Двоякий способ определения справедливости и несправедливости. — Закон частный и закон общий. — Две категории несправедливых поступков. — Два рода неписанных законов. — Понятие правды. Вот приблизительно все соображения, которые можно представить относительно настроения тех людей, которые поступают несправедливо, относительно тех лиц и вещей [против которых направляются несправедливости] и относительно причин, [по которым они совершаются]. Прежде всего разберем всякого рода поступки, согласные и несогласные со справедливостью. Понятие справедливости и несправедливости определяется двояким образом: согласно двум категориям законов и согласно людям, которых они касаются. Я утверждаю, что существует закон частный и закон общий; частным я называю тот закон, который установлен каждым народом для самого себя; этот закон бывает и писанный, и неписанный. Общим законом я называю закон естественный. Есть нечто справедливое и несправедливое по природе, общее для всех, признаваемое таковым всеми народами, если даже между ними нет никакой связи и никакого соглашения относительно этого. Такого рода справедливое имеет, по-видимому, в виду Антигона, утверждая, что вполне согласно со справедливостью похоронить, вопреки запрещению, труп Полиника, так как это относится к области естественной справедливости, которая возникла. Не сегодня и не вчера; она вечно живет и никто не может сказать, откуда она явилась На таком же основании Эмпедокл запрещает умерщвлять всякое живое существо, такого рода поступок не может казаться справедливым в глазах одних и несправедливым в глазах других; но этот закон, обязательный для всех людей, имеет силу на пространстве всего широкого эфира и неизмеримой земли.

То же говорит и Алкидамант в своей «Мессенской речи».

По отношению к лицам, против которых [совершаются преступления], [преступления] определяются двояко: то, что нужно делать и что не нужно делать, может касаться или всего общества, или одного из его членов; сообразно с этим и поступки, согласные с справедливостью и противные ей, могут быть двух родов: они могут касаться или одного определенного лица, или целого общества; так человек, совершающий прелюбодеяние и наносящий побои, поступает несправедливо по отношению к одному определенному лицу, а человек, уклоняющийся от отбывания воинской повинности, поступает несправедливо по отношению ко всему обществу. Подразделив таким образом все несправедливые поступки на поступки, касающиеся общества в его целом, и поступки, касающиеся одного или нескольких членов общества, возвратимся к вопросу, что значит быть объектом несправедливости. Быть объектом несправедливости значит терпеть несправедливость со стороны лица, совершающего ее произвольно, так как мы раньше определили совершение несправедливости, как нечто произвольное; так как объект несправедливого действия необходимо терпит обиду, и при том терпит ее против своего желания, а понятие обиды ясно из сказанного выше (ибо мы выше определили понятие добра и зла самого по себе), а также и понятие произвольного (мы сказали, что произвольно все то, что человек совершает, сознавал, что он делает).

Таким образом, все поступки необходимо относятся или ко всему обществу, или к отдельному члену его, и совершаются человеком или при полном неведении и против желания, или добровольно и вполне сознательно, и из этих последних поступков одни совершаются преднамеренно, другие же под влияем аффекта.

О гневе мы будем говорить в трактате о страстях, а о том, что люди делают преднамеренно и в каком состоянии они так поступают, об этом мы сказали раньше.

Так как часто люди, признаваясь в совершении известного поступка, не признают известной квалификации поступка или того, чего касается эта квалификация, — например, человек утверждает, что он что-нибудь взял, но не украл, или что он первый ударил, но не нанес оскорбления, что он с кем-нибудь был в связи, но не совершал прелюбодеяния, что он совершил кражу, но не святотатство, потому что похищенное не принадлежало Богу, что он запахал чужое, но не общественное поле, что он находился в сношениях с врагами, но не совершил измены, — имея в виду подобные случаи, следует также определить, что такое кража, оскорбление, прелюбодеяние, для того чтобы быть в состоянии выяснить истину, хотим ли мы доказать, что что-нибудь было, или что чего-нибудь не было.

