Вокругъ Раджагрихи* пять горъ возвышались,
Столицу царя Бимбисары* храня:
Байбхара, покрытая зеленью свежей,
Бипула, въ подножьи которой, звеня
О камни, струилась Сарсути; за нею
Тенистая Тапованъ; ниже-пруды,
Где черныя скалы, источники масла,
Глядятся въ спокойное лоно воды.
На юго-востоке - гора Сайлагири,
Тамъ - коршуновъ царство; а дальше-за ней,
Стоитъ на востоке гора Ратнагири,
Гора драгоценныхъ камней.
Дорожка, мощеная плитами, смело
Бежала полями, где рдели цветы
Шафрана, по заросли мощныхъ бамбуковъ,
Чрезъ рощи манго и скрывались въ кусты,
И вновь выбегала къ утесамъ, где яшму
Ломали и дальше лощинами шла
Подъ сению пальмъ многолетнихъ въ пещеру
И тамъ пропадала чиста и светла.
Прохожий! Приблизившись къ этому месту,
Сними свою обувь, главу преклони;
Священнее неть уголка подъ луною:
Здесь Будда провелъ испытания дни.
Здесь вынесъ онъ холодъ и дождь и ненастье
Осеннихъ ночей; здесь облекъ онъ себя
Одеждою желтою, темъ знаменуя,
Что жить будетъ нищимъ о мире скорбя,
Питаться однимъ подаяньемъ случайнымъ,
Безъ крова, одинъ, спать на голыхъ камняхъ,
Когда по окрестностям рыщутъ шакалы
И съ ревомъ скрываются тигры въ кустахъ.
Дни, ночи, суровымъ постомъ убивая
Для неги и холи рожденную плоть,
Стоялъ, углубленный въ свои размышленья
Всесветно-любимый Господь,
Подобно скале, на скале неподвижно
Учитель безъ пищи и сна пребывалъ.
Его не боялися звери, а голубь
Изъ чаши у ногъ Его зерна клевалъ.
Такъ съ полдня стоялъ Онъ всегда погруженный
Въ заветныя думы о томъ, какъ помочь
Страданиямъ мира, стоялъ неподвижно,
Пока не спускалася ночь,
Не слыша, не видя, какъ въ воздухе знойномъ
Вставали миражи, какъ съ алой зарей
Земля целовалася, звезды всходили,
Кричала сова и леталъ козодой.
Такъ Онъ нребывалъ неподвижно, доколе
Глубокая полночь не веяла сномъ
Везде, кроме дебрей, где хищники рыщутъ
И жадно терзаютъ добычу кругомъ.
Везде, кроме дебрей невежества страшныхъ,
Где жадность и похоть жертвъ ищутъ себе,
Где ужасъ таится, где слышатся вопли
Погибшихъ и гибнущихъ въ зверской борьбе.
Тогда засыпалъ Онъ, но сонъ Его чуткий
Лишь длился то время, какое луна
Десятую долю пути проходила,
И вновь предъ зарею бежалъ ото-сна
И снова стоялъ на скале, наблюдая
Уснувшую землю, и мыслью своей
Съ любовью живущихъ на ней обнимая,
При свете безмолвныхъ небесныхъ лучей.
Но вотъ надъ полями волнистыми нежно,
Земле поцелуй ароматный даря,
Летелъ ветерокъ, а на дальнемъ востоке
Полоскою бледной вставала заря.
Ночь все еще дремлетъ и звуковъ разсвета
Какъ будто не слышитъ ... Петухъ еще спитъ...
А въ небе все больше алеетъ полоска,
И пламенемъ алымъ все дальше летитъ.
До утренней звездочки пламя добралось,
И тонетъ звезда въ бледно-алыхъ волнахъ,
И облачко радугой счастья зарделось...
Царь жизни грядетъ въ животворныхъ лучахъ!
Тогда и Учитель, какъ мудрые Риши,
Приветствовалъ солнце, потомъ совершалъ
Свое омовенье, и съ нищенской чашей
Шел въ городъ и тихо по стогнамъ блуждалъ;
И чаша Его наполнялась на столько,
Что голодъ на время утишить могла:
Людей привлекалъ Его ликъ вдохновенный
И взоръ благодатный и ясность чела.
,,Прими отъ избытка, великий Учитель!"
