Потерянная надежда.
За нѣсколько дней до срока, назначеннаго для выселенія фермеровъ, Пастина вошла въ нашу комнату и принесла подносъ съ чаемъ. Мы замѣтили, что руки у нея дрожали, когда она устанавливала чайный приборъ, и на рѣсницахъ повисли слезы.
-- Что съ вами, Пастина? спросила я.
-- О, Миссъ! Ничего, только...-- Она прижала кончикъ передника къ глазамъ.--... Только мать заболѣла. Въ пятницу ее выгонятъ изъ дома, а она не въ силахъ ступить ногою за порогъ. Она не доберется до богадѣльни, и умретъ среди дороги.
Мертвая тишина, прерываемая только вздохами Пастины, была отвѣтомъ на ея слова. Что же мы могли сказать ей? Мы сидѣли въ теплой, уютной комнатѣ, гдѣ топился каминъ и на столѣ приготовленъ былъ ужинъ, а тамъ!.... Мы ничего не въ силахъ были сдѣлать, ничѣмъ не могли помочь и намъ было стыдно своего безсилія.
Мать Пастины была только одною изъ безчисленнаго множества несчастныхъ жертвъ. Въ Гленмалоркѣ было много больныхъ, стариковъ, куда имъ дѣваться? Маргарита склонила голову на столъ и проливала слезы надъ чужимъ горемъ, которое она была не въ силахъ облегчить. Русь и Гильда отвернулись къ окну, чтобы скрыть свои слезы, я же чувствовала себя неизмѣримо, несчастной; я была богаче ихъ всѣхъ и ничего не могла сдѣлать!
-- Многіе изъ нашихъ поклялись, что они ни за что не покинутъ свои дома,-- говорила Пастина,-- и теперь они закладываютъ окна своихъ хижинъ каменьями и задѣлаваютъ двери. Старый Денъ руководитъ всѣми, онъ уговариваетъ всѣхъ не уступать сэру Руперту. Но, мнѣ кажется, что лучше уходить, чѣмъ погибнуть такъ. Сэръ Рупертъ не остановится ни передъ чѣмъ.
Долго, въ тотъ вечеръ, сидѣли мы съ тетей Евой, придумывая, какъ помочь несчастнымъ жителямъ Гленмалорка, но ничего не могли придумать.
Рано утромъ, на другой день, мы отправились съ тетей въ деревню.
Ночью выпало немного снѣга, покрывшаго тонкимъ слоемъ землю. Небо было свинцоваго цвѣта и тяжелыя мрачныя облака повисли такъ низко, какъ будто собирались свалиться на землю. Грустную картину представляла вся мѣстность со своими обнаженными угрюмыми скалами и деревьями, лишенными листьевъ. Сама природа точно сочувствовала нашему унылому настроенію въ этотъ день.
Въ Гленмалоркѣ царило уныніе. Никто не выбѣжалъ намъ на встрѣчу, какъ бывало прежде. Въ первой хижинѣ, куда мы вошли, мать возилась съ новорожденнымъ младенцемъ, не зная, какъ его успокоить, такъ какъ онъ кричалъ не переставая. У очага неподвижно сидѣлъ старикъ, разбитый параличемъ. Онъ былъ такъ погруженъ въ свои невеселыя мысли, что на нашъ приходъ не обратилъ никакого вниманія. Но за то въ другой хижинѣ шла дѣятельная работа: дѣти носили камни, которыми задѣлывали окна, и цѣлый ворохъ большихъ древесныхъ сучьевъ былъ приготовленъ, чтобы задѣлать двери. Очевидно, хозяева твердо рѣшили не уступать безъ боя и не покидать свое жилище.
Около дома стараго Дена толпились жители Гленмалорка и онъ, стоя на порогѣ, давалъ имъ указанія. Вокругъ этого дома, который былъ самымъ большимъ зданіемъ въ деревнѣ, шла кипучая работа. Денъ превращалъ его въ настоящее укрѣпленіе.
-- Я не уступлю его сэру Руперту; я не позволю выгнать себя какъ собаку,-- повторялъ онъ.-- Въ потѣ лица я выстроилъ его; тутъ каждый камень положенъ мною, каждый кирпичъ выдѣланъ моими руками. Я трудился надъ тѣмъ, чтобы добыть пропитаніе изъ этой безплодной почвы, я обработалъ ее и теперь меня хотятъ выгнать! Этому никогда не бывать!
