I

Задачи современной антропологи и ея отношенія къ другимъ наукамъ.

Подъ именемъ антропологіи разумѣютъ, въ настоящее время, изученіе человѣка въ естественно-историческомъ отношеніи, т. е. изученіе видоизмѣненій человѣческаго типа, какъ онъ представляется намъ въ различныхъ этническихъ группахъ (расахъ, племенахъ, народахъ), на различныхъ пунктахъ земнаго шара и въ различныя историческія и до-историческія эпохи. До нѣкоторой степени антропологію можно, пожалуй, считать отдѣломъ біологіи или точнѣе зоологіи, если, согласно съ большинствомъ зоологовъ, начиная съ Линнея, принимать, что человѣкъ, по своей физической природѣ, образуетъ первую группу во главѣ животнаго царства. Но извѣстно, что главное отличіе человѣка заключается въ его психической природѣ, которая, хотя и можетъ быть разсматриваема, до извѣстной степени, какъ результатъ постепеннаго осложненія и развитія, однако, по самому характеру своихъ явленій, вызываетъ иные задачи и пріемы изученія, отличные отъ обыкновенно прилагаемыхъ къ изученію царства животныхъ и, слѣдовательно, выходящіе изъ предѣловъ области зоологіи. Между тѣмъ, при изученіи человѣческихъ разновидностей, ихъ характеристичныхъ особенностей и взаимнаго сродства, нельзя основываться исключительно на физическихъ признакахъ, нельзя игнорировать проявленія психической дѣятельности и столь характерной для многихъ группъ племенъ формы быта и стадіи культуры. Притомъ, тщательный анализъ проявленій мысли и творчества у различныхъ народовъ, особенно стоящихъ на нисшихъ, болѣе первобытныхъ ступеняхъ культуры, представляетъ важность еще въ томъ отношеніи, что при помощи его и при сопоставленіи его съ анализомъ физической организаціи, является возможность дойти до болѣе широкаго пониманія человѣческой природы вообще, и до нѣкотораго уясненія первобытныхъ формъ ея развитія.

Уже изъ этого бѣглаго, краткаго опредѣленія можно заключить, что антропологія должна была явиться сравнительно поздно, и не ранѣе, какъ былъ собранъ порядочный запасъ свѣдѣній о человѣческихъ племенахъ и составлено сколько-нибудь обстоятельное понятіе объ организаціи человѣка и животныхъ. Дѣйствительно, первыя научныя начатки антропологіи относятся не далѣе, какъ къ прошлому столѣтію, къ эпохѣ, когда произошелъ рѣшительный поворотъ въ воззрѣніяхъ европейскихъ мыслителей на человѣка. Успѣхи, достигнутые къ этому времени анатоміей и физіологіей, вызвали мало по малу убѣжденіе. что человѣкъ, по своей физической природѣ, долженъ быть поставленъ на ряду съ животными. Въ то же время прогрессъ астрономіи и физическихъ наукъ имѣлъ слѣдствіемъ окончательное паденіе прежныхъ гео- и антропоцентрическихъ теорій и привелъ къ сознанію непреложности физическихъ законовъ и зависимости между матеріей и силой. Увеличеніе зоологическихъ свѣдѣній навело мало по малу на идею о постепенномъ осложнеіни въ органическомъ и особенно въ животномъ мірѣ, а накопленіе болѣе или менѣе достовѣрныхъ извѣстій о племенахъ дикарей и о человѣкоподобныхъ животныхъ подало поводъ распространить эту идею и на человѣка.

Явились двѣ философскихъ теоріи, два различныхъ воззрѣнія на человѣка въ его естественномъ, первобытномъ состояніи. По одному воззрѣнію, это былъ грубый, жалкій дикарь, который только, благодаря своей болѣе совершенной физической организаціи и присущимъ ему инстинктамъ, могъ, мало по малу, создать себѣ языкъ и достигнуть большей или меньшей степени цивилизаціи; по другой теоріи первобытный человѣкъ выставлялся болѣе совершеннымъ, чѣмъ современный,-- испорченный, какъ принимали нѣкоторые, культурой и обществомъ, и тѣми неестественными преградами, которыя были поставлены его развитію. Не вдаваясь здѣсь въ разсмотрѣніе этихъ философскихъ теорій XVIII вѣжа, достаточно сказать, что онѣ, несомнѣнно, должны были дать сильный толчокъ изученію человѣка и его разновидностей, и, дѣйствительно, сопровождались первыми научными начатками антропологіи. Всѣ эти новыя воззрѣнія на человѣка, его первобытное состояніе и это отношеніе къ животному царству должны были обратить вниманіе ученыхъ на нисшія племена человѣчества, на ихъ физическіе и психическіе признаки, и на сравненіе ихъ организаціи съ организаціей высшихъ животныхъ. Начало изслѣдованій въ этомъ отношеніи было положено Бюффономъ, Добантономъ и Блуменбахомъ. Въ 1749 г., вышелъ III томъ Естественной Исторіи Бюффона, въ которомъ былъ сдѣланъ первый опытъ подробнаго изученія варіететовъ человѣческаго рода, на сколько они тогда были извѣстны,-- ихъ географическаго распространенія и причинъ, которыми можно было, болѣе или менѣе, объяснить ихъ различіе.

Въ 1764 г., Добантонъ представилъ въ Парижскую Академію мемуаръ, въ которомъ доказывалъ, что животныя, даже самый близкій къ человѣку, отличаются отъ него по устройству черепа. именно по его постановкѣ на позвоночномъ столбѣ и по положенію затылочнаго отверстія. Въ 1775 г. вышло первое изданіе знаменитой диссертаціи Блуменбаха: "De generis humani varietate nativa", въ которой онъ разбираетъ анатомическія отличія человѣка отъ животныхъ, устанавливаетъ четыре разновидности человѣка, (въ слѣдующихъ изданіяхъ онъ прибавилъ еще пятую) доказываетъ, что всѣ онѣ составляютъ одинъ видъ и полагаетъ, такимъ образомъ, первыя основы систематическаго ученія о человѣческихъ расахъ. Около этого же времени голландецъ Камперъ, въ своемъ мемуарѣ "объ естественныхъ различіяхъ, характеризирующихъ физіономію людей различныхъ климатовъ", даетъ первый точный методъ сравненія формъ черепа и физіономіи, и наглядно показываетъ тѣ различіи, которыя существуютъ въ этомъ отношеніи, съ одной стороны, между человѣкомъ и животными, съ другой, между различными человѣческими расами. Около того же времени, Циммерманъ дѣлаетъ попытку изучить географическое распространеніе млекопитающихъ и человѣческихъ расъ; Земмерингъ издаетъ интересный по своему времени этюдъ "о тѣлесномъ отличіи негра отъ европейца"; Уайтъ даетъ первый опытъ сравнительно-антропометрическихъ изслѣдованій; Блуменбахъ, въ своихъ "De cades craniorum diversarum gentium" полагаетъ первыя основанія сравнительной краніологіи; Лудвигъ, наконецъ, издаетъ первый учебникъ "естественной исторіи человѣка".