Ему говорили, и каждая мать
Склоняя главу предъ Учителемъ, детямъ
Велела одежду Его целовать.
И часто, когда милосердьемъ сияя,
Шелъ улицей кроткий и благостный Онъ,
Въ заветныя мысли о мире, о братьяхъ
Безсонный душою своей погруженъ,
Съ любовью индийския девушки взоромъ
Следили за Нимъ, точно Онъ имъ являлъ
Возвышенныхъ грезъ и любви воплощенье.
И чувствъ неземньихъ неземной идеалъ.
А Онъ, въ своей нищенской, желтой одежде
Шелъ мимо, порою за ихъ доброту
Обрадовавъ словомъ, шелъ тихо въ пустыню,
Лелея все ту-же святую мечту.
Туда, где беседы съ святыми мужами
Ему открывали къ премудрости путь,
Къ премудрости чистой, что светлымъ потокомъ
Блаженство вливала въ пытливую грудь.
Вдали, по дороге къ горе Ратнагири
Пустынники жили. Презренную плоть
Считали они дикимъ зверемъ и страстно
Стремились влеченья ея побороть!
,,Она-врагъ души. Человекъ ее долженъ
Могучею волей смирить и сковать,
Пока не замрутъ истомленные нервы,
Онъ будетъ до смерти страдать и страдать.
Йоги, брахмачары , бикшу* и другие
Угрюмо держались отъ мира вдали.
Одни неподвижно стояли, съ руками
Воздетыми къ небу отъ грешной земли,
И руки слабели, гудели, изъ кожи
Какъ сучья на пняхъ, выдавалася кость;
Другие такъ долго, сжавъ руки стояли,
Что ногти пронзали ладони насквозь.
А третьи ходили въ сандальяхъ, гвоздями
Во внутрь... Тамъ иные скребли
Кремнемъ свое тело, кололи шипами,
Терзали ножемъ, бичевали и жгли.
Иные себя облекали въ лохмотья -
Наследство отъ мертвыхъ и, трупы обнявъ,
Гниющие, - спали, и воронъ надъ ними
Носился, несчастньихъ за мертвыхъ принявъ.
Иные пятьсотъ разъ подъ рядъ имя Сивы
Въ тоске призывали, иль шеи свои
Змеей обвивали, другие куда-то
Ползли на разбитьихъ ногахъ въ забытьи.
Тотъ видъ былъ ужасенъ! Отъ сильнаго жара
Въ нарывахъ ихъ головы были, а взоръ
Сталъ мутенъ, и сморщилась бледная кожа,
Какъ будто дней пять миновало съ техъ поръ,
Какъ все, все они умерли. Вотъ ежедневно
Одинъ изъ нихъ ползаетъ, силясь собрать
Лишь тысячу зеренъ, чтобъ медленно ими
Томительный голодъ чуть-чуть утолять,
Пока не умретъ. Вотъ еще: свою пищу
Мешаетъ онъ съ горький и вредной травой,
Чтобъ вкусомъ ея не плениться . . . А третий,
Лежитъ искалеченный, жалкий, немой,
Безъ глазъ, безъ ушей, оскопленный, горбатый:
Душа изувечила тело его.
Для славы страданий, и пыткой измятый,
Онъ ждетъ, что святое его торжество
Боговъ пристыдитъ за страданья и муки,
Которыхъ нельзя отыскать и въ аду,
Что делаютъ смертныхъ богами, богами
Создавшими ихъ на свою-же беду.
Владыко взглянулъ и сказалъ: ,,О, учитель!
Я истины жажду, какъ вы . . . Для чего-жъ
Вы зло прибавляете къ жизни мгновенной!
Она безъ того зло и тяжкая ложь."
Мудрецъ отвечалъ: ,,Есть въ писании строки:
Когда человекъ свою плоть умертвитъ,
Страдания смоютъ его прегрешенья
И духъ отъ земли къ небесамъ воспаритъ."
Царевичъ ответилъ: ,,На облако въ небе
Взгляни! Точно Индры покровъ золотой,
Оно поднялось изъ мятежнаго моря
И каплею внизъ упадетъ дождевой.
А тамъ, пробираясь по рвамъ и ущельямъ,
Чрезъ мутныя лужи и топи болотъ,
Вольется въ лазоревой Гангъ и оттуда
Въ морскую пучину опять упадетъ.
