, сумрачнымъ свѣтомъ занимавшейся зари едва-ли можно было объяснить чрезвычайную блѣдность лица. Подойдя ближе, я замѣтилъ, что оно покрыто влагою, и подумалъ, что вѣрно Летти въ первомъ припадкѣ горя бросилась цѣловать портретъ милаго, и что влага эта -- слѣды ея слезъ. Долго спустя я какъ то подшутилъ надъ нею по этому поводу -- и тутъ только узналъ, что ошибся. Летти торжественно объявила, что портрета не цѣловала.
-- Вѣроятно лакъ напотѣлъ, замѣтилъ Гэрри. Тѣмъ и кончилось, потому что я промолчалъ; но я, хотя и не художникъ, зналъ очень хорошо, что лакъ совсѣмъ не такъ потѣетъ.
Летти съ дороги получила два письма отъ Джорджа. Во второмъ онъ писалъ, что едва ли теперь скоро удастся подать о себѣ вѣсть, потому что они забираются въ очень высокую широту, куда не заходятъ торговыя суда, а только однѣ ученыя экспедиціи. Всѣ, по его словамъ, были веселы и здоровы, льду пока встрѣчалось мало, и Гривъ сидѣлъ безъ дѣла, потому что никто еще даже не хворалъ.
За этимъ письмомъ послѣдовало долгое молчаніе -- прошелъ цѣлый годъ, безконечный для бѣдной Летти. Разъ только мы читали замѣтку объ экспедиціи въ газетахъ -- все обстояло благополучно. Прошла еще зима -- наступила опять весна, ясная, благорастворенная, какою иной разъ бываетъ она даже угрюмыхъ, измѣнчивыхъ сѣверныхъ климатахъ.
Однажды вечеромъ мы сидѣли въ столовой у раскрытаго окна. Хотя мы давно перестали топить, въ комнатѣ было такъ душно, что мы съ жадностью вдыхали вечернюю прохладу. Летти работала; она, бѣдненькая, никогда не роптала, но очевидно тосковала по Джорджу. Гэрри стоялъ, на половину высунувшись изъ окна, и любовался при вечернемъ освѣщеніи фруктовыми деревьями, которыя были уже въ полномъ цвѣту. А сидѣлъ у стола, и, при свѣтѣ лампы, читалъ газету. Вдругъ въ комнату пахнулъ холодъ. Это былъ не вѣтеръ, потому что оконный занавѣсъ даже не шевельнулся. Просто вдругъ сдѣлалось холодно -- и сейчасъ-же опять прошло. Летти, какъ и меня, пробралъ ознобъ. Она взглянула на меня.
-- Какъ странно -- вдругъ холодомъ обдало! сказала она.
-- Это маленькій образчикъ погоды, которою наслаждается бѣдный Джорджъ у полюса, отвѣтилъ я съ улыбкой.
Въ то-же время я невольно взглянулъ на портретъ -- и онѣмѣлъ, кровь хлынула къ сердцу, и недавній холодъ замѣнился ощущеніемъ горячечнаго жара... На столѣ, какъ я уже говорилъ, горѣла лампа, чтобъ мнѣ можно было читать; но солнце только еще заходило -- и въ комнатѣ далеко не было темно. А ясно видѣлъ ужасную перемѣну, происшедшую съ портретомъ; это была не фантазія, не обманъ чувствъ: вмѣсто головы и лица Джорджа, я увидѣлъ обнаженный, осклабляющійся черепъ, съ темными впадинами глазъ, бѣлыми зубами, голыми скулами -- какъ есть, мертвая голова! Не говоря ни слова, я всталъ, и пошелъ прямо къ портрету. По мѣрѣ того какъ я приближался, мнѣ точно застилало глаза туманомъ, а когда подошелъ совсѣмъ близко -- я увидѣлъ уже лицо Джорджа. Адамова голова исчезла.
-- Бѣдный Джорджъ! проговорилъ я безсознательно.
Летти подняла голову. Мой тонъ испугалъ се -- выраженіе лица моего не успокоило ея.
-- Что это значитъ? Ужъ не слыхалъ ли ты чего? О, Робертъ, ради Бога, скажи!
Она встала, подошла ко мнѣ, и положивъ руку на мою руку, умоляющими глазами смотрѣла на меня.