Въ то же самое время Жюссьё, Наюдель, Эвнардъ и другіе затрогиваютъ вопросъ о доисторическомъ существованіи человѣка въ Европѣ; Монбоддо и Де-Броссъ дѣлаютъ первыя попытки объяснить происхожденіе человѣческой рѣчи; Монтескьё и Гогэ стараются изучить условія и ходъ развитія человѣческихъ обществъ, законовъ, искусствъ; Гердеръ полагаетъ первыя основанія философіи исторіи. Свѣдѣнія о человѣческихъ племенахъ начинаютъ быстро увеличиваться: открывается новый, неизвѣстный ранѣе, міръ Полинезіи и Австраліи, получаются свѣдѣнія о неизвѣстныхъ ранѣе народахъ южной Африки и многихъ частей Азіи и Америки. Наконецъ, около этого-же времени, именно въ самомъ началѣ нынѣшняго столѣтія, основывается въ Парижѣ "Общество наблюдателей человѣка",-- Société des Observateurs de l'homme, поставившее себѣ задачею "собирать свѣдѣнія не только о нравахъ и обычаяхъ различныхъ народовъ, даже самыхъ дикихъ, но и изучать, посредствомъ точныхъ наблюденій, внѣшнія формы различныхъ расъ, вліяніе климата на цвѣтъ жителей и т. п., однимъ словомъ, собирать всевозможные матеріалы для подготовленія полной и достовѣрной исторіи человѣческаго рода. Все это, взятое вмѣстѣ, показываетъ, что уже въ концѣ прошлаго и началѣ нынѣшняго столѣтія, стала довольно ясно сознаваться потребность въ разработкѣ антропологіи и можно было ожидать, что дружными усиліями натуралистовъ, путешественниковъ и историковъ, эта отрасль знанія пойдетъ безостановочно впередъ.

Надежды эти, однако, не вполнѣ оправдались. "Общество наблюдателей человѣка" существовало весьма недолго и закрылось, не оказавъ никакого вліянія на развитіе науки. Въ теченіе первой половины нынѣшняго столѣтія, анатомія человѣческихъ расъ сдѣлала весьма мало успѣховъ и немного добавила къ тому, что уже было добыто Блуменбахомъ, Камперомъ, Дебонтаномъ. Масса новыхъ формъ, съ которыми въ это время познакомились зоологи, открытіе остатковъ многихъ ископаемыхъ, усовершенствованіе микроскопа, успѣхи физіологіи и эмбріологіи обратили въ кто время вниманіе натуралистовъ на другія области знанія, обѣщавшія болѣе вѣрные и плодотворные результаты, чѣмъ изученіе человѣческихъ расъ, матеріалы для познанія которыхъ собирались медленно. Наука о психической жизни совершенно отдѣлилась отъ наукъ естественныхъ и стала разразботываться особымъ методомъ, къ сожалѣнію, оказавшимся мало плодотворнымъ. Авторитетъ Кювье установилъ, въ это время, твердо положеніе, что человѣкъ явился сравнительно недавно, въ современную геологическую эпоху, и что онъ не можетъ быть найденъ въ ископаемомъ состояніи, вмѣстѣ съ останками вымершихъ животныхъ. На основаніи того же авторитета, всѣми натуралистами было признано, что каждый видъ организмовъ былъ созданъ отдѣльно, и что вс123; они остаются неизмѣнными, подвергаясь только незначительнымъ варіяціямъ. Въ приложеніи къ человѣку, это могло означать или, что все человѣчество составляетъ одинъ видъ, происшедшій отъ одной пары особей и распавшійся, подъ вліяніемъ климатическихъ условій, на значительное число разновидностей, или, что онъ состоитъ изъ нѣсколькихъ первичныхъ расъ. получившихъ начало въ различныхъ странахъ земнаго шара и образовавшихъ впослѣдствіи множество варіететовъ и помѣсей. Первое мнѣніе принималось большинствомъ натуралистовъ, особенно нѣмецкихъ и англійскихъ, но второе также находитъ не мало послѣдователей, особенно во Францій и Америкѣ. Первые, моногенисты, находили подтвержденіе своимъ воззрѣніямъ въ существованіи переходныхъ типовъ между расами и въ способности различныхъ племенъ: смѣшиваться между собою и производить плодущее потомство; вторые, полигенисты, основываясь, главнымъ образомъ,на устойчивости и неизмѣнности расовыхъ признаковъ, въ продолженіе послѣднихъ 6000 лѣтъ; какъ о томъ можно, напримѣръ, судить по изображеніямъ различныхъ расъ на египетскихъ монументахъ. Во всякомъ случаѣ, изученіе этихъ мелкихъ, трудно уловимыхъ племенныхъ особенностей, не представляетъ достаточнаго интереса для большинства біологовъ, тѣмъ болѣе, что оно не освѣщалось въ это время никакою общею плодотворною идеею.

Тѣмъ не менѣе этотъ періодъ времени, именно первыя 60 лѣтъ нынѣшняго столѣтія, прошелъ далеко не безплодно для антропологіи. Въ теченіе его были положены прочныя основанія сравнительнаго языкознанія; трудами Боппа была твердо установлена связь между языками индоевропейской группы; а также, трудами Вил. Гумбольдта, Клапрота, Лихтенштейна, Кастрена, Габеленца и другихъ,-- между языками южной Африки, малайскими, урало-алтайскими, полинезійскими. Въ этотъ же періодъ появились первыя научныя начатки сравнительной мифологіи; положены первыя серьезный основы для научнаго изученія народной литературы, народнаго быта, многихъ памятниковъ древности, исторіи культуры. Мысль, высказанная въ прошломъ столѣтіи, Монтескьё и Гердеромъ; возродилася въ болѣе опредѣленной формѣ, въ идеѣ Риттера "о вліяніи на ходъ всемірной истеріи внѣшнихъ физическихъ условій". Нѣкоторые мыслители, какъ напримѣръ Поттъ, Гобино и другіе, полагали возможнымъ включить въ число такихъ опредѣляющихъ условій и психическія различія самихъ племенъ, или существующее между ними въ этомъ отношеніи неравенство. Съ другой стороны, изслѣдованія Кетлэ показали, что, въ противуположность принятому мнѣнію, факты общественные, опредѣляемые свободнымъ произволомъ человѣка, совершаются съ неменьшею правильностію, нежели факты, подверженные простому дѣйствію физическихъ причинъ. Все это, по необходимости, вело къ заключенію, что движеніе историческихъ событій и развитіе человѣческихъ обществъ опредѣляется естественными законами и зависитъ, до извѣстной степени, отъ опредѣленныхъ внѣшнихъ и внутреннихъ причинъ. Матеріалъ для познаніи отдѣльныхъ племенъ въ это время значительно увеличился.