О, братъ мой! Не та-ли судьба человека?
Все то, что поднимется, падаетъ вновь ...
Вы кровь отдаете за небо ... Но если
Опять вамъ вернется мятежная кровь?"
,,Быть можетъ, ты правъ" - простоналъ тотъ печально.
Увы, неизвестность - нашъ общий уделъ.
Но день наступаетъ за ночью; затишье -
За бурей . . . всему свой чередъ и пределъ.
Мы все ненавидимъ проклятое тело,
Что держитъ божественный духъ нашъ въ плену.
За тяжкия муки мы ждемъ, что блаженство
На крылияхъ насъ вознесетъ въ вышину."
"Но это блаженство минуетъ! ...
Промчатся
Милльоны вековъ, какъ потоки лавинъ,
Блаженство изсякнетъ. Ужель ваши боги
Безсмертны?" - "Безсмертенъ лишь Брама
Одинъ" -
,,Зачемъ-же вы, сильные, твердые духомъ, -
Ответилъ имъ Будда, - мученья сердецъ
Вы ставите въ этой игре наудачу,
Коль смерть вамъ готовитъ не вечный Венецъ?
Зачемъ разбиваете сами жилище,
Въ которомъ приютъ мы находимъ порой
И светъ обретаемъ не яркий, но годный
На то, чтобъ увидеть зарю надъ землей?"
Но йоги воскликнули все въ одинъ голосъ:
Мы выбрали путь и пойдемъ по нему,
Хотя-бъ сквозь огонь проходить намъ пришлося,
Сквозь холодъ, ненастье и страшную тьму!
Мы веримъ, что смерть успокоитъ страданья,
Что муки замрутъ въ истомленной груди . . .
Скажи, если знаешь ты, лучше дорогу,
А если не знаешь, - то съ миромъ иди!"
И шелъ Онъ, скорбя, что несчастные люди
Такъ смерти страшатся, что страха бегутъ,
Такъ къ жизни стремятся, что въ страхе, не смея
Любить ее, тело терзаютъ и рвутъ:
Какъ будто въ угоду богамъ, недовольнымъ
Ихъ счастьемъ, хотятъ уничтожить весь адъ,
Лелея надежду, что души безъ тела
Къ блаженству и миру съ земли улетятъ.
Сиддарта сказалъ: ,,О, цветы полевые!
Вы нежно подъемлете къ солнцу чело,
Своимъ ароматомъ и дивной одеждой
Его прославляя за светъ и тепло.
Вы, гордыя пальмы! Вы къ небу стремитесь,
Вы нежно целуетесь съ ветромъ морскимъ.
Скажите мне вашего счастия тайну
И вместе со мной поделитеся имъ.
А вы, быстрокрылыя птички - певуньи,
Вам ненависть къ жизни безвестна, чужда,
Красу свою вы не клеймите презреньемъ,
Не душитъ васъ злоба, унынье, вражда.
А ты, человекъ! Ты - властитель природы.
Ты ихъ убиваешь, но ты ихъ умней,
Но мудрость твоя, напоенная кровью,
Сказалась въ терзании плоти своей!"
________________________________________
Учитель кончилъ речь свою
И видитъ: внизъ по горнымъ склонамъ
Нисходитъ стадо . . . Тамъ къ ручью
Стремятся овцы; тамъ, къ зеленымъ
Цветущимъ пальмамъ козы льнутъ . . .
Пастухъ кричитъ и гонитъ стадо.
Ему сойти въ равнину надо,
И въ воздухе мелькаетъ кнутъ.
Одна овечка шла за стадомъ
Съ двумя ягнятами; скакалъ
Одинъ изъ нихъ безпечно рядомъ;
Другой же сзади всехъ хромалъ.
Зашибъ онъ ногу. Лентой красной
За нимъ вилася кровь, и мать
Его боялась потерять.
Тогда Благой съ улыбкой ясной
Его на плечи возложилъ.
,,Не бойся, бедная; я буду
Его хранить, - онъ говорилъ, -
И понесу съ собою всюду.
Отъ мукъ похвальнее отнять
Одно животное, чемъ праздно
О скорбяхъ жизни размышлять
И мучитъ тело безобразно."
