Новый король.- удаление в Италию.- Враги и покровители.- Привилегия Генриха II.- Священник в Медоне.- Смерть.- Пятая книга
Четвертая часть романа Рабле вышла в свет уже после смерти Франциска I и не вся сразу. Пролог и первые главы ее были изданы в 1547 году, а остальные - только спустя пять лет, в 1552 году. Со вступлением на престол Генриха II католическая партия могла действовать беспрепятственно. Сотни семей, заподозренных в еретических мнениях, поспешили спастись бегством в Швейцарию и Германию, свободомыслящие советники старого короля были удалены от двора. Семейство Дю Белле попало в немилость и кардинал Жан принужден был отказаться от всех своих административных должностей. Он оставил Париж и удалился в Рим, надеясь найти защиту от врагов под сенью папского престола. Рабле вскоре последовал туда за ним и года два-три прожил в Италии. Единственное литературное произведение, дошедшее до нас из этого периода его жизни,- это "La Sciomachie", подробное описание турнира и праздников, данных кардиналом Дю Белле в честь рождения второго сына короля Генриха.
Между тем во Франции роман Рабле вызвал бури негодования. Один монах, Пью-Гербе, издал диалог, в котором доказывал страшный вред, происходящий от распространения дурных книг, и в числе этих книг одно из первых мест отводил "Пантагрюэлю". Он упрекал автора в безбожии, в богохульстве, в глумлении и над святынями веры, и над почтенными людьми; выставлял его пьяницей, обжорой, циником, человеком вполне безнравственным и удивлялся, как мог он найти поддержку у такого сановника церкви, как кардинал парижский. "Хорошо, если он и его пантагрюэлизм скрываются в Женеве или если он совсем исчез со света! - восклицал озлобленный критик.- Мы слышали, что при вступлении на престол нынешнего государя он бежал в Рим за толпой отставленных и изгнанных кардиналов".
К счастью для Рабле, не все духовные лица Франции разделяли мнения свирепого монаха. Несмотря на господство католической реакции и на ожесточение, с каким преследовались еретики, многие из сановников церкви втайне склонялись и к протестантизму, и к свободомыслию, многие зачитывались романом Рабле и от души хохотали над скоромными шутками Панурга и брата Жана. Один из членов всесильной в то время фамилии Гизов, кардинал Гиз, вел постоянную переписку с Рабле, другой, кардинал Оде, епископ-граф Бове, племянник Монморанси, давно знал его и покровительствовал ему.
Благодаря этим могущественным защитникам Рабле мог безопасно вернуться во Францию в 1550 году. Мало того: герцог и герцогиня Гиз предложили ему место священника в своем поместье Медоне, а кардинал Оде выхлопотал ему от нового короля такую же привилегию на издание и продажу его книг, какую он имел уже от короля покойного. "От нашего любезного Франсуа Рабле, доктора медицины, было нам заявлено,- говорится в этой привилегии,- что он в прежнее время напечатал несколько книг греческих, латинских и французских, а также несколько томов "Геройских подвигов Пантагрюэля", книг поучительных и приятных; типографщики же изменили, исказили, испортили эти книги во многих местах и напечатали под именем просителя многие другие скандальные книги к его великой досаде, ущербу и бесславию"; на основании всего этого запрещалось в течение 10 лет кому бы то ни было перепечатывать или издавать без разрешения Рабле его произведения, ему же предоставлялось право исправить и вновь издать свои старые книги, а также выпустить в свет продолжение "Геройских подвигов Пантагрюэля".
Пользуясь этим разрешением, Рабле стал готовить к печати последние главы четвертой книги своего романа. Он жил в это время в Медоне и, по-видимому, серьезно относился к своим священническим обязанностям. По крайней мере, местное предание сохранило рассказы о том, что он учил детей грамоте и Катехизису, посещал больных и бедных, говорил по воскресеньям проповеди, на которые съезжались слушатели из Парижа, что он устраивал на лугу перед своим домом игры и танцы для местной молодежи.
В начале 1552 года вышла в свет вся четвертая книга "Пантагрюэля" целиком, с привилегией короля и посвящением кардиналу Оде. Несмотря на эту привилегию и это посвящение богословский факультет наложил свою цензуру на "вредную книгу, продаваемую под заглавием "IV книга Пантагрюэля", а парижский парламент потребовал к себе на суд книгопродавца и под угрозой телесного наказания запретил ему в течение двух недель продавать эту книгу; между тем королевский прокурор должен был сообщить королю постановление факультета и представить все дело на его благоусмотрение. Покровителям Рабле еще раз удалось спасти его, как и его произведение. Генрих II разрешил беспрепятственную продажу книги, но чтобы несколько смягчить ярость своих противников, Рабле пришлось отказаться от обоих своих приходов.
