Супруги Благославины были осыпаны завиднѣѣйшими дарами судьбы. Благославинъ плѣнялъ мужественнымъ видомъ и живостію характра, Благословила томною красотой и чувствительностью; оба имѣли природный умъ, развитый образованіемъ и, что къ несчастій" бываетъ рѣдко, умъ соединенный съ добрымъ сердцемъ. Супруги, надѣленные богатствомъ, утопали въ веселостяхъ свѣта. Мужъ любилъ страстно большія общества; жена, блистая молодостію, такъ же находила въ нихъ удовольствіе: ей пріятно было видѣть радость и торжество-человѣка, предмета ея любви и гордости; можетъ быть, ей столь же пріятно было не видать соперницъ себѣ красотою и любезностію.-- Мудрено ль, что она съ охотою жертвовала шумной жизни врожденною наклонностью къ уединенію.
Одиннадцать лѣтъ Евгенія вкушала возможное блаженство брачнаго союза; наконецъ судьба, утомленная благодѣяніями, вознаградила себя слишкомъ дорогой платою: Евгенія лишилась супруга. Думали, что горестное ея отчаяніе будетъ имѣть пагубныя слѣдствія, но, къ счастію, она была нѣжная мать. Осми-лѣтній Теодоръ требовалъ ея попеченій и заставлялъ ее находить прелесть въ жизни.
Прежнее жилище Евгеніи питало горесть. Напрасно старались удалить отъ глазъ ея всѣ вещи, напоминавшія супруга. Взглядывала ли она на каминъ -- тотчасъ вспоминала, какъ онъ сидѣлъ передъ нимъ, обвивъ рукою станъ ея; подходила ли къ дивану, тотчасъ воспоминала, какъ она покоилась на немъ, склоня голову на плечо супруга. Родственники, видя ея изнеможеніе, посовѣтовали ей переѣхать въ деревню, и она съ восторгомъ исполнила совѣтъ ихъ, ибо тамъ была могила ея супруга.
Продолжительныя уединенныя прогулки и свѣжесть воздуха незараженнаго городскими испареніями, имѣли благодѣтельное вліяніе на разслабленное тѣло ея; веселость Теодора, его остроуміе, доброта и прекрасныя черты лица, въ которыхъ мать угадывала будущее сходство съ отцомъ, излечили ея душу, удрученную горестію.
Нельзя было не радоваться, глядя на Теодора. Крестьяне, желая изобразить красоту и милую привѣтливость маленькаго барина, говорили въ восторгѣ: онъ сущій Ангельчикъ: когда Теодоръ гулялъ по деревнѣ, всѣ мальчики и дѣвочки бѣжали къ нему навстрѣчу: онъ каждаго зналъ по имяни, умѣлъ каждому сказать ласковое слово, часто раздавалъ лакомства и другіе маловажные подарки.
Однажды Теодоръ, отошедъ съ старичкомъ Аббатомъ отъ деревни далѣе обыкновеннаго, былъ пораженъ удивительной встрѣчею: мальчикъ, по видимому его ровесникъ, въ изодранномъ рубищѣ, съ унылымъ блѣднымъ лицемъ, шелъ вслѣдъ за телѣжкою, наполненною кирпичами и запряженною большею дворовою собакою.
"Какъ тебя зовутъ?" спросилъ Теодоръ, подбѣжавъ къ мальчику.
-- Зовутъ меня, баринъ, Иваномъ.
"Зачѣмъ везешь ты кирпичи?"
-- Какъ зачѣмъ?-- за то меня кормятъ, одѣваютъ и обуваютъ.
"Вѣдь ты нищенькій?" сказалъ Теодоръ жалобнымъ голосомъ.
-- Нѣтъ, баринъ! какой я нищій? глупые ребята по-пустому зовутъ меня нищимъ, я одежу не выплакалъ подъ оконьемъ, а заработалъ, да и ѣмъ тоже трудовой кусокъ, какъ всѣ добрые люди.