Но - обратившись къ пастухамъ,
Онъ продолжалъ: ,,Зачемъ до срока
Вы стадо гоните? Высоко
Сияетъ солнце въ небе." - "Намъ
Приказано для жертвъ богамъ
Самимъ царемъ пригнать до ночи
По сотне штукъ овецъ и козъ.
И, устремивъ на стадо очи,
Господь печально произнесъ:
,,И я пойду за вами."
Знойно
Светило солнце. На плечахъ
Онъ несъ козленка; въ двухъ шагахъ
За нимъ овечка шла спокойно.
Лишь все приблизились къ реке,
Подходитъ женщина, рыдая,
Къ Нему и, руки простирая,
Съ слезами говоритъ въ тоске:
,,Владыко светлый! Я изъ дома
Въ той роще. На закате дня,
Къ тебе, страданиемъ влекома,
Въ слезахъ пришла я, и меня
Ты пожалелъ. Мой сынъ единый
Вчера игралъ въ цветахъ, смеясь;
Вдругъ на руке его невинной
Змея спиралью обвилась;
Онъ съ ней игралъ: то дергалъ смело
Ея языкъ, то открывалъ
Ей ротикъ свой, Вдругъ побледнело
Его лицо; онъ пересталъ
Смеяться, грудь хватать устами.
Тутъ кто-то мне сказалъ, что онъ
Змеей смертельно уязвленъ.
Я ихъ просила со слезами
Лекарство дать мне, возвратить
Ему тепло и трепетъ тела.
Онъ былъ такъ милъ, что умертвить
Его змея бы не посмела.
Тутъ кто-то мне сказалъ: ,,Вонъ тамъ
Живетъ святой. Иди, быть можетъ,
Онъ обратится къ небесамъ
И горю твоему поможетъ."
Тогда къ тебе я подошла
Сняла съ малютки покрывало,
Твои колени обняла
И дать лекарства умоляла.
И ты, ты внялъ моимъ мольбамъ,
Твой кроткий взоръ былъ полнъ печали,
Ты вновь закрылъ малютку самъ
И мне слова твои звучали:
,,Есть средство горю пособить:
Кто проситъ у врача совета,
Лекарство долженъ самъ добыть.
Сперва тебе лекарство это
Поможетъ, а ему - потомъ:
И такъ найди зерно горчицы,
Но помни, только въ доме томъ
Где призракъ смерти бледнолицый
Ни разу жертвъ не вырывалъ."
Такъ ты, учитель, мне сказалъ.
- ,,Да такъ сказалъ, Кисаготами" -
Ответилъ съ нежностью Господь.
,,Что-жъ ты нашла?" - ,,Я шла горами,
Лесами, нивой, городами,
У всехъ просила: ,,О, друзья,
Щепоть горчицы мне поверьте."
И все давали. Знаю я,
Что бедняки добры. Но смерти
Холодный призракъ всюду былъ,
И жертвъ несчастныхъ уносилъ.
И съ благодарностью печальной
Я шла, просила у другихъ,
Но всюду мне, многострадальной,
Одинъ ответъ звучалъ отъ нихъ:
,,Вотъ семя, но... мы потеряли
Раба..."-,,У насъ скончался брат..."
И семя въ горе и печали
Я возвращала имъ назадъ.
Учитель! Не нашла я дома
Где-бъ ни являлась смерть, И вотъ,
Оставивъ въ нише водоема
Ребенка (онъ ужъ не беретъ
Губами-груди!) я искала
Везде тебя... О, научи
Найти тотъ домъ, где-бъ не бывала
Ни разу смерть! О, облегчи
Мне горе тяжкое! Тревожитъ
Оно мне сердце, словно ножъ.
Мне говорили все, быть можетъ,
Они и правы...-нетъ, нетъ, ложь,
Что умеръ онъ! Онъ живъ.владыко
Скажи, онъ живъ?" Но ей въ ответъ
Господь промолвилъ кротко:- ,,Нетъ.
Твое страдание велико,
Но ты, стараясь отыскать
То, что никто найти не въ силахъ,
Нашла бальзамъ для чувствъ унылыхъ,
Страдалица родная мать!
Еще вчера у бедной груди
Сномъ смерти спалъ ребенокъ твой,
А ныне знаешь, что все люди
Болеютъ тою-же тоской.