Получены были обстоятельныя свѣдѣнія объ исторіи и культурѣ Индіи, Китая, Японіи, Малайскаго Архипелага, Перу, Мексики, равно какъ и о бытѣ многихъ первобытныхъ, полудикихъ плененъ. Мало по малу свѣдѣнія эти увеличились настолько, что имъ стали удѣлять все болѣе и болѣе мѣста, какъ въ исторіи культуры (въ примѣръ можно привести исторію Клемма), такъ и въ естественной исторіи человѣка.

Замѣчательнѣйшій изъ послѣдователей Блуменбаха, Причардъ, вводитъ уже въ свои "Изслѣдованія о физической исторіи человѣка" (1808--36) подробныя описанія отдѣльныхъ племенъ и народовъ, причемъ удѣляетъ наиболѣе мѣста даннымъ языкознанія, исторіи и характеристикамъ быта. Въ это же время, именно въ двадцатыхъ годахъ, входитъ въ употребленіе терминъ "этнографія" для обозначенія систематическаго описанія и распредѣленія народовъ, основаннаго, главнымъ образомъ, на данныхъ языкознанія, а также терминъ "этнологія", введенный впервые Вилльямомъ Эдварсомъ, для обозначенія науки о человѣческихъ расахъ, причемъ подъ словомъ "раса" онъ подразумѣвалъ "совокупность физическихъ, интеллектуальныхъ и моральныхъ признаковъ, свойственныхъ извѣстной этнической группѣ". Въ 1839 г., Вилльямъ Эдварсъ основалъ въ Парижѣ первое этнологическое общество, опредѣливъ задачею его: "изученіе организаціи человѣческихъ расъ, ихъ умственныхъ и нравственнаго развитія, ихъ языковъ и историческихъ преданій, для того, чтобы утвердить на ея настоящихъ основахъ науку о человѣческихъ племенахъ или этнологію." Въ трудахъ этого общества, равно какъ и основанныхъ въ подражаніе ему обществъ Лондонскаго и Нью-Іоркскаго, было помѣщено нѣсколько интересныхъ этнографическихъ изслѣдованій и матеріаловъ, хотя вообще дѣятельность этихъ учрежденій, въ которыхъ почти вовсе не принимали участія натуралисты, и не была особенно плодотворною.

Какъ бы то ни было, количество антропологическаго матеріала, съ теченіемъ времени продолжало увеличиваться, мало по малу явилась потребность сгруппировать его въ систему, сопоставить вмѣстѣ его различныя категоріи, внести въ него болѣе точные методы. Для успѣшной дальнѣйшей разработки науки, нужно было прежде всего яснѣе сознать ея задачу и опредѣлить точнѣе ея возможныя цѣли, чтобы направить, соотвѣтственно имъ, дальнѣйшія изслѣдованія. Такой счастливый моментъ совпадаетъ съ 1859--60 годами, къ которымъ вообще можно отнести начало новаго періода развитія антропологіи.

На самомъ рубежѣ этого періода стоитъ сочиненіе профессора Вайца: "Антропологія первобытныхъ народовъ" (Anthropologie der Naturvölker), первый томъ котораго, посвященный вопросамъ о единствѣ человѣческаго рода и естественнаго состоянія человѣка. вышелъ въ 1859 году. По своему содержанію, это сочиненіе замыкало собою предыдущій періодъ. Въ немъ, съ необыкновенной эрудиціей, были сопоставлены и критически разобраны всѣ факты, добытые предыдущими изслѣдованіями, и не прибавлено въ сущности ни одного новаго. Но что въ немъ было новаго, это воззрѣніе на задачи изслѣдованія и цѣль антропологіи. Но мнѣнію Вайца, антропологія должна служить звеномъ, связывающимъ естественнонаучное познаніе человѣка съ историческимъ, или точнѣе, должна изучить человѣка въ состояніи его перехода отъ естественнаго первобытнаго одиночнаго состоянія къ жизни общественной и культурной. Современная наука, конечно, не можетъ согласиться съ мнѣніемъ объ одиночномъ, первобытномъ состояніи человѣка; она принимаетъ даже, что стадное общество существовало ранѣе семьи, тѣмъ не менѣе, она должна признать вѣрность мысли Вайца, что для болѣе широкаго пониманія человѣ;ческой природы, во всѣхъ ея проявленіяхъ, невозможно ограничиваться изученіемъ только тѣхъ формъ, какія намъ представляла исторія цивилизаціи, но необходимо принимать во вниманіе и такъ называемые некультурные первобытные народы.