-- Нѣтъ, душа моя, сказалъ я: -- откуда-же мнѣ слышать? Мнѣ только невольно припомнились всѣ труды и лишенія, которые ему приходится терпѣть. Мнѣ напомнилъ этотъ холодъ....
-- Какой холодъ? спросилъ Гэрри, тѣмъ временемъ отошедшій отъ окна.-- Что это вы толкуете? Этакій вечеръ, а они -- холодно! Лихорадка у васъ, что ли?
-- Мы оба съ Летти почувствовали сію минуту сильный холодъ. А ты?
-- Ничего не чувствовалъ!.. а мнѣ, кажется, ближе-бы -- я стоялъ на три четверти высунувшись изъ окна.
-- Какое сегодня число? спросилъ я, еще съ минуту подумавъ, какъ странно, что этотъ холодъ только пронесся но комнатѣ -- точно въ самомъ дѣлѣ повѣялъ прямо съ полюса, и находился въ связи съ замѣченнымъ мною сверхъ-естественнымъ явленіемъ.
-- 23-е, отвѣчалъ Гэрри, взглянувъ на нумеръ газеты.
Когда Летти вышла изъ комнаты, я разсказалъ Гэрри, что я видѣлъ и чувствовалъ,-- и просилъ его записать число, опасаясь, не случилось ли чего съ Джорджемъ.
-- Записать -- запишу, сказалъ онъ, вынимая памятную книжку:-- только у васъ съ Летти или желудки разстроены, или приливъ крови къ головѣ -- что-нибудь въ этомъ родѣ.
Я конечно не сталъ съ нимъ спорить. Летти немного погодя прислала сказать, что ей не совсѣмъ здоровится и что она легла въ постель. жена моя вошла и спросила, что случилось.
-- Не слѣдовало сидѣть съ раствореннымъ окномъ, сказала она.-- Вечера хотя и теплые, но ночной воздухъ иногда вдругъ проберетъ холодомъ. Во всякомъ случаѣ, Летти должно быть сильно простудилась: ее знобитъ.
Я не пускался въ объясненія, тѣмъ болѣе что Гэрри очевидно склоненъ былъ подтрунивать надо мною, за мое суевѣріе; но позже вечеромъ, оставшись одинъ съ женою въ нашей комнатѣ, я разсказалъ ей все, что было, и высказалъ ей мои опасенія. Это ее сильно встревожило, и я почти раскаялся, что сказалъ ей.
На слѣдующее утро Летти было лучше -- и такъ какъ никто изъ насъ болѣе не упоминалъ о случившемся, то вчерашнее происшествіе какъ-будто забылось, но съ того вечера я постоянно поджидалъ дурныхъ извѣстій. Наконецъ предчувствіе мое сбылось.
Однажды утромъ, я только что сходилъ въ столовую къ завтраку, какъ раздался стукъ въ дверь, и Гэрри вошелъ -- противъ заведеннаго порядка, потому что онъ утра проводилъ у себя въ мастерской и заходилъ къ намъ обыкновенно только вечеромъ но дорогѣ домой. Онъ былъ блѣденъ и взволнованъ.
-- Летти еще нѣтъ здѣсь? спросилъ онъ, и не дождавшись отвѣта, сдѣлалъ новый вопросъ:-- какую газету ты получаешь?
-- "Daily News", отвѣчалъ я:-- почему ты спрашиваешь?
-- Летти навѣрное еще не выходила изъ своей комнаты?
-- Нѣтъ.
-- Слава Богу. Посмотри!
Онъ вынулъ изъ кармана газету и подалъ мнѣ, указавъ на коротенькій параграфъ. Я понялъ въ чемъ дѣло, какъ только онъ спросилъ о Летти.
Параграфъ былъ съ заглавіемъ: Несчастный случай съ однимъ изъ офицеровъ на "Піонерѣ". Въ немъ говорилось, что, по извѣстіямъ полученнымъ въ адмиралтействѣ, экспедиція не отыскала пропавшихъ, но напала на слѣдъ ихъ. По недостатку запасовъ ей пришлось воротиться, но командиру хотѣлось, лишь успѣютъ сдѣлать нужныя поправки, опять пойти по найденнымъ слѣдамъ. Далѣе говорилось, что "несчастный случай лишилъ экспедицію одного изъ лучшихъ офицеровъ, лейтенанта Мэзона, который упалъ съ ледяной горы и убился до смерти, отправившись на охоту съ докторомъ. Его всѣ любили, и смерть его навѣяла тоску на эту горсть безстрашныхъ изслѣдователей."