Но разделенныя страданья
Для сердца легче и сносней
Знай, я готовъ безъ содраганья
Отдать всю кровь души моей,
Что-бъ осушить мирския слезы,
Что заставляютъ проклинать
Любви пленительныя розы
И гонятъ къ стогнамъ алтаря
Всехъ: и безсмысленныхъ созданий,
И ихъ премудраго царя
Для всесожженья и закланий.
Я эту тайну разъяснить
Пытаться буду всей душою
А ты, да будетъ миръ съ тобою,
Иди младенца хоронить!"
И вотъ царевичъ съ пастухами
Вступаетъ въ городъ. Схлынулъ зной,
И солнце алыми лучами
Прощалось съ грешною землей.
Скользитъ по речке отблескъ рдяный;
Имъ зданья щедро облиты,
И у воинственной охраны
Сверкаютъ копья и щиты.
Съ ягненкомъ на плече, смиренно
Подходитъ медленно Онъ къ нимь,
И разступились все мгновенно
Передъ лицемъ Его святымъ.
Все смолкло даже на базаре:
Кузнецъ забылъ о молотке,
Забылъ торговецъ о товаре,
А ткачъ усердный - о станке;
Меняла сбился вдругъ со счета,
И Сивы белый быкъ елъ рисъ...
Все, все невольно, безъ отчета
Глазами вь ликъ его впились.
Онъ шелъ въ смиреньи величавый,
И говорили все кругомъ:
,, Кто тотъ, со взглядомъ полнымъ славой,
Съ ягненкомъ белымъ за плечомъ?"
И имъ иные отвечали:
,, Иль девараджъ* онъ, иль Шакра*.
Тамъ, где возносится гора,
Его тамъ съ риши мы встречали."
А Будда тихо шелъ впередъ
И размышлялъ: ,, Какъ это стадо,
Безъ пастуха, - слепой народъ
Бредетъ подъ бременемъ невзгодъ,
И смерть за все ему награда!
________________________________________
И донесли царю: - ,,Пригналъ
Святой, по твоему веленью
Стада для жертвоприношенья."
Царь въ храме жертвенномъ стоял.
Его браманы окружали
Все въ беломъ, точно въ серебре,
И величаво разжигали
Огонь на гладкомъ алтаре.
Пылалъ огонь. Его языки
Лизали пышные дары,
Сокъ - сомы*, масло изъ гвоздики:
Услады царственной Индры.
Вокругъ костра, ручьемъ дымилась
Животныхъ кровь, а въ стороне
Коза привязанная билась,
Ея блеянье разносилось
Въ благоговейной тишине.
И жрецъ надъ ней молился старый,
Готовясь нанести ударъ:
,,О, боги! Жертву Бимбисары
Приймите вы, какъ лучший даръ!
Взгляните вы съ благоволеньемъ
На эту кровь, на этотъ дымъ.
Пусть съ нимъ владыки прегрешенья
Столбомъ умчатся голубымъ!"
Но, отвративъ ударъ съ любовью
Господь промолвилъ: ,, Государь!
Не дай ея невинной кровью
Забрызгать жертвенный алтарь!"
И снялъ Онъ путы съ незакланной,
И былъ такъ светелъ взоръ Его,
Что изумленные браманы
Не возразили ничего.
________________________________________
Затемъ, попросивъ у царя разрешенье,
О жизни Онъ сталъ говорить:
Жизнь каждый отниметъ у бедныхъ творений,
А можетъ ли кто подарить?
О жизни, которую любитъ живое
И строго, какъ благо, хранитъ,
О жизни, способной дать счастье святое,
Что сердце, какъ солнце, живитъ.
Чтобъ всемъ бы светила, когда бъ состраданье
Горело въ сердцахъ у людей.
И слушали Будду въ немомъ обаяньи,
А речь все лилась, какъ ручей.
Онъ имъ говорилъ, что боговъ призывая,
И богъ надъ животными самъ,
Забылъ человекъ милосердие рая,
Разрушилъ спасительный храмъ.
,,Мы связаны цепью родства неизменной.
Они съ нами делятся всемъ:
Своимъ молокомъ, своей шерстью безценной
А мы, мы ихъ губимъ... Зачемъ?
Все люди, какъ учитъ святое писанье,
По смерти должны перейти
Въ животныхъ и птицъ, и опять для страданья
На путь человека прийти.
Не можетъ никто свой поступокъ неправый
И время тяжелыхъ греховъ
Очистить убийства ценою кровавой
Предъ взоромъ всезрящихъ боговъ.