Мы сказали, что къ 1859--60 годамъ можно отнести рѣшительный поворотъ въ развитіи антропологіи. Дѣйствительно, съ этими годами совпали нѣкоторыя событія, оказавшія важное вліяніе на прогрессъ науки; а именно: 1) открытіе, или вѣрнѣе -- признаніе подлинности ископаемыхъ остатковъ человѣка и его культуры, 2) появленіе теоріи происхожденія видовъ Дарвина и 3) основаніе антропологическаго общества въ Парижѣ.-- Что касается ископаемыхъ остатковъ человѣка и его культуры, то нужно замѣтить, что они были находимы и ранѣе, даже еще въ прошломъ столѣтіи, но не обращали на себя должнаго вниманія. Послѣ исторіи съ антрополитомъ Гваделупы, признаннымъ Кювье за современное образованіе, ученые, стали смотрѣть скептически на всѣ извѣстія о подобныхъ находкахъ. Открытія, сдѣланныя въ двадцатыхъ годахъ, Турналемъ въ одной пещерѣ южной Франціи, результаты раскопокъ Шмерлинга въ пещерахъ южной Бельгіи и Годвина-Остена въ Кентской пещерѣ Англіи остались не признанными, равно какъ долгое время и "находки Душэ-де-Перта въ аллювіѣ р. Соммы (въ сѣверной Франціи). Такъ продолжалось до 1859--60 годовъ. Въ 1859 г., извѣстный англійскій геологъ Прествичъ, осмотрѣвъ вмѣстѣ съ археологомъ Эвансомъ долину р. Соммы, и произведя необходимыя раскопки, представилъ Лондонокому Королевскому Обществу мемуаръ, въ которомъ доказывалъ подлинность и древность найденныхъ здѣсь кремневыхъ орудій. Въ томъ же году, означенная мѣстность была посѣщена знаменитымъ геологомъ Лайеллемъ, который осенью того же года, на митингѣ Британской Ассоціаціи наукъ въ Эбердинѣ, подтвердилъ, съ своей стороны, древность кремневыхъ орудій изъ аллювія Соммы. Эти рѣшительные выводы англійскихъ геологовъ склонили къ упомянутымъ находкамъ и французскихъ ученыхъ. Въ томъ же году, Сентъ-Ашёльская и Аббевильская копи были осмотрѣны Пушэ-Годри, Эберомъ и Денуойэ, которые всѣ нашли возможнымъ подтвердить выводы Прествича и Лайелля, добывъ лично оббитые человѣческою рукою кремни (топоры) въ слояхъ, заключавшихъ въ себѣ останки ископаемыхъ животныхъ. Въ слѣдующемъ 1860 году, Лартэ началъ свои раскопки пещеръ южной Франціи, прежде всего знаменитаго, Оринвакскаго грота, и представилъ ихъ Парижскую Академію Наукъ свой извѣстный мемуаръ о "существованіи человѣка съ большими ископаемыми животными; характеристичными для послѣдняго геологическаго періода. Въ томъ же 1860 году, западно-европейскіе ученые, впервые, познакомились обстоятельно съ изслѣдованіями датскихъ и шведскихъ археологовъ о древнѣйшемъ каменномъ періодѣ ихъ страны; благодаря прекрасному отчету Морло, изданному Лозанскимъ Обществомъ Естествоиспытателей. Наконецъ, въ томъ же 1860 г., вышло сочиненіе Тройона "о древнихъ постройкахъ на сваяхъ въ Швейцарскихъ озерахъ" (пфальбаутахъ), первое открытіе коихъ относится къ 1854 году, но которыя были описаны подробно Келлеромъ и Рютгемейеромъ, только въ 1868--61 годахъ. Такимъ образомъ, въ 1860 году доисторическая археологія почти сразу обогатилась многими новыми находками и изслѣдованіями и значительно разширила имѣвшіяся представленія о древнѣйшихъ судьбахъ человѣка въ Европѣ.

Вторымъ событіемъ, оказавшимъ замѣтное вліяніе на прогрессъ антропологіи было появленіе теоріи Дарвина. Эта теорія, плодъ многолѣтнихъ трудовъ и наблюденій извѣстнаго натуралиста, конечно, не могла остаться безъ приложенія къ человѣку. Первые опыты такого приложенія были сдѣланы Гёксли и Фоктомъ, въ рядѣ публичныхъ лекцій, прочитанныхъ ими въ Лондонѣ и Невшателѣ. Взгляды Гёксли и Фохта (впослѣдствіи по этому предмету высказался и самъ Дарвинъ), не могли не обратить на себя вниманія натуралистовъ и вызвали цѣлый рядъ работъ по сравнительной анатоміи приматовъ (Брока, Граціоло, Бишофа, Оуена, Флауэра, Эккера, Луцэ и др., которыя во многихъ отношеніяхъ дополнили, прежнія изслѣдованія по тому же предмету. Вмѣстѣ съ тѣмъ, новая теорія, и именно доказанный Дарвиномъ принципъ естественнаго и половаго подбора и борьбы на существованіе въ органическомъ мірѣ, внесла новый свѣтъ и въ науку о человѣческихъ племенахъ или этнологію, указавъ на новый факторъ измѣнчивости и происхожденія признаковъ. Съ другой стороны, эта же теорія постепеннаго развитія, въ связи съ данными, добытыми одновременно доисторической археологіей, этнографіей и исторіей культуры, вызвала стремленіе проникнуть глубже въ исторію развитія человѣчества, прослѣдить тѣ пути, по которымъ шло наростаніе первобытной культуры и ту смѣну формъ, которую испытало въ своемъ развитіи примитивное человѣческое общество. Замѣчательныя изслѣдованія Лёббока, Тэйлора, Бастіана, Спенсера, Макъ-Леннана, Бакховена, Маргина, Гейгера и другихъ были попыткою дать отвѣтъ на эти вопросы и разъяснить первоначальное возникновеніе и развитіе человѣческой рѣчи, письма, искусства, вѣрованій, нравственности, брака, семьи, собственности, и другихъ психическихъ, и соціальныхъ явленій человѣчества. Мысль Конта о необходимости естественной науки объ обществѣ, или соціологіи, начала получать осуществленіе въ трудахъ только что перечисленныхъ мыслителей, въ особенности Спенсера. -- Психологія точно также выступила на новый, болѣе плодотворный путь развитія. Тотъ метафизическій методъ, которымъ разрабатывали психологію до шестидесятыхъ годовъ нынѣшняго столѣтія, мало по малу былъ признанъ безплоднымъ и оставленъ. Въ настоящее время сдѣдалось яснымъ, что только въ соединеніи съ физіологіей, зоологіей, антропологіей, психіатріей, этнографіей, лингвистикой, исторіей культуры психологія можетъ надѣяться дойти до сколько-нибудь удовлетворительнаго разрѣшенія ея сложныхъ вопросовъ. -- Третьимъ событіемъ, оказавшимъ вліяніе на развитіе науки, было, какъ я сказалъ, основаніе антропологическихъ обществъ, и прежде всѣхъ Парижскаго. Основанное, по иниціативѣ Брока, небольшимъ кружкомъ анатомовъ и врачей, Парижское Антропологическое Общество скоро обратило на себя вниманіе, какъ тѣми вопросами, которые оно поставило задачею своей дѣятельности, такъ и тѣми болѣе положительными методами, которые оно старалось ввести въ изслѣдованіе человѣческихъ разновидностей. По примѣру его скоро основались антропологическія общества въ Лондонѣ, Вѣнѣ, Флоренціи, Германіи. Въ 1861 году, по иниціативѣ К. Ѳ. фонъ-Бэра, состоялся съѣздъ нѣмецкихъ антропологовъ въ Гёттингенѣ. На этомъ съѣздѣ былъ обсуждаемъ вопросъ объ основаніи антропологическихъ обществъ въ Германіи, было рѣшено издавать спеціальный журналъ, "Archiv fur Antropologir", и была сдѣлана попытка выработать однообразные методы антропологическихъ изслѣдованій, -- попытка, болѣе полное осуществленіе которой было сдѣлано однако позже и уже Парижскимъ Обществомъ.