-- Въ "Daily News" слава Богу еще нѣтъ, сказалъ Гэрри, пробѣжавъ нумеръ, пока я читалъ:-- но тебѣ надо будетъ остерегаться, чтобъ не попало ей въ руки, когда будетъ напечатано -- чего не миновать рано или поздно.
Мы взглянули другъ на друга со слезами въ глазахъ.
-- Бѣдный Джорджъ! бѣдная Летти! вздохнули мы.
-- Но надо-же будетъ когда-нибудь сказать ей, проговорилъ я погодя.
-- По неволѣ, возразилъ Гэрри:-- но это убьетъ ее, если она узнаетъ такъ вдругъ. Гдѣ твоя жена?
Она была въ дѣтской, но я послалъ за нею и сообщилъ ей недобрую вѣсть.
Она старалась подавить свое волненіе ради бѣдной Летти, но слезы текли но ея щекамъ, несмотря на всѣ ея усилія.
-- Какъ рѣшусь я сказать ей? повторила она.
-- Тише! произнесъ Джорджъ, схвативъ ее за руку и взглядывая на дверь.
Я обернулся: на порогѣ стояла Летти, блѣдная какъ смерть, съ полураскрытыми губами, и тупо глядѣвшими глазами. Мы не слыхали, какъ она вошла, и не знали, сколько она слышала изъ нашего разговора -- во всякомъ случаѣ достаточно, чтобы не нужно было болѣе ничего сообщать ей. Мы всѣ бросились къ ней; но она рукой отстранила насъ, повернулась и ушла на верхъ, не сказавъ ни слова. Жена моя поспѣшила за ней и нашла ее на колѣняхъ подлѣ кровати -- безъ чувствъ.
Послали за докторомъ; она скоро очнулась, но нѣсколько недѣль пролежала опасно больная.
Прошло около мѣсяца послѣ ея полнаго выздоровленія, и она уже сходила внизъ, когда я увидѣлъ въ газетахъ извѣстіе о возвращеніи "Піонера"; но такъ какъ оно уже не имѣло для насъ интереса, то я ни съ кѣмъ не подѣлился этой вѣстью, тѣмъ болѣе что сестрѣ больно былобы слышать самое это имя. Вскорѣ послѣ того, я сидѣлъ у себя и писалъ письмо -- вдругъ слышу громкій стукъ въ парадную дверь. Я оторвался отъ своего занятія и сталъ прислушиваться, потому что голосъ посѣтителя показался мнѣ несовсѣмъ незнакомымъ. Поднявъ глаза въ недоумѣніи, я случайно остановилъ взглядъ на портретѣ бѣднаго Джорджа -- и не зналъ, во снѣ ли я или на яву. Я уже говорилъ, что онъ былъ изображенъ съ рукою, опиравшейся на рукоять кортика. Теперь-же я ясно видѣлъ, что указательный палецъ былъ поднятъ, точно въ предостереженіе отъ чего-то. Я пристально вглядывался, чтобъ убѣдиться, что это не игра воображенія,-- и еще замѣтилъ двѣ кровяныхъ капли, ярко и ясно выступавшія на блѣдномъ лицѣ. Я подошель къ портрету, ожидая, что и это явленіе исчезнетъ, подобно мертвой головѣ, но оно не не исчезало; только приподнятый палецъ, при близкомъ осмотрѣ, оказался маленькой бѣлой мошкою, сидѣвшею на полотнѣ. Красныя капли были жидки, но конечно не кровяныя, хотя я сначала не зналъ какъ объяснить ихъ. Мошка была въ состоянія спячки; я ее снялъ съ картины и положилъ на каминъ подъ опрокинутую рюмку. Все это заняло меньше времени, чѣмъ потребовалось на описаніе. Въ ту минуту, какъ я отходилъ отъ камина, служанка принесла карточку и сказала, что джентльменъ ждетъ въ передней и спрашиваетъ, могу ли я его принять. На карточкѣ было имя Винсента Грива. "Слава Богу, что Летти дома нѣтъ," подумалъ я и вслухъ сказалъ служанкѣ: "просите; но если жена и миссъ Летти придутъ домой прежде, чѣмъ этотъ джентльменъ уйдетъ,-- скажите имъ, что у меня гость по дѣлу, и я прошу сюда не входить."