Мы ушли изъ Гленмалорка еще болѣе прежняго опечаленные и встревоженные. Наше собственное безсиліе мучило насъ и намъ было стыдно возвращаться въ наше теплое и удобное жилище. Сколько людей останется безъ крова! думали мы. На утро назначено было выселеніе жителей Гленмалорка; всю ночь передъ тѣмъ шелъ снѣгъ, а къ утру сдѣлался довольно сильный морозъ. Мы не рѣшались итти въ Гленмалоркъ и съ ужасомъ ждали вѣстей оттуда. И, дѣйствительно, эти вѣсти превзошли наши самыя тревожныя ожиданія!.. Отца не было дома въ это время; онъ уѣхалъ на двѣ недѣли и поэтому тетя Ева взяла на себя право распоряжаться безъ него и пріютила въ обширныхъ помѣщеніяхъ нашего дома больныхъ, стариковъ и дѣтей; однако для всѣхъ несчастныхъ лишенныхъ крова, не хватало мѣста.
Мы, дѣти, собрались въ столовой, пока тетя Ева распоряжалась размѣщеніемъ больныхъ и дѣтей, и дрожа и плача, прислушивалась къ голосамъ, которые доносились къ намъ со двора. Вдругъ Руѳь вскрикнула.
-- Пожаръ! сказала она, указывая на окна.
Окна освѣтились краснымъ заревомъ. Нечаянно или нарочно кто то поджегъ дома въ Гленмалоркѣ.
Когда тетя Ева вошла въ комнату, мы всѣ бросились къ ней; она была блѣдна и тяжело опустилась на стулъ.
-- Я сдѣлала, что могла,-- проговорила она -- но всѣхъ размѣстить было невозможно. И сколько еще осталось на дорогѣ, безъ крова, въ такую холодную ночь!
На другое утро, когда мы спустились въ столовую, то были очень удивлены, увидѣвъ, что столъ къ завтраку не былъ накрытъ.
Но Гонора поспѣшно вошла съ подносомъ и сказала намъ:
-- Ну, дѣточки, сами ужъ устраивайте завтракъ; мнѣ некогда возиться съ вами. Въ домѣ столько народу, что мы сбились съ ногъ. Кухарка, не переставая, плачетъ и ничего не можетъ дѣлать. Ея семью выгнали и ея маленькій домикъ сгорѣлъ. А ужъ про Пастину и говорить нечего, она ходитъ какъ безумная. Я не знаю, кто и обѣдъ то будетъ готовить.
Съ этими словами она вышла изъ комнаты.
-- Можно обойтись и безъ обѣда,-- сказала Маргарита, усаживаясь за столъ.
-- Я себя ненавижу за то, что у меня такой хорошій аппетитъ, замѣтила я.
-- И я, и я!-- воскликнули всѣ хоромъ и Маргарита посмотрѣла на свою чашку съ чаемъ, съ такимъ озлобленіемъ, какъ будто въ ней находился ядъ.
Но голодъ все таки взялъ верхъ надъ нашими чувствами и мы съѣли все, что принесла Гонора. Вскорѣ пришла тетя Ева и молча сѣла у камина. Мы видѣли, что она задумалась, опустивъ руки на колѣни, и не смѣли ее тревожить. Вдругъ она повернула къ намъ голову и спросила:
-- Кто нибудь изъ васъ видѣлъ Пирса?
-- Нѣтъ!-- тревожно отвѣчали мы.
-- Я думаю, сэръ Рупертъ опять заперъ его, прибавила Маргарита.
-- Врядъ ли, замѣтила тетя Ева.-- Я думаю, это не удалось ему. Пирса ничто не удержитъ дома, когда онъ узнаетъ, что происходитъ въ Гленмалоркѣ.
-- Мистеръ Пирсъ былъ среди тѣхъ, которые защищали домъ стараго Дена -- вдругъ послышался чей то голосъ.
Это говорилъ Ганлокъ, старый буфетчикъ, семья котораго также была въ числѣ пострадавшихъ.