"Есть ли у тебя отецъ и мать? "
-- Кабы да они живы были, не натерпѣлся бъ я такой нужды!-- Сирота за плакалъ; но скоро, какъ будто опомнясь, отеръ слезы и продолжалъ.
-- Матушка меня покинула по другому годочку, а батюшки не стало объ прошлой веснѣ.
"Что же съ нимъ сдѣлалось?"
-- Сказываютъ, потонулъ. Поутру онъ помолился Богу, запрегъ лошадку, наказалъ мнѣ ждать себя по вечеру и поѣхалъ черезъ рѣку на кирпичный заводъ: ледъ былъ тонехонекъ -- невзначай подломился. Нѣчего бъ мнѣ было ѣсть, коли бъ не мой Азоръ и не моя телѣжка: батюшка передъ смертью сдѣлалъ ее мнѣ для потѣхи, анъ вотъ она пригодилась и на дѣло.--
Теодоръ повелъ мальчика съ собою, обѣщая подарить грушъ и яблокъ. Онъ сдѣлалъ для него еще болѣе: онъ представилъ сироту своей матери. Благославина была тронута до глубины сердца, видя безпріютнаго десяти - лѣтняго ребенка, тихаго нравомъ, благороднаго душею; видя, съ какою ласкою онъ обходится съ Азоромъ, единственнымъ своимъ другомъ и подпорою. Благославина рѣшилась печься о благополучіи несчастнаго Вани, и просила Священника, что бы онъ, взявъ его къ себѣ, училъ грамотѣ.
Каждое воскресенье Священникъ съ дѣтьми своими и съ Ванею приходилъ на цѣлой день къ доброй госпожѣ. Никто охотнѣе Вани не забавлялъ Теодора, никто усерднѣе Вани не услуживалъ Евгеніи. За недѣлю до Пасхи, Теодоръ показалъ ему нарядный кафтанъ и спросилъ, нравится ли ему?
-- Я отъ роду не видывалъ такого наряднаго кафтана -- отвѣчалъ Ваня.
" Возьми жъ его себѣ. Маменька приказала, чтобъ на великой день ты нарядился въ этотъ кафтанъ."
Ваня пошелъ къ Благославиной и поклонился ей въ поясъ.
" За что благодаришь ты меня? " спросила она.
-- Сударыня, много радостей вы и Ѳедоръ Алексѣевичъ для меня дѣлаете, а я не могу никакой для васъ сдѣлать.--
"Нѣтъ, Ваня! и ты можешь насъ радовать: люби насъ, какъ мы тебя любимъ, будь добръ, и учись прилѣжно. "
Ваня не могъ уже любить ихъ болѣе, онъ не могъ уже быть болѣе добрымъ: ему оставалось одно средство показать свою признательность -- учиться прилѣжнѣе.
На Свѣтлое Воскресенье Благославина похристосовалась съ Ванею, и удивилась, увидя распухшіе, покраснѣвшіе глаза его.
"Не знаю, что съ нимъ сдѣлалось, сказалъ Священникъ: день и ночь сидитъ за книгою. "
Благославина улыбнулась и, поцѣловавъ Ваню, сказала: "я говорила, что ты обрадуешь насъ прилѣжаніемъ, но не говорила, что бы ты изъ рукъ не выпускалъ книги: посуди самъ, можемъ ли мы радоваться, когда будешь слѣпымъ."
Уже горесть сѣтовавшей о супругѣ, начинала исчезать; уже въ тихихъ деревенскихъ бесѣдахъ, Благославина принимала участіе въ общей веселости; уже она съ восторгомъ мечтала о будущемъ блестящемъ жребіи Теодора: -- несчастная! неожиданный, жестокій ударъ судьбы снова повергъ ее въ бездну сѣтованія и отчаянія: Теодоръ послѣ кратко-временной болѣзни скончался. Тиха была смерть невиннаго отрока,-- ужасно было изступленіе жалостной матери; но оно продолжалось недолго и уступило мѣсто мрачному равнодушію. Слезы были благодѣтельны для Евгеніи; но онѣ рѣдко орошали глаза ея. Отчаянная безпрестанно блуждала; казалось, она искала, гдѣ бы успокоиться, и вездѣ находила одно мученіе; однако жъ часто она по нѣскольку часовъ сряду проводила, сидя на могилѣ обожаемаго сына.