Всѣ перечисленные факты, почти совпавшіе въ своемъ появленіи въ состояніи объяснить, думается намъ, то движеніе, которое стало замѣчаться въ антропологіи съ начала шестидесятыхъ годовъ. Различные отдѣлы ея, разрабатывавшіеся ранѣе совершенно отд23;льно, нисколько не интересуясь одинъ другимъ, стали теперь понимать пользу и выгоды ассосіаціи, сознали необходимость дѣйствовать совмѣстно для разрѣшенія общихъ задачъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ и самый задачи антропологіи стали опредѣляться яснѣе, равно какъ и ея границы по отношенію къ другимъ наукамъ. Ранѣе терминъ "антропологія" употребляли большей частью, къ довольно неопредѣленномъ смыслѣ. Въ XVI и XVII вѣкахъ, это названіе придавалось совокупности извѣстныхъ тогда свѣдѣній о физической и психической природѣ человѣка, включая сюда также свѣдѣнія анатомическія и физическія. Мало по малу, однако, когда анатомія и физіологія обособились въ отдѣльныя науки, на долю антропологіи остались только естественная исторія человѣка и психологіи. Въ 1789 гъ Кантъ, въ своей "Anthropologie in pragmatisher Hinsicht", опредѣлилъ антропологію, какъ систематическое ученіе о человѣкѣ, разсматривающее его въ физіологическомъ или прагматическомъ отношеніи. Физіологическое изученіе заключается по Канту, въ изслѣдованіи того, что природа дѣлаетъ изъ человѣка; прагматическое же -- въ изученіи того, что тотъ, какъ свободное въ своихъ поступкахъ существо, самъ дѣлаетъ изъ себя, или что онъ можетъ и долженъ дѣлать. Изъ другихъ мѣстъ его сочиненія видно, что Кантъ включалъ изученіе человѣческихъ расъ въ "физическую географію", подъ антропологіей же собственно онъ разумѣлъ нѣчто, что всего ближе подходитъ къ дедуктивной психологіи человѣка. Въ такомъ же смыслѣ употреблялся большею частью терминъ "антропологія" въ Германіи и послѣ Канта, до самыхъ шестидесятыхъ годовъ. Въ этотъ промежутокъ времени была издана масса сочиненій подъ такимъ названіемъ и всѣ они представляютъ болѣе или менѣе удачные опыты дедуктивныхъ психологическихъ системъ. Мы слишкомъ мало, знакомы съ той обширной литературой, чтобы оцѣнить, какъ слѣдуетъ, ея значеніе; но, судя по отзывамъ компетентныхъ лицъ, полагаемъ, что результаты ея были не особенно удовлетворительны и не очень подвинули впередъ наше знаніе психическихъ явленій.

Наоборотъ, нѣмецкіе натуралисты конца XVIII и начала XIX вѣка, какъ, напр., Блуменбахъ, Лудвигъ, Рудольфи и др. разумѣли подъ антропологіей, по преимуществу, естественную исторію человѣка. Въ томъ же смыслѣ употреблялся терминъ "антропологія" и во Франціи, гдѣ уже въ 1838 году была основана кафедра антропологіи въ Парижскомъ Музеѣ Естественной Исторіи. Болѣе опредѣленное приложеніе получилъ, однако, этотъ терминъ, только въ шестидесятыхъ годахъ, со времени появленія сочиненія Вайца и основанія антропологическихъ журналовъ и обществъ. Съ этого времени онъ сталъ употребляться для обозначенія естественной исторіи человѣка въ обширномъ смыслѣ, включая въ нее также этнологію, сравнительную психологію племенъ и исторію первобытной культуры.-- Что касается задачъ антропологіи, то мы уже указали на нихъ въ началѣ настоящаго очерка; мы позволимъ себѣ, однако, сказать о нихъ еще нѣсколько словъ.