Он провел последний год жизни в Париже, где и скончался в 1553 году. О его смерти ходят разные легендарные рассказы, в которых он представляется шутником, вечно смеющимся остряком, которого даже близость могилы не могла сделать серьезным...
После смерти Рабле осталось продолжение его романа, написанное вчерне; несколько вполне отделанных глав, несколько набросков и вариантов одного и того же текста. Через девять лет нашелся издатель, который из этих черновиков составил "Пятую и последнюю книгу подвигов доброго Пантагрюэля, сочинение Франсуа Рабле". Принадлежит ли вся эта книга перу Рабле или многие частности ее следует приписать самодеятельности издателя - решить трудно. В некоторых главах заметно повторение старых острот и длинноты, которые сам Рабле, вероятно, не допустил бы, если бы окончательная редакция принадлежала ему. Некоторые выходки отзываются кальвинизмом, который, в сущности, был противен Рабле не менее, чем папизм. Но в главных чертах это несомненно произведение того же остроумного автора, который создал Пикрошоля, судью Бридуа и Гоминеца.
Первая глава пятой книги приводит нас на остров Звенящий. Подъезжая к нему, путники поражены странным гулом и звоном, который наполняет воздух. Пустынник, живущий в скале около этого острова, заставляет их поститься четыре дня и затем дает им рекомендательное письмо к маленькому лысому старичку, смотрителю острова, который и знакомит их со всеми достопримечательностями этой страны. Оказывается, что вся она населена разноцветными, хорошо откормленными птицами, которые сидят в больших клетках и на звон колоколов, приделанных к этим клеткам, поют разными, более или менее стройными голосами. Зовут этих птиц, самцов: Clergaux, Monagaux, Prestregaux, Abbegaux, Evesgaux, Cardingaux и Papegaux (единственный в своем роде), а самок: Clergesses, Monagesses, Prestregesses, Abbegesses, Evesgesses, Cardingesses, Papegesses (производные от слов: церковнослужитель, монах, священник, аббат, епископ, кардинал и папа). Кроме того, на остров налетает масса безобразных Ханжей (cagots), которые грязнят и загаживают всю землю и от которых нет никакой возможности избавиться. На вопрос Панурга, откуда появились все эти птицы, ему объясняют, что клерго прилетели из разных заморских стран, в которых существует обычай - чтобы не дробить состояния между многими детьми - некоторым из них, как мальчикам, так и девочкам, выдергивать клочок волос из головы и превращать их таким образом в птиц. От клерго рождаются претрго и монаго; от претрго - евего, а от них - красивые кардинго, один из которых превращается в папего. Папего всегда бывает только один, как царица в улье пчел; когда однажды случайно явилось два, между птицами поднялась такая свара и битва, что они едва все не погибли. Все эти птицы не жнут и не сеют, не делают никакой работы, а между тем и пьют, и едят вдоволь. Смотритель объяснил, что они получают богатые дары и всевозможные припасы изо всех заморских земель, "кроме нескольких северных стран, которые вздумали в последнее время выводить на свет Божий все, что было шито да крыто". Панургу приходит в голову пустить камнем в голову одного толстого евего, который преспокойно храпит, несмотря на то, что хорошенькая абегесса распевала около него самые сладкие песенки, но смотритель поспешил удержать его. "Добрый человек,- сказал он ему,- бей, колоти, избивай и убивай всех, все простит тебе папего; но не трогай священных птиц, если тебе дорога жизнь и благосостояние твое, твоих родных и знакомых, как живых, так и умерших; твое преступление будет взыскано даже на потомках их, еще не родившихся в свет". Путникам удалось, хотя не без труда, увидать пресловутого папего. Он оказался простым удавом и сидел вместе с несколькими прислуживавшими ему евего и кардинго в большой клетке около бассейна, из которого мог всегда, когда хотел, вызвать гром, молнию, бурю и чертей. Затем вдоволь угостившись вкусными припасами из никогда не пустеющих кладовых Звенящего острова, они вернулись на свой корабль.