Пробудясь съ первыми лучами солнца, она пошла совершить утреннюю молитву надъ прахомъ супруга и Теодора: вступя въ жилище смерти, у могилы послѣдняго она увидѣла печальнаго Ваню: онъ стоялъ на колѣняхъ и, поднявъ глаза къ небу, молился. Благославина заплакала въ умиленіи. "Добрый Ваня, произнесла она, и ты молишься на могилѣ моего Теодора. "
-- Ахъ, сударыня! онъ былъ мой благодѣтелъ -- отвѣчалъ Ваня съ глубокимъ вздохомъ.
Сердцу матери отрадно было сѣтованіе благодарнаго сироты о ея любимомъ сынѣ; ей утѣшительно было говорить 6 невозвратной потерѣ тому, который бы умѣлъ оцѣнить оную.-- Благославина, желая вознаградить Ваню за привязанность къ Теодору, взяла его къ себѣ въ домъ и была ему вмѣсто матери. Скоро онъ сдѣлался для нея необходимымъ: Ваня провожалъ Благославину въ уединенныхъ прогулкахъ, читалъ ей печальныя повѣсти, согласовавшіяся съ душевнымъ ея состояніемъ, и вмѣстѣ съ нею молился на гробѣ Теодоровомъ. Присутствіе Бани было благодѣтельно для несчастной матери: ея отчаяніе превратилось въ грустную задумчивость. Благославина, любя Ваню часъ отъ часу болѣе и находя отраду въ попеченіи о благополучіи его, желала обезпечить ему состояніе, открыть путь къ занятію почетнаго мѣста, и -- счастливаго сироту ожидала безнужная и пріятная жизнь; но не сбылись надежды его, остались тщетными старанія благотворительницы.
Ваня, вступая въ домъ Благославиной, не могъ разстаться съ своимъ Азоромъ: каждый день, благодарный сирота ласкалъ его, кормилъ лакомой пищею, однимъ словомъ -- заботился о немъ болѣе, нежели о себѣ. Когда кто-нибудь изъ дворовыхъ хотѣлъ Азора ударить, Баня говорилъ: "лучше ударь меня: много терпѣлъ Азоръ, надо и мнѣ потерпѣть для него."
Наступили знойные лѣтніе мѣсяцы: земля трескалась отъ жара, солнечные лучи попалили нивы и изсушили многія деревья. Баня пришелъ поутру къ чаю съ унылымъ лицемъ, и Благославина, замѣтя его печаль, спросила о причинѣ оной.
" Ахъ, сударыня,-- отвѣчалъ Ваня, бѣдняжка Азоръ очень боленъ. Сего-дня я началъ ласкать его, но онъ не обрадовался мнѣ и даже не пошевелился съ мѣста. Когда я поднялъ его, онъ потащился и спрятался въ нору свою. "
Благославина, жалѣя о больномъ Азорѣ, пошла съ Ванею посмотрѣть его; но Азора уже не было на прежнемъ мѣстѣ. Напрасно Ваня кликалъ вѣрнаго, послушнаго друга своего: онъ не бѣжалъ на призывный голосъ. Благославина и Ваня, дивясь отсутствію Азора, который обыкновенно лежалъ у норы своей, уже возвращались домой. Вдругъ онъ бѣжитъ съ опѣненнымь ртомъ прямо на никъ и бросается на Благославину. "Азоръ, Азоръ! что ты дѣлаешь? это наша благодѣтельница! " вскрикиваетъ испуганный Ваня и крѣпко обхватываетъ руками бѣшеную собаку. Люди прибѣгаютъ на крикъ,-- но уже поздно: ядовитые зубы уже впились въ тѣло несчастнаго. Азора убиваютъ; Благославина спасена; но Ваня.... онъ еще не знаетъ своей гибели и благодаритъ Бога, что ему удалось избавить отъ укушенія благодѣтельницу.