Объектъ изслѣдованій современной антропологіи опредѣляется зоологической группой рода "человѣя" (homo), разсматриваемой какъ не отношенію къ входящимъ въ составъ ея разновидностямъ, такъ и въ ея цѣломъ, въ ея отношеніи къ другимъ зоологическимъ группамъ. Соотвѣтственно двумъ категоріямъ явленій, которыя представляются намъ природою человѣка, именно явленіями его физической жизни и его психической дѣятельности, антропологія включаетъ въ кругъ своихъ изслѣдованій, какъ сравнительно-анатомическое, такъ и сравнительно-психологическое изученіе человѣческихъ разновидностей. Что касается перваго, то оно исходитъ отъ строенія нормальнаго, здороваго типичнаго человѣка бѣлой, или точнѣе Европейской расы и сравниваетъ съ нимъ тѣ варіяціи, особенности и уклоненія, которыя заключаются у различныхъ, болѣе или менѣе обширныхъ, группъ человѣческихъ особей. Изъ ряда многообразныхъ варіяцій, выдѣляются прежде всего тѣ, которыя обусловливаются поломъ, возрастомъ, за тѣмъ тѣ, которыя свойственны болѣе или менѣе обширнымъ группамъ взрослыхъ особей различныхъ расъ. Вслѣдствіе почти безконечной индивидуальной измѣнчивости человѣка и отсутствія рѣзкихъ различій между близко-сродными разновидностями, выдѣленіе типичныхъ признаковъ послѣднихъ, требуетъ нерѣдко весьма внимательнаго сличенія. Необходимо тщательное изученіе и сравненіе мельчайшихъ индивидуальныхъ признаковъ значительнаго числа особей, чтобы вывести типичные признаки свойственные извѣстной этнической группѣ, опредѣлить предѣлы измѣнчивости этихъ признаковъ и, въ случаѣ присутствія въ данной группѣ нѣсколькихъ типовъ, выдѣлить и разграничить ихъ. Простаго сравненія здѣсь часто не можетъ быть достаточно, и приходится прибѣгать къ измѣреніямъ и къ выводу среднихъ чиселъ, какъ кто дѣлается и другими науками, при изученіи варіирующихъ явленій и формъ, напримѣръ, метеорологіей, статистикой и даже зоологіей, при изслѣдованіи видовъ, богатыхъ разновидностями. Само собою разумѣется, что констатируя тѣ или другія различія, наука не можетъ ограничиваться только ихъ описаніемъ, но должна стремиться уяснитъ себѣ, по возможности, ихъ значеніе, опредѣлить ихъ относительную важность, составить понятіе объ ихъ генезисѣ. Для этой цѣди антропологіи приходится прежде всего обращаться къ даннымъ сравнительной анатоміи и эмбріологіи, иногда также патологіи и этнографіи. Только при помощи этихъ наукъ, можно надѣяться объяснить многія особенности, являющіяся или такъ называемыми "животными образованіями", или "остановками въ развитіи", или патологическими уклоненіями, или, наконецъ, искуственными деформаціями. Но этого мало; является вопросъ: чp3;мъ вызываются эти, варіяціи, какъ мы можемъ объяснить себѣ ихъ появленіе, чѣмъ обусловливается ихъ большее или меньшее распространеніе? Прилагая къ человѣческимъ разновидностямъ общую для органическихъ формъ теорію трансформизма, наука стремится заглянуть въ прошедшее, составить себѣ понятіе объ исторіи развитія человѣческихъ видоизмѣненій. Для разъясненіи всѣхъ этихъ вопросовъ наука должна; пользоваться, къ сожалѣнію довольно скудными средствами и, часто, весьма отрывочными данными. Средства эти ограничиваются только наблюденіемъ надъ нынѣ живущими племенами и тѣми указаніями, которыя могутъ доставить исторія, археологія, палеонтологія. Наблюдая нынѣ живущія племена въ ихъ естественной обстановкѣ, при различныхъ, окружающихъ ихъ, внѣшнихъ условіяхъ, замѣчая тѣ физическія измѣненія, которыя происходятъ съ человѣческими особями и группами при ихъ переселеніи изъ однихъ странъ въ другія, изучая проявленія въ человѣческомъ родѣ измѣнчивости, наслѣдственности, естественнаго и полового подбора, борьбы на существованіе, смѣшенія и вымиранія племенъ, наука старается уяснитъ степень и родъ вліянія, оказываемаго окружающей природой и условіями жизни на человѣка и пытается опредѣлить законы, управляющіе ее естественною жизнью и развитіемъ человѣчества. Съ другой стороны, сопоставляя результаты изслѣдованій современныхъ племенъ съ данными исторіи и съ результатами археологическихъ и палеонтологическихъ изысканій, антропологія составляетъ себѣ понятіе о племенахъ и народахъ нынѣ несуществующихъ и о типѣ человѣка въ отдаленные, доисторическія періоды его существованія. Конечно всѣ эти данныя еще весьма отрывочны и скудны, но онѣ драгоцѣнны для насъ, какъ свидѣтельства нашей глубокой древности; при томъ, слѣдуетъ замѣтить, что эти прямыя данныя, могутъ быть еще нѣсколько дополняемы косвенными, доставляемыми, отчасти, анализомъ физической организаціи человѣка и эмбріональнаго развитія, а, отчасти, сравнительно -- психологическимъ изученіемъ человѣчества.

Это послѣднее, именно сравнительно-психологическое изученіе, составляетъ одинъ изъ важнѣйшихъ отдѣловъ антропологіи. Какъ зоологъ, изучающій тѣхъ или другихъ животныхъ, особенно высшихъ, не ограничивается только изслѣдованіемъ ихъ физической организаціи, но старается также составить себѣ понятіе объ ихъ образp3; жизни, инстинктахъ, проявленіяхъ умственныхъ способностей; то тѣмъ болѣе явленія этой категоріи должны интересовать насъ при изученіи человѣка, психическая природа котораго представляетъ такое высокое развитіе. Если различныя формы голосовыхъ звуковъ являются характерными признаками для многихъ видовъ птицъ; если соціальные инстинкты муравьевъ составляютъ одну изъ типичнѣйшихъ особенностей этихъ насѣкомыхъ; если различные типы построекъ пчелъ и осъ служатъ однимъ изъ важныхъ критеріевъ для различенія ихъ видовъ, то очевидно, что при изученія человѣческихъ разновидностей, данныя лингвистики, сравнительной психологіи и этнографіи должны имѣть еще гораздо большее значеніе. Различія въ строеніи языковъ часто рѣзче разграничиваютъ между собою племена, чѣмъ ихъ физическіе признаки; формы первобытныхъ религій и культуръ могутъ быть болѣе характеристичными, чѣмъ контуръ черепа или цвѣтъ кожи. Правда, мы имѣемъ доказательства, что народы нерѣдко мѣняютъ съ теченіемъ времени свой языкъ и заимствуетъ одинъ отъ другаго культуру и религію, и что признаки физическія вообще, устойчивѣе психическихъ; но, съ другой стороны, мы знаемъ также, что и физическіе признаки могутъ подвергаться, съ теченіемъ времени, измѣненію, и что распредѣленіе формъ примитивнаго быта и культуры, можетъ иногда въ очевидномъ соотвѣтствіи съ степенью физической организаціи племенъ и съ особенностями населяемыхъ ими территорій. Во всякомъ случаѣ, наше знаніе о человѣческихъ разновидностяхъ было бы далеко неполнымъ, если бы мы не приняли во вниманіе, столь характерныхъ, для нѣкоторыхъ изъ нихъ явленій жизни психической и соціальной. Притомъ, какъ было уже замѣчено выше, анализъ этихъ явленій, въ особенности, какъ они представляются намъ у народовъ нецивилизованныхъ, можетъ разъяснить намъ до нѣкоторой степени процессъ ихъ первоначальнаго развитія; а слѣдовательно, и способствовать пониманію человѣческой природы вообще.