Я пошелъ къ двери встрѣчать Грива. Переступая порогъ, еще прежде чѣмъ могъ видѣть портретъ, Гривъ остановился, весь содрогнулся и поблѣднѣлъ, даже до губъ.
-- Закройте этотъ портретъ, прежде чѣмъ я войду, проговорилъ онъ торопливо, глухимъ голосомъ.-- Вы помните, какъ онъ и тогда на меня дѣйствовалъ; теперь будетъ еще хуже послѣ этого несчастія.
Я лучше прежняго понималъ его чувство -- самъ довольно намучился съ портретомъ и не безъ страха глядѣлъ на него. И такъ, я снялъ скатерть съ небольшаго кругленькаго столика, стоявшаго у окна, и накинулъ ее на картину. Тогда только Гривъ вошелъ. Онъ сильно измѣнился. Лицо его было еще худощавѣе и блѣднѣе, глаза и щеки впали; кромѣ того, онъ какъ-то странно сгорбился, и взглядъ его выражалъ уже не хитрость, а какой-то ужасъ -- точно у травленаго звѣря. Я замѣтилъ, что онъ ежеминутно поглядывалъ въ сторону, какъ-будто слыша кого-то за собою. Этотъ человѣкъ мнѣ никогда не нравился, но теперь я чувствовалъ непреодолимое отвращеніе къ нему -- такое отвращеніе, что радъ былъ вспомнивъ, какъ, исполняя его просьбу закрыть картину, я не подалъ ему руки. Я никакъ не могъ говорить съ нимъ безъ холодности, притомъ я рѣшился объясниться съ нимъ напрямикъ. Я сказалъ ему, что я конечно радъ его благополучному возвращенію, но что не могу просить его по прежнему бывать у насъ,-- что я бы желалъ узнать подробности смерти бѣднаго Джорджа, но не позволю ему, Гриву, видѣть мою сестру,-- и въ то-же время, по возможности деликатнѣе, намекнулъ на непристойность его поведенія передъ отъѣздомъ. Онъ выслушалъ меня очень спокойно; только глубоко, тоскливо вздохнулъ, когда я сказалъ, что долженъ просить его не повторять своего визита. Онъ былъ очевидно такъ слабъ и боленъ, что мнѣ пришлось предложить ему рюмку вина, и онъ съ явнымъ удовольствіемъ принялъ мое предложеніе. Я самъ досталъ изъ шкафа хересъ и бисквиты, и поставилъ на столъ между нами; онъ налилъ себѣ рюмку и съ жадностью духомъ выпилъ.
Мнѣ стоило немалаго труда заставить его разсказать мнѣ о смерти Джорджа. Наконецъ онъ съ явной неохотой разсказалъ, что они вмѣстѣ пошли на бѣлаго медвѣдя, котораго увидѣли на ледяной горѣ, причалившей къ берегу. Гора заканчивалась съ одной стороны остріемъ, какъ крыша дома, и отлогость выдавалась надъ страшной бездной. Они взобрались на самый верхъ, и Джорджъ неосторожно ступилъ на покатую сторону.
-- Я звалъ его, продолжалъ Гривъ,-- я просилъ его вернуться, но было поздно. Онъ пробовалъ поворотить назадъ, но поскользнулся. Послѣдовала ужасная сцена. Сначала медленно, а потомъ все быстрѣе, онъ скользилъ къ краю. Не за что было ухватиться -- ни малѣйшаго выступа или шероховатости на гладкой поверхности льда. Я скинулъ сюртукъ, и наскоро прикрѣпивъ его къ ружью, протянулъ ему -- не хватало. Прежде чѣмъ я успѣлъ привязать еще галстухъ, онъ соскользнулъ еще дальше и продолжалъ стремиться внизъ съ возрастающей быстротою. Я въ отчаянія закричалъ, но не было никого по близости. Онъ понялъ, что участь его рѣшена,-- и только успѣлъ сказать мнѣ, чтобы я передалъ его послѣднее прости вамъ и... и ей... Голосъ Грива оборвался, однако онъ продолжалъ:-- мгновеніе спустя все было кончено: инстинктивно уцѣпился онъ на секунду за край и -- исчезъ!