-- Вы въ этомъ увѣрены, Титъ?-- спросила тетя Ева.
-- Да, миссъ, его всѣ видѣли тамъ. И не мало хлопотъ доставилъ онъ агентамъ сэра Руперта. Тамъ, у насъ на гумнѣ, пріютилось нѣсколько семействъ. Вотъ они и разсказали это.
Разумѣется, мы бросили свой завтракъ и, накинувъ на себя платки, побѣжали къ гумну, чтобы разузнать въ чемъ дѣло. Тамъ, на соломѣ, сидѣли безпріютные люди.
-- Что вы думаете дѣлать теперь?-- спросила ихъ тетя Ева, усаживаясь на куль соломы.
-- Мы пойдемъ искать работы, но прежде намъ надо устроить женщинъ и дѣтей, больныхъ и стариковъ, а это, вѣдь, не легко. Вотъ мы и разсуждаемъ объ этомъ,-- отвѣтилъ одинъ изъ мужчинъ.
Тетя Ева вступила съ ними въ бесѣду. Поговоривъ объ ихъ дѣлахъ, она спросила про Пирса и они подтвердили разсказъ Тита.
-- Тетя Ева, пойдемъ туда!-- вскричала я.-- Пирсъ можетъ быть въ опасности. Можетъ быть...
И недожидаясь позволенія, не оглядываясь, идутъ ли за мною другіе, я бросилась бѣжать по дорогѣ въ Гленмалоркъ.
Но на встрѣчу мнѣ двигалась какая то процессія. Нѣсколько человѣкъ несли кого-то и когда увидѣли меня, то положили свою ношу на снѣгъ. Страшное предчувствіе охватило меня. Я подбѣжала къ этому мѣсту и увидала лежащаго на снѣгу Пирса, блѣднаго съ закрытыми глазами; его изодранная куртка была испачкана кровью.
Съ страшнымъ крикомъ, я упала на колѣни.
-- Не бойтесь миссъ, онъ только безъ чувствъ; я сейчасъ сбѣгаю за докторомъ -- сказалъ мнѣ одинъ изъ принесшихъ Пирса людей.
Пока я рыдала надъ Пирсомъ, подошла тетя Ева; привычною рукой она принялась дѣлать ему перевязку и приводить его въ чувство.
-- Тетя Ева, какъ ты думаешь, онъ умретъ?-- спрашивала я, заливаясь слезами.
Наконецъ послышался стукъ колесъ экипажа. Это былъ докторъ. Вслѣдъ за нимъ появились и носилки. Осторожно положили на нихъ безчувственнаго Пирса и понесли его въ домъ. Какъ ужасно долго тянулись для насъ часы, когда мы сидѣли въ дѣтской и ждали первыхъ извѣстій о Пирсѣ.
-- Онъ пришелъ въ себя,-- сказала намъ тетя Ева, войдя на минутку въ дѣтскую.-- Докторъ сказалъ, что нѣтъ опасности для жизни, но нуженъ очень заботливый уходъ за нимъ.
Прошло много дней прежде чѣмъ намъ позволено было увидать Пирса. Сэръ Рупертъ вернулся въ Лондонъ, предоставивъ своимъ агентамъ улаживать дѣла въ Гленмалоркѣ. Тамъ уже ничего не оставалось, кромѣ обгорѣлыхъ столбовъ; часть жителей, наиболѣе здоровые и молодые, нашли себѣ кое-какую работу въ окрестностяхъ, а старыхъ и больныхъ пріютили богадѣльни и больницы..
Я не чувствовала подъ собою ногъ отъ радости, когда тетя Ева позволила намъ, наконецъ, войти къ Пирсу. Съ сильно бьющимся сердцемъ я остановилась на порогѣ его комнаты. Неужели это Пирсъ, этотъ блѣдный, худой мальчикъ, съ восковымъ лицомъ и огромными глазами, который полулежитъ на кровати, обложенный подушками?
Я подошла на ципочкахъ къ кровати.
-- Пирсъ, ты меня узнаешь?
На лицѣ больного появилась знакомая мнѣ смѣшливая гримаса.