После этого они пристали к острову Железных орудий, где на деревьях росли всякого рода инструменты и оружие, а трава представляла из себя готовые ножны, ручки, втулки и прочее, потом к острову Плутней, на котором жили чертенята, поминаемые обыкновенно при всех азартных играх, и наконец - к острову Мохнатых кошек. Мохнатые кошки - злобные, жадные чудовища с крепкими когтями, покрытые шерстью, которая растет у них не поверх кожи, а внутрь (намек на традиционные мантии французских судей, подбитые мехом). Они жгут, четвертуют, обезглавливают, увечат, засаживают в тюрьмы, разоряют и уничтожают, не различая добра от зла. Порок они называют добродетелью, злость - добротою, измену- верностью; они приносят людям больше зла, чем чума, голод, война, злоупотребления римского двора, ереси и ложные пророки. Пантагрюэль и его спутники оказываются арестованными по распоряжению предводителя мохнатых кошек и должны явиться к нему на суд. Он предлагает им загадку и грозит самыми страшными пытками, если они ее не отгадают. Но Панург догадывается бросить ему мешок с золотом. Мохнатые кошки с жадностью набрасываются на золотые монеты, председатель суда объявляет преступников оправданными и позволяет им беспрепятственно продолжать свое путешествие.
Следующий остров населен Апедефтами (невеждами),- намек на то, что от служащих в счетной палате не требовалось образовательного ценза. Разные бюро этой палаты представлены под видом давилен, а плательщики- под видом виноградных гроздей, из которых тщательно выжимают весь сок.
Затем, посетив остров Outre, все жители которого до того разжирели от объедения, что стали похожи на готовые лопнуть мехи, путники пристают к царству Квинтэссенции, или Энтелехии, главная гавань которого называется Ложная Наука. Царица этого острова, крестница Аристотеля, говорит необыкновенно витиевато, питается исключительно категориями, отвлечениями, антитезами, метампсихозами и т. п. Ее придворные ведут бесконечные споры о разных философских вопросах, например: о тени осла, о дыме фонаря, о том, шерсть ли - козий пух, и т. п. Они режут огонь ножом, черпают воду решетом, измеряют прыжки блох, доят козлов, стригут ослов и прочее. Царица считает путников за пифагорейцев, потому что они молчат, пораженные ее "кудреватыми" речами, принимает их очень любезно, угощает, записывает в число своих "абстракторов", обязанных отделять от земной материи простую и чистую сущность, душу и внутреннее совершенство, и дает в честь их бал, на котором ее придворные исполняют древние танцы и бьются на турнире, изображающем шахматную доску.
Из остальных островов наиболее разработано описание острова Деревянных Башмаков, на котором путники посещают недавно открытый монастырь братьев Фредон (Fredon, одного корня с fredonner - петь вполголоса, под сурдинку; есть указание, что Рабле подразумевал возникший в его время орден иезуитов). Братья острова соблюдают посты, говорят мало и односложно, усердно молятся Богу, взаимно бичуют друг друга, ложатся спать не иначе как в одежде и в сапогах со шпорами, чтобы всегда быть готовыми явиться на Страшный суд, но в нижнем этаже своего монастыря скрывают массу красивых женщин, с которыми развратничают, не стесняясь.
Посетив еще несколько мелких островов, путешественники достигли, наконец, острова Светочей, где все жители испускали из себя лучи света и питались исключительно светом. Там увидели они светочи Аристофана, Эпиктета, большой светоч права, светочи медицины и прочее. По предложению царицы острова они выбрали один из этих светочей в проводники себе, и он привел их к оракулу Божественной Бутылки.