Во всех подобных случаях вопрос идет о том, было ли известное действие несправедливо и дурно, или нет: ведь в намерении заключается негодность и несправедливость человека, а такие выражения, как оскорбление и воровство, указывают на преднамеренность: не всегда ведь человек, нанесший удар другому человеку, причинил ему этим оскорбление, но лишь в том случае, если он сделал это с какой-нибудь целью, например, с целью обесчестить его или доставить самому себе удовольствие, и не всегда человек, тайно взявший что-нибудь, совершил воровство, но лишь в том случае, когда он сделал это, желая причинить ущерб другому и присвоить себе взятую вещь.

Относительно других случаев можно сказать то же самое, что и относительно случаев, рассмотренных нами.

Так как есть два вида справедливого и несправедливого и так как мы уже сказали о том, о чем трактуют законы [писанные], то нам остается сказать о законах неписанных. Они бывают двух родов: одни из них имеют в виду крайние проявления добродетели и порока, с которыми связаны порицания и похвалы, бесчестие и почести, изъявление общего уважения; сюда относится, например, признательность по отношению к благодетелям, воздаяние добром за добро, помощь друзьям и т. п. Другие же из неписанных законов восполняют недостатки частного писанного закона, так как правда, относясь, по-видимому, к области справедливого, есть то, что справедливо вопреки закону.

Подобные недостатки писанного закона допускаются законодателями иногда добровольно, а иногда и против воли; против воли, когда [недостатки закона] ускользают от их внимания, добровольно, — когда они не могут дать никакого предписания относительно данного случая, потому что их определения должны отличаться характером всеобщности, а данный случай касается не того, что бывает всегда, но того, что случается по большей части. То же можно сказать о случаях, относительно которых трудно давать какие-нибудь указания вследствие их беспредельности, так, например, запрещая наносить раны железом, трудно определить, какой длины и какое именно железо имеет в виду это запрещение: жизни человеческой не хватило бы для этого перечисления.

Когда, таким образом, нельзя дать точного определения, а между тем необходимо издать законодательное постановление, в таких случаях следует употреблять общие выражения. Отсюда следует, что если кто-нибудь, имея на руке железное кольцо, поднимет на другого человека руку или нанесет ему удар, то, согласно писанному закону, он виновен, поступает несправедливо, а на самом деле он не совершает несправедливости, — и это-то и есть правда.

Если данное нами понятие есть понятие правды, то отсюда очевидно, что соответствует правде и что ей не соответствует и какие люди не соответствуют понятию правды (оик етпежетд). Все то, что должно заслуживать снисхождения, подходит под понятие правды. Кроме того, правда требует неодинаковой оценки по отношению к ошибкам, несправедливым поступкам и несчастьям. К числу несчастий относится всего, что случается без умысла и без всякого злого намерения, к числу заблуждений — все то, что случается не без умысла, но не вследствие порочности; к числу несправедливых поступков — все то, что случается не без умысла, но, вместе с тем, вследствие порочности, потому что ведь и все, что делается под влиянием страсти, предполагает порочность.

Правда заключается и в том, чтобы прощать человеческие слабости, — в том еще, чтобы иметь в виду не закон, а законодателя, не букву закона, а мысль законодателя, не самый поступок, а намерение человека, [его совершившего], не часть, а целое, — в том, чтобы обращать внимание не на то, каким выказал себя человек в данном случае, но — каков он был всегда или по большей части. Правда заключается еще и в том, чтобы более помнить полученное добро, чем испытанное зло, и добро, нами полученное, помнить более, чем добро, нами самими сделанное, в том, чтобы терпеливо переносить делаемые нам несправедливости и предпочитать судиться словом, а не делом, в том, наконец, чтобы охотнее обращаться к суду посредников, чем к суду публичному, потому что посредник заботится о правде, а судья о законе; для того и изобретен суд посредников, чтобы могла торжествовать правда.