На голову чистаго агнца не можетъ
Никто возложить на земле
Греха, что терзаетъ, какъ хищникъ и гложет
Людей, утопающихъ въ зле,
За всю свою ложь и отраву порока
Дастъ каждый ответъ небесамъ;
За все по закону возмездья жестоко
Несчастный поплатится самъ.
Добро - за добро, зло - за зло. Для вселенной
Законъ этотъ будетъ всегда неизменный.
Такъ Будда говорилъ, и речи его были
Исполнены такимъ величиемъ любви,
Что въ складкахъ ризъ свои жрецы укрыть спешили
Ножи, омоченные въ жертвенной крови.
Приблизившись къ Нему съ сложенными руками,
Склонился государь, а Будда продолжалъ
Учить премудрыми и добрыми речами,
И весь народъ Ему торжественно внималъ.
Онъ говорилъ имъ, какъ земля была-бъ прекрасна,
Когда бы жили все согласней и дружней!
Зачемъ-же убивать живыхъ существъ напрасно?
Ужель не хватитъ намъ засеянныхъ полей!
Намъ небеса даютъ и травы и коренья
И вкусные плоды и воду. Для чего-жъ
Съ жестокостью убийцъ, не зная сожаленья,
Мы безъ нужды на нихъ заносимъ острый ножъ?
Въ святыхъ словахъ Его звучала мощь такая,
Любви и истины, что все жрецы съ стыдомъ
Отбросили ножи, Его благословляя,
И пламя залили на алтаре своемъ.
На завтра, по стране, лишь солнце засияло,
Трубили вновь законъ глашатаи везде,
И надпись все столбы и камни украшала
В садахъ, на улицахъ, на суше и воде.
Указ царя гласилъ: ,,Доселе позволялось
Для пищи и для жертвъ животныхъ убивать.
Но знание растетъ и милосердья ждать
Отныне можетъ тотъ, чье сердце греетъ жалость."
И съ этихъ поръ на пышныхъ берегахъ,
Где плавно Гангъ течетъ сереброводный,
Установился миръ, изгнавший кровь и страхъ,
И жизнь текла волной свободной,
Тамъ человекъ дружилъ и съ птицей и съ зверьми.
Былъ Будда милосердъ ко всемъ безъ исключенья,
Кто вековымъ кольцомъ прикованъ былъ средь тьмы
Къ ужасной цепи вечнаго движенья.
* * *
Однажды, много летъ назадъ,
Святыя книги говорятъ,
Явился Будда на земле;
Онъ жилъ въ пещере, на скале
Неподалеку отъ села
Жилъ какъ браманъ, чуждаясь зла.
И край тотъ - голодъ посетилъ:
Жестокий зной опустошилъ
Страну, пожегъ кругомъ поля.
Отъ жара трескалась земля;
Въ лесахъ озера и пруды
Изсякли... Гибли безъ воды,
Безъ пищи - звери, и толпой
Перебирались въ край иной.
Все умирало безъ дождя.
Однажды Будда, проходя
Вблизи лощины увидалъ
Тигрицу, бедный зверь стоналъ
На зноемъ выжженныхъ камняхъ,
И смерть была въ его очахъ.
Онъ, видно, много дней не елъ:
Языкъ изсохнувший виселъ
Изъ воспаленной пасти... Грудь
Вздымалась, слабая, чуть-чуть.
Зверь представлялъ скелетъ живой,
На немъ, какъ ветхий плащъ худой,
Висела кожа на костяхъ,
И опустело все въ сосцахъ.
Въ очахъ у матери былъ адъ;
Съ любовью жгучей двухъ тигрятъ
Она лизала языкомъ,
И съ страшной мукою потомъ,
Издавъ отчаяния вой,
Поникла гордой головой;
И видя это все, Господь
Не могъ страданья побороть.
,,Какъ этой хищнице помочь?
Подумалъ Онъ. Настанетъ ночь,
Никто къ несчастной не прийдетъ.
Она отъ голода умретъ.
Но средство есть еще одно
Ее спасетъ, спасетъ оно!
Что, если, я отдамъ себя
Ей въ пищу, плоть лишь погубя?
Любви останусь веренъ я,
А въ этомъ цель и жизнь моя!"