Пребывание у оракула окружено торжественною обстановкою и разными таинственными символами. Сначала путники идут виноградником, в котором собраны лозы всевозможных сортов, покрытые одновременно листьями, цветами и плодами. Каждый из них должен съесть три ягоды, положить в обувь виноградных листьев и взять в руки зеленую ветвь. Затем они проходят под античной аркой, украшенной с одной стороны изображением разных бутылок, штофов, бочонков, бочек, стаканов и т. п., а с другой - изображениями различных соленых закусок. Арка кончается широким туннелем из виноградных лоз и плюща, листьями которого наши путники должны покрыть себе головы. При этом проводник объяснил им, что проход под виноградным туннелем ознаменует покорность вину, лица же, желающие предаться созерцанию божественных предметов, должны сохранять полное спокойствие ума и чувств, потому-то в их обувь положены виноградные листья как знак того, что они стоят выше наслаждения, что они презирают и попирают пьянство. Путники спускаются под землю по лестнице, состоящей из мистического числа ступеней -108, и останавливаются перед великолепно изукрашенными дверями, над которыми красуется греческая надпись золотыми буквами: "В вине правда". Двери открылись сами собой; пол храма был украшен чудной мозаикой, а стены и потолок рас писаны картинами, изображавшими победы Вакха в Индии; все это освещалось яркой, как солнце, лампадой, висевшей над фонтаном чудной красоты. Подробное описание всех архитектурных и скульптурных украшений этого фонтана сделано Рабле с обычной точностью. Главная жрица оракула, Bacbuc (по-гречески Бутылка), приветливо встречает путников и приглашает их выпить воды из фонтана. Они пьют и находят воду превосходной; тогда она велит им пить ее, представляя себе вкус какого-нибудь вина. И вот Панургу кажется, что он пьет отличный Бон, брату Жану - вэн-де-Грав, Пантагрюэлю - Мирево и т. д. "Пейте сколько хотите, и каждый раз вы почувствуете вкус и запах того вина, о котором будете . думать,- говорит им жрица.- Это убедит вас, что для Бога нет ничего невозможного". Затем жрица спросила, кто желает услышать пророческое слово Божественной Бутылки. Отозвался Панург. Тогда она одела его в фантастический костюм и свела в особую капеллу, где, полупогруженный в воду фонтана, стоял чудный сосуд. Панург должен был проделать разные таинственные манипуляции, кланяться до земли, целовать края фонтана, петь священные песни и затем слушать... "Trinс" (чок), - вдруг раздалось внутри бутылки. "Что это? Она, должно быть, лопнула!" - вскричал Панург, не поддававшийся чувству благоговения. "Друг,- возразила ему жрица,- благодари небеса! Тебе недолго пришлось ждать слова Божественной Бутылки. Это слово - самое радостное, самое божественное, самое правдивое из всех, какие я слышала за все время моего служения священному оракулу!" Затем, вернувшись с Панургом в главную залу, она при всех объясняет значение звука, произнесенного оракулом. "Это слово,- говорит она,- общенародное, обще человеческое, всем известное, всем понятное и означает: пейте! Не смеяться, а пить - вот свойство исключительно человеческое; но пить не воду, как животные, а хорошее, свежее вино! Вы видели надпись на вратах храма: "В вине правда!" Божественная Бутылка отсылает вас к нему же; из него вы сами узнаете, что ждать от вашего предприятия".
Путники пьют священную воду и, придя в поэтический восторг, начинают говорить стихами. Перед отходом жрица напутствует их благословением: "Идите, да хранит вас та интеллектуальная сфера, центр которой повсюду, а окружность нигде и которую мы называем Бог! (Древнее определение Божества, повторенное впоследствии Паскалем.) Идите и поведайте вашему миру, что под землей открываются великие сокровища и дивные чудеса. Здесь, в этих подземных областях, мы считаем высшим благом не брать и принимать, как у вас на земле, а давать и расточать. Пусть ваши философы не жалуются на то, что древние обо всем писали и им не осталось открывать ничего нового. Если они обратятся к изучению того, что скрыто в земле, они узнают столько, что вся наука их предшественников покажется сравнительно ничтожной. Если они будут работать добросовестно и усердно, они убедятся в справедливости ответа, данного мудрым Фалесом египетскому царю Амазису. На вопрос, в чем состоит благоразумие, мудрец отвечал: "Во времени". Время открыло и еще откроет много скрытых тайн, потому-то древние и называли Сатурна, Время, отцом Истины, а Истину - дочерью Времени".
Жрица снабжает путников дарами, которые должны облегчить им обратный путь, и они, выразив ей свою искреннюю признательность, возвращаются на корабли.
На этом кончается роман. Последние страницы его страдают неясностью, неполнотою, недосказанностью, может быть, преднамеренною, а может быть, случайною, вследствие того, что автор не успел окончательно отделать свое произведение. Во всяком случае, программа деятельности гуманиста, разочаровавшегося в широких мечтах своей юности, высказывается в них довольно определенно: оставьте всякие астрологические и схоластические бредни, изучайте трудолюбиво видимый, реальный мир, и вы приобретете знания, о каких не смели мечтать древние. Не отчаивайтесь, если тайны природы будут открываться вам медленно, постепенно, если тупость и невежество будут восставать против открытий науки,- верьте в могучую силу времени, которое все тайное выведет наружу и даст в конце концов истине победу над ложью...