Далеко от плоской земли мшистых тундр, на полдне есть страна.
Там мощно вздымаются к синему небу горные кряжи и миллионы алмазов блистают в их белоснежных коронах, а между ними глубокие долы, где в теснинах мечутся бурные воды -- и зияют и холодом веют немые ущелья -- обитель злых духов.
Из края в край взнялись горы и нет им конца, как тем волнам, что в бурный день пойдут гулять по лону океана.
Нет конца ни горам, ни волнам и только тундра поглощает их.
Чередой бесконечной катятся волны седые по океану, приходят к тундре, хотят идти дальше -- и не могут, и умирают, взбегая на нее.
Одна за другою встают величавые синие горы -- и тучи не могут закрыть от них неба, но вот пришли они к тундре и не венчают короны их черных вершин, и тучи высоко повисли над ними. Все меньше и меньше перевалы и только маленькие холмики забегают в тундру и теряются в ней.
Издревле так было и будет до века, ибо в центре вселенной стоит великая тундра и кругом ее горы и волны.
А там, в горной стране, есть край черных утесов.
То, как семья великанов, собравшихся в тихой беседе к костру, сойдутся они и станут в тесный кружок; то, как кочующий род, длинным караваном протянутся вдоль долины и только один забрел в мрачные дебри хмурой тайги и угрюмо стоит одинокий.
И вечною стражей столпились в подножье его мохом поросшие ели, залегли между ними колоды, сгрудились камни, лозы хмелевые тесно сплелись и нет дороги к утесу.
Под сводом задумчивых елей, печалью объятых, таятся угрюмые, смутные тени; беззвучен сумрак холодный; янтарные капли смолы повисли на ржавой коре, да иссохшие хвои беззвучно спадают и тонут во мху.
Но в полночь, когда под чарами добрых духов сна затихает все живущее, вокруг утеса, глухо замирая по дебрям, несутся смутные клики и, вторя им, эхо гудит по пещерам и стонет -- то бодрствует стража заветной могилы.
* * *
Много веков миновало с тех пор, как неньцы получили повеление Великого духа.
И сказал Великий дух устами шаманов:
-- Пусть оставят неньцы страну свою, пусть идут на полночь и они избавятся от великой печали.
Исполнили волю Великого духа неньцы.
Шло время и трижды в белые ризы печали земля одевалась: трижды радостный шум ароматной листвы по лесам разносился, -- с листвою четвертой вступили неньцы в страну голубых гор и черных ущелий.
И видят, -- вот живут люди сиирты {... сиирты -- также сиртя, сииртя, сихиртя -- в ненецкой мифологии мифический низкорослый народ, обитавший в заполярной тундре до прихода ненцев; ныне сиртя живут под землей, пасут стада мамонтов и боятся дневного света.}, которые не видали человеческой крови.
Бродят люди по горам и вместо оленей пасут стада мамонтов.
И проснулась зависть в сердцах пришельцев и сказали люди неньцы людям спиртам:
-- Нас послал Великий дух.
-- Пусть будет славно во веки имя его, говорите.
-- Великий дух сказал, что вы не умеете ездить на мамонтах, и послал нас, чтобы мы были вместо вас.
-- Разве Великий дух не видит, как мы ездим?
-- Но неньцы поедут лучше вас.
-- Куда же денутся сиирты?
-- Пусть они идут на полночь, там есть мамонты еще больше, каждый с гору величиной, и вы будете ездить все на одном.
-- Но в той стране нет гор.
-- Теперь вы будете жить на равнинах.
-- Нет, -- сказали сиирты, -- эти горы, волей Великого духа, были родиной наших отцов, вот их могилы -- мы тоже умрем здесь, а у вас, видно, есть свой недобрый Великий дух. Вы, должно быть, приносите ваши жертвы начальнику нечистых? Оттого и покинули родину ваших отцов.
И мордам голодных медведей стали подобны лица неньцев, затрепетали ноздри, как одежды бегущего против ветра; облились кровью глаза, а уста изрыгнули ругательства.
Ужаснулись сиирты и бежали, взывая к милости Великого духа, но не внял он.
Загудели упругие тетивы, прозвенели певучие стрелы и земля голубых гор в первый раз обагрилась человеческой кровью.
И вопль великий огласил страну и пали сиирты на оскверненную землю и оросили ее слезами и целовали ее.
Удивились неньцы, видя невиданное. А сиирты поспешно собрали жилища, жен и детей, сели на мамонтов и скрылись в дебрях.
Два дня и две ночи бежали неньцы по следам, но догнать не могли.
Горы все круче и круче; лес все темней и темней. Цепкие ветви хватались за одежды и сбрасывали всадников, а маленькие олени неньцев задыхались и падали мертвыми.
Минул день третий, близилась ночь -- и прибежали люди в страну, где по вершинам гор стоят великие утесы. Мрачно нахмурились каменные великаны, а над ними нависло черное небо, и не горят по нему зори, -- гроза собирается, ибо всегда бывает гроза, когда совершится недоброе дело.
И видят неньцы: направили путь свой сиирты к утесу, что стоит одиноко средь дебрей и пошли неньцы к тому утесу.
* * *
Тонули во мраке и дебри, и скалы, и небо. Тихо, только рокот глухой и далекий гудит по горам, словно из тьмы встает, надвигается какое-то страшное чудище, и все живущее, трепеща, притаилось.
Чудище грозно рычит; рычанием полнится тьма и нет места, куда бы укрыться, чтоб не слышать его, -- оно проходит бездны и сотрясает землю...
И вот огненной хлябью беззвучно разверзлось черное небо и воспрянуло чудище, и грохот рычаний его, потрясая горы, раскатился от края земли и до края...
Огневые змеи вьются во мраке; неумолчно грохочет рев незримого чудища, а злые духи, думая, что это рушатся горы, ринулись из бездн и ущелий, завыли, застонали и бешено закружились над тайгой. С корнем рвут они столетние сосны, чтобы убить невидимого врага, но не находят его и визжат от страха и ярости и скрежещут зубами и свистят во тьме их крылья.
Огневые змеи раздирают тьму, мигают голубые зарницы и видно было: черная бездна зияет в подножье утеса, в бездну падают тени -- то были сиирты.
* * *
Много веков миновало с тех пор, как и неньцы покинули страну голубых гор и ушли в тундру, а сиирты и поныне живут в подземельях.
И нет светозарного солнца в их царстве печальном и звуки жизни не нарушают его немой тишины, только капли вод порою падают со сводов и звенят, разбиваясь о камни. А сиирты тоскливо бродят по мертвым немым равнинам подземелья, то соберутся вкруг огня, синего, холодного огня гнилушек, и молчат.
Угрюмая печать времен легла на их чело. В очах застыл, зияя, унылый мрак пещеры; точно мох седой на ветвях старой ели, хмуро нависли над очами брови.
Неведома спиртам смерть, но время властно и над ними: позеленели, заплесневели их тела и уже стали разрушаться, но неугасимо тлеет в каждом сердце искра и терпеливо ждут они поры желанной -- возвращенья в страну отцов.
И ждут они поры, когда живущие слезами радости омоют кровь с земли.
Давно сиирты ждут, но никто из живущих не знает, когда они дождутся.
Публикуется по авторскому сб. Рассказы и сказания. Кн. 1-ая (на тит. л.: Сказания ) (СПб., 1911).