Гривъ едва произнесъ послѣднее слово, какъ у него отвисла челюсть, глаза его точно собирались выкатиться изъ впадинъ... Онъ вскочилъ на ноги, указалъ на что-то сзади меня, замахалъ по воздуху руками -- и съ громкимъ крикомъ свалился, какъ подстрѣленный. Съ нимъ сдѣлался припадокъ падучей болѣзни.
Я невольно обернулся, въ то-же время бросаясь поднимать его съ полу: скатерть сползла съ портрета -- и лицо Джорджа, казавшееся еще блѣднѣе отъ красныхъ пятенъ, сурово глядѣло на насъ. Я позвонилъ. Къ счастью, Гэрри подошелъ тѣмъ временемъ -- и когда служанка сказала ему о случившемся, онъ прибѣжалъ и помогъ мнѣ привести Грива въ чувство. Картину я, разумѣется, опять закрылъ.
Когда Гривъ совсѣмъ пришелъ въ себя, онъ объяснилъ, что съ нимъ бываютъ такіе припадки. Онъ тревожно разспрашивалъ, не говорилъ-ли и не дѣлалъ-ли чего особеннаго, пока продолжался припадокъ,-- и видимо успокоился, когда я сказалъ ему, что ничего не было. Онъ извинялся въ причиненномъ безпокойствѣ и объявилъ, что какъ только почувствуетъ себя посильнѣе -- простится съ нами. Говорилъ онъ это, облокотившись на каминъ. Бѣлая мошка бросилась ему въ глаза.
-- У васъ вѣрно былъ уже кто нибудь съ "Піонера?" спросилъ онъ нервно.
Я отвѣчалъ, что никого не было, и спросилъ, почему онъ такъ думаетъ.
-- Да вотъ этой бѣлой мошки не бываетъ въ такой южной широтѣ, сказалъ онъ:-- это одинъ изъ послѣднихъ признаковъ вымирающей жизни на дальнемъ сѣверѣ. Откуда она у васъ?
-- Я ее поймалъ здѣсь, въ этой комнатѣ.
-- Это очень странно. Никогда я ничего подобнаго не слыхалъ. Я послѣ этого не удивлюсь, если начнутъ разсказывать о кровяныхъ дождяхъ.
-- Я васъ не понимаю, сказалъ я.
-- Эти насѣкомыя въ извѣстное время года испускаютъ изъ себя капли красной жидкости -- иногда въ такомъ количествѣ, что люди суевѣрные воображаютъ, будто бы это кровяной дождь падаетъ съ неба. Я видѣлъ мѣстами большія красныя пятна отъ нихъ на снѣгу. Берегите ее -- это большая рѣдкость на югѣ.
Когда онъ ушелъ -- а ушелъ онъ почти сейчасъ же,-- я замѣтилъ красную крапинку на каминѣ подъ рюмкой. Этимъ объяснялось пятно на картинѣ -- но откуда взялась мошка?
Была еще одна странность, въ которой я не могъ хорошенько удостовѣриться, пока Гривъ былъ въ комнатѣ, такъ какъ въ ней горѣли двѣ или три лампы,-- но относительно которой я не могъ остаться въ сомнѣніи, лишь только онъ вышелъ на улицу.
-- Гэрри, ступай сюда -- скорѣй! крикнулъ я брату:-- ты художникъ -- посмотри и скажи, не замѣчаешь-ли чего особеннаго въ этомъ человѣкѣ?
-- Нѣтъ, ничего, отвѣчалъ было Гэрри, но потомъ спохватился и сказалъ измѣнившимся голосомъ:-- вижу -- клянусь Юпитеромъ, у него двойная тѣнь!...
Вотъ чѣмъ объяснились взгляды, которые онъ бросалъ по сторонамъ, и его согбенная осанка: ему всюду сопутствовало что-то такое, чего никто не видѣлъ, но отъ чего ложилась тѣнь. Онъ обернулся -- и увидѣвъ насъ у окна, немедленно перешелъ на тѣнистую сторону улицы. Я все разсказалъ Гэрри -- и мы рѣшили, что лучше Летти не говорить.