-- Какая ты потѣшная, Джіанетта! Почему же ты думаешь, что я тебя не узналъ. Ужъ не воображаешь ли ты, что сдѣлалась совсѣмъ взрослой дѣвицей, пока я здѣсь лежалъ больной,-- сказалъ Пирсъ.
-- Н... нѣтъ, отвѣчала я, радуясь, что вижу опять прежняго Пирса -- хотя.... Гонора удлинила мою юбку вчера на цѣлый дюймъ.
-- Ого! Оттого у тебя и видъ такой важный; но и я выросъ, лежа тутъ на постели..Гонора говоритъ, что во время болѣзни люди всегда выростаютъ. Какъ это смѣшно! Я лежу здѣсь на постели и росту, точно огурецъ на грядкѣ.
Мы оба весело болтали, но вдругъ Пирсъ сдѣлался серьезенъ.
-- Скажи мнѣ, Джіанетта, что сдѣлалось съ моими товарищами, съ которыми я вмѣстѣ защищалъ домъ Дена Кейльи?
-- Они въ тюрьмѣ,-- сказала Маргарита раньше чѣмъ я успѣла что нибудь отвѣтить.
-- Тогда и я долженъ быть въ тюрьмѣ, вмѣстѣ съ ними!-- вскричалъ Пирсъ.-- А Гонора говорила мнѣ тутъ, будто они всѣ нашли работу и пристроились! Она хотѣла меня успокоить, точно я малый ребенокъ! О, еслибъ мое плечо скорѣе зажило.
Пирсъ очень взволновался и я боялась, что намъ достанется за нашу неосторожность отъ тети Евы. Но Маргариту удержать было трудно.
-- Зачѣмъ ты хочешь въ тюрьму? спросила она.
-- Развѣ я могу тутъ оставаться, гдѣ мнѣ такъ хорошо, когда мои товарищи, которые послушались моихъ же совѣтовъ, страдаютъ! Нѣтъ, я не могу этого вынести! Я пойду въ тюрьму и когда отсижу свой срокъ, то наймусь на корабль и уйду въ море.... если только рука позволитъ мнѣ таскать канаты. Во всякомъ случаѣ я никогда больше не буду ѣсть кусокъ хлѣба сэра Руперта!
Гонора вошла въ комнату и, увидѣвъ, что Пирсъ взволнованъ, сдѣлала намъ выговоръ и увела насъ.
Какая была радость, когда Пирсъ, наконецъ, настолько поправился, что могъ совершать съ нами небольшія прогулки! Но въ особенности насъ радовало то, что Пирсъ останется у насъ въ домѣ. Для него была приготовлена хорошенькая комната, которую мы сами убирали. Тетя Ева объявила намъ, что она никогда съ нимъ не разстанется; зимою онъ долженъ будетъ поступить въ школу, туда же, гдѣ находится Джимъ. Гуляя съ Пирсомъ, мы строили планы о томъ, какъ онъ будетъ пріѣзжать къ намъ на вакаціи и какъ мы весело будемъ проводить время.
Однажды, когда мы, сидя въ дѣтской, ожидали появленія Гоноры съ подносомъ и предвкушали лакомыя блюда, которыя она должна была принести намъ, въ корридорѣ послышались чьи-то тяжелые шаги. Это не могла быть Гонора, шаги были мужскіе, въ сапогахъ.
-- Это пришли за мной,-- сказалъ Пирсъ.
-- Что ты говоришь, Пирсъ! Какія глупости!-- вскричали мы.
Пирсъ былъ нѣсколько блѣденъ, но казался совершенно спокойнымъ. Въ комнату вбѣжала взволнованная Гонора.
-- Мистеръ Пирсъ!... вскричала она, но Пирсъ не далъ ей договорить:
-- Я знаю, Гонора, приведите сюда сержанта.
Черезъ нѣсколько минутъ вошелъ ожидаемый Пирсомъ гость. Мы, дѣвочки, со страхомъ смотрѣли на него, но онъ вовсе не имѣлъ устрашающаго вида. Напротивъ, видъ у него былъ самый добродушный и онъ повидимому былъ очень смущенъ.
-- Добрый вечеръ, сержантъ, -- сказалъ ему Пирсъ.-- Вы пришли за мной?
-- Богъ видитъ, мистеръ Пирсъ, какъ мнѣ это непріятно, но я получилъ бумагу....