Кромѣ изученія расъ въ сравнительно-анатомическомъ, біологическомъ и психологическомъ отношеніяхъ, кромѣ изслѣдованій первобытной исторіи человѣка, въ задачи антропологіи входитъ еще систематическое описаніе племенъ и составленіе ихъ естественной классификаціи. Анализируя свойственные племеннымъ группамъ признаки и особенности,, изучая географическое распространеніе переселенія, смѣшеніе, образованіе и вымираніе народовъ, наука, въ концѣ концовъ, имѣетъ въ виду синтезъ, -- сведеніе своихъ фактовъ въ опредѣленную систему. такимъ синтезомъ и можетъ быть въ естественной исторіи человѣка классификація, т. е. распредѣленіе отдѣльныхъ разновидностей по ихъ естественному сходству. Если бы мы могли прослѣдить физическое и психическое развитіе человѣчества, съ древнѣйшихъ моментовъ его существованія, и уяснить процессъ его постепеннаго развѣтвленія на значительное число, отчасти вымиравшихъ, впослѣдствіи, разновидностей, и если бы при томъ можно было постигнуть тѣ условія, которыми это развитіе и развѣтвленіе въ разныхъ случаяхъ вызывалось, то задача антропологіи была-бы достигнута и самопознаніе человѣка сдѣлало бы громадный шагъ впередъ. Задача эта, однако, настолько громадная, а средства, имѣющіяся дли ея разрѣшенія, такъ скудны, что человѣчество, по всей вѣроятности, никогда не будетъ въ состояніи разрѣшить ее вполнѣ. Наши знанія въ этомъ отношеніи, подобно тому, какъ въ извѣстной степени, и знанія зоологовъ, ботаниковъ, геологовъ -- относительно царства животнаго; растительнаго и ископаемаго,-- подобно тому, какъ и знанія психологовъ, историковъ, археологовъ, осуждены всегда оставаться болѣе или менѣе отрывочными и никогда не будутъ въ состояніи достигнуть желаемой степени точности и полноты. Антропологія, какъ и вся морфологія вообще, не есть и не въ состояніи быть наукою точною въ которой могъ бы быть примѣнимъ математическій анализъ. Какъ справедливо замѣтилъ Геккель относительно морфологіи это есть наука историческая, которой выводы могутъ имѣть значеніе только относительныхъ истинъ; тѣмъ не менѣе эти выводы могутъ достигнуть, въ нѣкоторыхъ случаяхъ, такой степени вѣроятности и могутъ подвинуть, въ своей совокупности, настолько наше знаніе о человѣкѣ, что этого уже достаточно для оправданія ея необходимости. Для признанія за ней права науки, наравнѣ съ другими морфологическими и историческими науками.

Изъ только что сказаннаго можно уже составить себѣ нѣкоторое понятіе о томъ, насколько разработка антропологіи сопряжена съ трудностями и въ какой мѣрѣ она требуетъ содѣйствія другихъ отраслей знанія. Понятно, напримѣръ, что, при изученіи физическихъ различій между расами, антропологія не можетъ обойтись безъ знанія анатоміи и физіологіи нормальнаго человѣка, которыя доставляютъ ей, такъ сказать, необходимую точку опоры при сравненіи отдѣльныхъ варіацій. Эмбріологія и сравнительная анатомія снабжаютъ ее необходимыми данными для сужденія о значеніи многихъ варіацій строенія, кромѣ того, первая знакомитъ еще съ индивидуальнымъ развитіемъ или онтогеніей человѣка вообще; а услуги второй необходимы для опредѣленія тѣхъ животныхъ останковъ, которые могутъ встрѣчаться въ древнихъ отложеніяхъ вмѣстѣ съ останками человѣка и его культуры. Дли оцѣнки этихъ послѣднихъ, ихъ относительной древности и значенія, оказывается необходимою, кромѣ того, еще помощь геологіи и палеонтологіи, ровно какъ и значительное содѣйствіе со стороны археологіи. Не можетъ обойтись антропологія и безъ данныхъ зоологіи, безъ знакомства съ классификаціей высшихъ животныхъ, съ фактами зоологической и ботанической географіи, не можетъ игнорировать она и данныхъ біологіи, подразумѣвая подъ послѣднею изученіе условій существованія органическихъ видовъ и вліяніе на послѣдніе окружающей природы. Исторія даетъ ей свѣдѣнія о многихъ, отчасти уже исчезнувшихъ, отчасти еще существующихъ народахъ, объ ихъ прежнемъ типѣ, бытѣ, разселеніи и взаимныхъ отношеніяхъ. При изученіи психическихъ особенностей и взаимнаго сродства племенъ, антропологія не можетъ обойтись безъ помощи лингвистики и этнографіи, изъ коихъ послѣдняя является, по отношенію къ ней, какъ бы складочнымъ магазиномъ всякихъ свѣдѣній о различныхъ народахъ. Наконецъ, ей необходимы еще услуги географіи, приходится прибѣгать иногда къ даннымъ психологіи и психіатріи, а также къ фактамъ статистики и даже къ выводамъ наукъ политическихъ и соціальныхъ.