Послали въ городъ за докторомъ, онъ пріѣхалъ, выжегъ рану и далъ надежду на выздоровленіе. Въ сосѣдней деревнѣ жидъ крестьянинъ, славившійся вѣрными средствами лечить укушенныхъ бѣшеными звѣрьми, но докторъ смѣялся симъ слухамъ и сказалъ, что если Медицина не поможетъ, то странно ожидать исцѣленія отъ невѣжества простаго крестьянина.
Цѣлый день Баня казался здоровымъ, ввечеру уснулъ покойно; но къ утру съ нимъ сдѣлался припадокъ бѣшенства -- припадокъ, который разъ увидя, человѣкъ, если онъ не извергъ, молитъ Бога не видать болѣе. Глаза страдальца помутились, наполнились кровью, засверкали и, казалось, хотѣли выскочить; прекрасные волосы его, прежде мягкіе подобно шелку, стали дыбомъ, какъ самая жесткая щетина; Ваню принуждены были держать; ибо онъ на всѣхъ кидался и, скрежеща зубами, жаждалъ вонзить ихъ въ тѣло своего ближняго.
Разслабѣвъ отъ чрезвычайнаго напряженія силъ, несчастный пришелъ въ усыпленіе. Мало по-малу онъ опамятовался, открылъ глаза, увидѣлъ плачущую Благославину, и слезы полились рѣкою по щекамъ его.
"Ахъ, Азоръ! произнесъ Ваня, что ты хотѣлъ сдѣлать? укусить мою и свою благодѣтельницу! Бѣдный Азоръ! тебя убили.... Сударыня, продолжалъ онъ, о чемъ выплачете? я скоро умру, но какъ быть! Богу такъ угодно. Священникъ всегда говорилъ мнѣ, что кто не дѣлалъ въ жизни зла, тому, нѣчего бояться смерти, но должно еще радоваться ей; а я кажется никого не обидѣлъ. Жаль мнѣ разстаться съ вами, но за то на небесахъ я соединюсь съ Ѳедоромъ Алексѣевичемъ. "
Трогательна была вѣра и безмятежность умирающаго, но еще трогательнѣй было видѣть, какъ, стоя на краю гроба, онъ обольщалъ себя надеждою выздоровленія и старался утѣшать ею благодѣтельницу свою.
Ясныя минуты были непродолжительны: страдалецъ снова почувствовалъ приближеніе припадка. "Оставьте меня, сказалъ онъ Благославиной, со мною опять что-то дѣлается: въ безпамятствѣ я не узнаю васъ и -- страшно помыслить! можетъ быть, укушу мою благодѣтельницу. "
Жилы страдальца напряглись; вѣки пришли въ судорожное движеніе; глаза побагровѣли и опять ужасно выкатились волоса опять поднялись на головѣ, и докторъ объявилъ, что отчаевается въ его спасеніи! злодѣй не хотѣлъ прежде признаться въ безсиліи своей науки и былъ причиною смерти несчастнаго Вани. Поскакали въ сосѣднюю деревню за крестьяниномъ, но тотъ уже засталъ его при послѣднемъ издыханіи. "Ахъ, матушка! сказалъ честный старикъ, Благославиной зачѣмъ твоя милость не прислала за мною поранѣе? Жаль мнѣ барина; онъ, правду молвить, былъ предоброй". Многіе плакали на гробѣ сироты, достойнаго лучшей участи, если бы счастіе міра не было обыкновеннымъ удѣломъ недостойныхъ; но болѣе всѣхъ плакала Евгенія, уже пріученная къ слезамъ потерею супруга и единственнаго сына.