И снявъ сандальи и шнурокъ,
И посохъ бросивъ на песокъ,
Изъ за куста Онъ вышелъ къ ней.
,,Вотъ пища для твоихъ детей
И для тебя!" Благой сказалъ,
И передъ хищницей предсталъ.
И зверь, собравъ остатокъ силъ,
Съ голоднымъ ревомъ вдругъ, вскочилъ
И, сделавъ бешенный прыжокъ,
Упалъ съ страдальцемъ на песокъ,
Когтями жертву сталъ терзать,
Суровый голодъ утолять,
А съ нимъ мучительную злость...
Хрустела праведника кость
И зверь, купаяся въ крови,
Слилъ ревъ со вздохами любви.
________________________________________
Такого самоотверженья
Онъ полонъ былъ передъ темъ, когда
Спасалъ отъ жертвоприношенья
Животныхъ мирныя стада.
Узнавъ его происхожденье,
Сталъ царь владыку умолять
Жить вместе съ нимъ, и поклоненье
Его достойное приять.
,,Съ твоимъ высокимъ царскимъ саномъ,-
Онъ говорилъ, - нельзя тебе
Бороться съ мутнымъ океаномъ
И победить его въ борьбе.
Ты созданъ небомъ не для муки!
Не для тебя ярмо нужды!
Твои властительные руки
Да держутъ царския бразды!
Живи со мной и будь мне сыномъ!
Я одинокъ. Учи народъ.
Возстань надъ царствомъ властелином
Приемли скипетръ и почетъ."
Но возразилъ безъ колебанья
Ему святой: ,,Мой путь иной:
Для правды, света, состраданья
Венецъ я сбросилъ золотой.
Я жажду истины нетленной!
Я жажду вечнаго огня,
Хотя-бы свой приютъ блаженный
Открыли боги для меня!
Я царство правды и закона
Хочу воздвигнуть всей душой!
К нему стремлюсь я неуклонно;
И в рощах Гайи голубой
Надеюсь светъ найти заветный .
А этотъ светъ мне не дадутъ
Ни подвигъ риши безпредметный,
Ни благодатный твой приютъ.
Но если только я открою
Благословенную звезду,
Къ тебе съ небесною звездою
Тогда я радостно приду."
И после этого, объятый
Благословеньемъ неземнымъ,
Царь обошелъ его трикраты
И ницъ склонился передъ нимъ,
А Будда бледньий, исхудалый
Отъ шестилетней тяготы,
Пошелъ опять стопой усталой
Куда влекли его мечты.
И пять подвижниковъ напрасно
Владыку уверяли въ томъ,
Что весь законъ светло и ясно
Открытъ въ писании святомъ;
,,Нельзя мудрей быть Джнана-Канды*,
Она насъ учитъ, что Брама
Есть радость, жизнь и мысль сама!
Быть совершенней Карма-Канды
Она насъ учитъ, какъ стряхнуть
С себя оковы личной жизни,
И богомъ стать, и светлый путь
Найти къ божественной отчизне;
Какъ перейти отъ лжи въ чертогъ
Свободы, мира и молчанья...
Царь слушалъ риши, но не могъ
Найти въ словахъ священныхъ строкъ
Ни утешенья, ни познанья.
Примечания
Раджагриха - столица стариннаго царства Магадскаго, на востоке Индии.
Бимбисара - царь Магады. Житъ (съ некоторой! вероятностью) въ конце VI века до Р. Хр.
Иогинъ - отшельникъ--аскетъ.
Брахмачаринъ- (въ тексте сокращено брахмачары), отвечаетъ нашему понятию студентъ.
Бикшу - нищенствующий монахъ.
Девараджа - дева-раджа, раджа, царь боговъ.
Сакра- правильнее Шакра, одно изъ именъ бога Индра.
Сома - священный опьяняющий напитокъ изъ растения SarcostemaViminalis или Aslepias acida, рода ползучаго растения безъ листьевъ.
Джнана-канда - часть священныхъ писаний относящаяся къ философско-религюзнымъ разсуждениямъ.
Дарма-канда - часть священныхъ писаний, относящаяся къ обрядамъ. Оба они объясняютъ соответствующие "пути къ спасению" для человека. Рядомъ съ этими двумя путями индиецъ признаетъ третий путь "бхакти" т. е. веру въ божество, полную отдачу себя божеству.