Пользуясь, однако, выводами и данными столь различныхъ отраслей знанія, антропологія не ограничивается только сшиваніемъ этихъ разнородныхъ матеріаловъ. Она подвергаетъ ихъ самостоятельному анализу и дополняетъ результатами собственныхъ наблюденій въ виду особыхъ, преслѣдуемыхъ ею, цѣлей. Эти результаты могутъ, въ свою очередь, принести пользу и для другихъ наукъ, могутъ, напримѣръ, служитъ дополненіемъ отчасти къ анатоміи и физіологіи нормальнаго человѣка, отчасти къ палеонтологіи и археологіи. Если для антропологіи необходимо пользованіе данными лингвистики, то и лингвистамъ могутъ пригодиться данныя антропологіи и уже со стороны лингвистовъ были сдѣланы попытки согласовать факты сравнительнаго языковѣдѣнія съ фактами, сравнительной морфологія племенъ и съ выводами доисторической археологіи. Подобнымъ же образомъ, данныя, добытыя сравнительно-психологическимъ изученіемъ племенъ, могутъ оказаться полезными для индивидуальной психологіи и психіатріи, какъ это и было уже выставлено на видъ извѣстнымъ психіатромъ Маудсли. Не лишними могутъ быть нѣ;которые отдѣлы антропологіи и для медицины, и притомъ, какъ для медицины собственно, такъ и для гигіены. Выводы, полученные изъ наблюденій надъ анатомическими, физіологическими и патологическими варіаціями человѣка, какъ проявленіемъ въ человѣчествѣ явленія наслѣдственности, измѣнчивости, приспособленія къ средѣ, надъ вліяніемъ на человѣка тѣхъ или другихъ внѣшнихъ условій, того или другаго рода пищи и образа жизни, надъ смѣшеніемъ и вымираніемъ племенъ, даже надъ нравами и обычаями могутъ, въ нѣкоторыхъ случаяхъ, представлять и значительный интересъ для медика и, по всей вѣроятности, въ недалекомъ будущемъ, обратятъ, на себя большее, соотвѣтствующее ихъ значенію вниманіе. Но еще болѣе важное значеніе представляетъ антропологія для зоологіи и исторіи. Въ самомъ дѣлѣ, она, такъ сказать, выполняетъ пропасть, лежащую между этими двумя отраслями знаніями. Какъ зоологія остается, безъ нея, безъ вершины, такъ исторія, безъ нея, остается безъ начала. Зоологъ встрѣчаетъ въ животномъ царствѣ, постепенное осложненіе организаціи; онъ видитъ, въ различныхъ его группахъ, различныя проявленія умственныхъ способностей, находитъ зачатки общества, семьи, брака, проявленія нравственныхъ и соціальныхъ инстинктовъ. Для него представляетъ интересъ знать, какъ далеко это постепенное осложненіе физической организаціи проявляется въ группѣ высшаго порядка, на сколько уровень умственнаго и нравственнаго развитія въ ней подвергается колебаніямъ по отдѣльнымъ разновидностямъ. Не меньшій интересъ, по нашему мнѣнію, можетъ представлять антропологія и для исторіи. Одинъ изъ нашихъ историковъ, проф. Герье, выразился, что для успѣха исторической науки необходимы два условія: знакомство съ историческимъ матеріаломъ; и собственное развитіе. "Первое, говоритъ онъ, возможно при добросовѣстномъ, трудолюбивомъ и тщательномъ изученіи источниковъ, для достиженія же втораго нужно изученіе философіи и искусства". Но что разумѣть, въ данномъ случаѣ, подъ изученіемъ философіи? Въ настоящее время, полагаемъ, признано всѣми, что философія не мыслима безъ реальной основы; спрашивается, въ чемъ искать эту реальную основу? Съ своей стороны, мы не можемъ не согласиться съ Герландомъ; что такую основу можетъ датъ только антропологія. Только она можетъ привести къ философскому познанію человѣческой природы,: можетъ уяснить, до нѣкоторой степени; ея различные типы и различныя формы ея развитія. Но, кромѣ того, антропологія можетъ охватывать, вы нѣкоторыхъ случаяхъ, и прямую пользу исторіи, подтверждая своими аналитическими изслѣдованіями ея синтетическія выводы и находя результатами своихъ наблюденій на нѣкоторыя полезныя историческія догадки и соображенія. Важность антропологическихъ данныхъ для исторіи сознавалась еще, хотя и смутно, Монтескьё и Гердеромъ, но въ особенности была выставлена на видъ Вилльямоиъ Эдварсомъ, въ его извѣстной статьѣ: "о физическихъ признакахъ человѣческихъ породъ и ихъ отношеніе къ исторіи", переведенной на русскій языкъ проф. Грановскимъ. Здѣсь кстати замѣтимъ, что Грановскій и самъ былъ того мнѣнія, что выводы антропологіи могутъ быть не лишними для исторіи. Въ своей рѣчи о современномъ состояніи и значеніи всеобщей исторіи, прочитанной имъ на университетскомъ актѣ 1852 г., онъ говоритъ между прочимъ: "исторія должна выступить изъ круга наукъ историко-юридическихъ на обширное поприще естественныхъ наукъ. Ей нельзя долѣе уклоняться отъ участія въ рѣшеніи вопросовъ, съ которыми связаны не только тайны прошедшаго, но и доступное человѣку пониманіе будущаго. Дѣйствуя за одно съ антропологіей, она должна обозначить границы, до которыхъ достигали въ развитіи своемъ великія породы человѣчества и показать намъ ихъ отличительныя, данныя природою и проявленныя въ движеніи событій, свойства.

Не меньшую важность признавалъ за данными антропологіи и другой нашъ историкъ проф. Ешевскій, какъ то можно видѣть изъ этнографическаго введенія къ его печатному курсу всеобщей исторіи, читанному имъ въ 1861 году, по возвращеніи изъ-за границы. Въ тѣхъ же лекціяхъ Ешевскій указалъ на важность приложенія антропологическихъ данныхъ и къ разработкѣ русской исторіи, въ виду того, какъ говоритъ онъ, что "нигдѣ (какъ въ Россіи), быть можетъ, процессъ слитія разныхъ племенъ въ одно цѣлое и, вмѣстѣ съ тѣмъ, участіе различныхъ ингредіентовъ въ образованіи новаго племеннаго типа, не обнаруживается съ такою наглядностью, не представляетъ такъ много любопытныхъ данныхъ, даже при слабой еще разработкѣ нашей этнографіи, при недавнемъ еще только стремленіи собрать самые факты, произвести наблюденія -- однимъ словомъ, собрать матеріалъ, необходимый для выводовъ". Въ настоящее время, по прошествіи 18 лѣтъ, какъ это было сказано, послѣ того, какъ наши свѣдѣнія о различныхъ группахъ населенія Россіи столь значительно увеличились, когда стали собираться все болѣе и болѣе обширные матеріалы для познанія различныхъ народностей не только по отношенію къ ихъ быту и нарѣчіямъ, но и по отношенію къ ихъ физическому типу, когда, наконецъ, изслѣдованіе нашихъ археологовъ и палеонтологовъ раскрыли намъ многія любопытныя подробности древняго быта и культуры Скифовъ, Мери, древней Болгаріи, Приднѣпровья, области Оки, Новгородской земли, Литвы, Польши, Сибири, Кавказа и т. д., важность антропологическаго изученія Россіи, является еще болѣе очевидною. Мы имѣемъ теперь нѣкоторые, хотя и скудные еще, матеріалы для сужденія о бытѣ населенія Россіи, начиная съ каменнаго вѣка, съ древней эпохи мамонта и густошерстаго носорога. Есть основаніе думать, что количество этого матеріала будетъ постоянно возрастать. Скоро, мы увѣрены, будетъ сознана настоятельная потребность начать, мало по малу, основательную разработку всего собраннаго до сихъ поръ матеріала по русской этнографіи и доисторической археологіи, приступить къ обработкѣ всей этой массы сырья въ пригодное, такъ сказать, состояніе для его усвоенія. Покуда не было сдѣлано еще, ни одной серьезной попытки такого обобщенія: массы фактовъ сносятся въ кладовую, но никто не рѣшается приступить къ ихъ обработкѣ. Съ своей стороны, мы полагаемъ, что это происходитъ отчасти отъ недостаточнаго сознанія важности всѣхъ этихъ фактовъ дял нашего самопознанія, для нашей исторіи, а отчасти также отъ отсутствія ясной общей идеи, которая бы могла освѣтить разработку этого матеріала, и указала бы тѣ задачи, къ которымъ такое изученіе должно стремиться. Эта идея, это сознаніе задачи, можетъ, какъ я смѣю думать, дать только знакомство съ антропологическими вопросами.

"Русская Мысль" 1880, No 3