-- Я знаю, сержантъ. Гонора, предложите-ка ему чашку чая.
-- Чаю? Чтобы я поила чаемъ этого человѣка, который пришелъ, чтобы увести васъ въ тюрьму? Какъ бы не такъ!
-- Я не виноватъ,-- замѣтилъ сержантъ.-- Я только исполняю приказаніе. Мистеръ Пирсъ самъ знаетъ это.
-- Вѣдь вы ирландецъ, какъ же вамъ не стыдно?-- не унималась Гонора.-- Мистеръ Пирсъ заступался за васъ. Развѣ вы этого не знаете?
-- Я обязанъ повиноваться приказаніямъ начальства.
-- Вы бы могли бросить службу и уѣхать изъ этой страны, какъ дѣлаютъ другіе ирландцы.
-- А что же тогда будутъ съ моею женой и дѣтьми?
-- Все равно, это стыдно! стыдно! кричала Гонора, рыдая.-- Вы налагаете руку на мальчика, который былъ другомъ бѣдныхъ ирландцевъ.... Это не принесетъ счастья вашимъ дѣтямъ, нѣтъ!
Несчастный сержантъ не зналъ, что ему дѣлать. Онъ видимо растерялся и мялъ въ рукахъ бумагу, заключающую въ себѣ приказъ объ арестѣ Пирса. Пирсъ выручилъ его.
-- Пойдемте,-- сказалъ онъ, рѣшительно.-- Прощайте, дѣвочки.
И съ этими словами онъ скрылся въ корридорѣ.
Нечего и говорить, въ какомъ мы находились состояніи, когда увели Пирса. Но онъ выросъ въ нашихъ глазахъ и представлялся намъ какимъ то сказочнымъ героемъ. Въ душѣ я гордилась имъ. Какъ онъ хладнокровно принялъ извѣстіе о томъ, что его ожидаетъ!
Отецъ тотчасъ же отправился въ городъ хлопотать о смягченіи участи Пирса. Намъ позволили видѣться съ нимъ и доставлять ему все необходимое, чтобы сдѣлать болѣе сноснымъ его пребываніе въ тюрьмѣ. На судѣ Пирсъ и не подумалъ запираться; онъ прямо объявилъ, что уговаривалъ стараго Дена и другихъ не исполнять приказаній сэра Руперта и не покидать своихъ жилищъ. Въ заключеніе онъ прибавилъ, что поступалъ такъ, какъ велитъ ему его совѣсть, и всегда такъ будетъ поступать.
Его присудили на два мѣсяца въ тюрьму.
Какъ ужасно было думать, что бѣдный Пирсъ томится въ заключеніи! Мы всѣ грустили, но я просто не находила себѣ мѣста и отецъ всячески старался успокоить меня. По счастью тюремный докторъ былъ ирландецъ и поэтому очень сочувствовалъ Пирсу. Онъ всячески старался облегчить ему его заключеніе и въ концѣ концовъ настоялъ на томъ, чтобы Пирса помѣстили въ лазаретъ, гдѣ, конечно, ему было гораздо лучше, нежели въ самой тюрьмѣ.
Деревья были уже давно въ цвѣту, когда, наконецъ, наступилъ день освобожденія Пирса. За недѣлю передъ этимъ умеръ въ тюрьмѣ старикъ Денъ и мы всѣ были на его похоронахъ. Возвращаясь съ похоронъ, мы прошли мимо развалинъ Гленмалорка и остановились нѣсколько минутъ передъ разрушеннымъ домомъ стараго Дена -- домомъ, который онъ выстроилъ собственными руками и защищалъ до послѣдней крайности. "Неужели сэръ Рупертъ можетъ спать спокойно, послѣ всего того, что онъ совершилъ"? подумала я невольно, глядя на разрушенную крышу, на поломанныя и обгорѣлыя двери и окна нѣкогда лучшаго домика въ Гленмалоркѣ. А кругомъ опустѣлой, разоренной деревни, цвѣли деревья и разстилались, зеленые луга. Въ воздухѣ пахло цвѣтами и травой, пѣли птицы и природа казалась такою прекрасной! Какъ хорошо было бы жить если бы не было на свѣтѣ злыхъ людей!