Два дня спустя, я извѣстилъ Гэрри въ его мастерской -- и возвратясь домой, нашелъ у себя страшный переполохъ. Летти сказала мнѣ, что въ мое отсутствіе явился Гривъ. Жена моя была на верху. Но Гривъ не ждалъ чтобъ о немъ доложили, а прямо прошелъ въ столовую, гдѣ сидѣла Летти. Она замѣтила, что онъ старается не глядѣть на портретъ -- и, чтобы вѣрнѣе не видѣть его, сѣлъ подъ нимъ, на диванъ. Затѣмъ, несмотря на ея негодующій протестъ, повторилъ свое объясненіе въ любви, увѣряя ее, что бѣдный Джорджъ, умирая, умолялъ его отправиться къ ней, охранять ее и -- жениться на ней.
-- Я такъ разсердилась, что не знала какъ и отвѣтить ему, продолжала Летти: -- вдругъ, не успѣлъ онъ произнести послѣднихъ словъ, что-то звякнуло, точно гитара разбилась и... право не понимаю какъ это сдѣлалось -- только потретъ упалъ, угломъ тяжелой рамы раскроило Гриву високъ, и онъ лишился чувствъ.
Его снесли на верхъ по приказанію доктора, за которымъ жена моя послала, какъ только узнала объ этомъ происшествіи,-- и положили на кушетку въ мою уборную, куда и и отправился. Я намѣревался упрекнуть его за то, что онъ опять пришелъ не смотря на мое запрещеніе,-- но нашелъ его въ бреду. Докторъ сказалъ, что это престранный случай, потому что однимъ ударомъ, хотя и сильнымъ, едва-ли объясняются симптомы горячки. Когда онъ отъ меня узналъ, что больной только воротился на "Піонерѣ",-- то сказалъ, что можетъ быть перенесенные имъ труды и лишенія надорвали организмъ и положили начало болѣзни.
Мы послали за сидѣлкой по настоянію доктора.
Конецъ моей исторіи не долго разсказать. Посреди ночи меня разбудили громкіе крики. Я наскоро облачился -- и выбѣжавъ изъ спальни, засталъ сидѣлку съ Летти на рукахъ... Летти была безъ чувствъ. Мы ее снесли въ ея комнату -- и тамъ сидѣлка объяснила намъ въ чемъ дѣло.
Оказалось, что около полуночи Гривъ сѣлъ на постели и началъ бредить -- говорилъ онъ такія ужасныя вещи, что сидѣлка испугалась. Она конечно не успокоилась, замѣтивъ, что хотя у нея горѣла одна свѣча -- на стѣнѣ означились двѣ тѣни. Обезпамятѣвъ отъ ужаса, она прибѣжала къ Летти и объявила, что ей страшно одной; Летти, добрая и не трусиха, одѣлась и сказала, что просидитъ съ нею ночь. Она тоже видѣла двойную тѣнь -- но это ничто въ сравненіи съ тѣмъ, что она слышала. Гривъ сидѣлъ уставившись глазами въ невидимый призракъ, отъ котораго падала тѣнь. Дрожащимъ отъ волненія голосомъ онъ умолялъ его оставить его, умолялъ простить ему.
-- Вѣдь ты знаешь, говорилъ онъ,-- что преступленіе было не предумышленное. Ты знаешь, что внезапное наважденіе дьявола заставило меня толкнуть тебя въ пропасть. Онъ искусилъ меня воспоминаніемъ о ея прелестныхъ чертахъ... о нѣжной любви, которая, не будь тебя, могла бы принадлежать мнѣ. Но она не внимаетъ мнѣ! Смотри, Джорджъ Мэзонъ,-- она отворачивается отъ меня -- точно знаетъ, что я убилъ тебя...
Эту страшную исповѣдь сама Летти повторила мнѣ шопотомъ, прижимаясь лицомъ къ моему лицу.
Теперь я все понялъ. Я только-что собрался разсказать сестрѣ всѣ странныя обстоятельства, которыя скрывалъ отъ нея,-- когда опять вбѣжала сидѣлка съ извѣстіемъ, что больной исчезъ: онъ въ бреду выскочилъ изъ окна. Два дня спустя, тѣло его было найдено въ рѣкѣ.
"Нива", No 2, 1870