Сначала движение великороссов было направлено на Якутск (1632 г. -- основание Якутского Острога), а оттуда уже, как по радиусам, они двигались к Ламскому (Охотскому) морю и далее на Камчатку, к Ледовитому океану и на юг в Амурскую область, которую после Нерчинском трактата "россияне" должны были оставить. Вторичная колонизация нынешней Амурской губернии началась с 1858 года после Айгунского договора с Китаем, а в следующем, 1859 году мы уже застаем русские поселения и в Уссурийском крае.
Первые засельщики -- великороссы -- шли в Восточную Сибирь за свой страх и риск, но затем в начале 80-х годов прошлого столетия русское правительство вмешивается в это стихийное движение и начинает направлять колонистов на пароходах Добровольного флота морем через Владивосток. Еще раньше, с целью закрепления границы по левому берегу Амура и по правому -- Уссури, были посажены переселенные из Забайкалья казаки. Когда же вновь приобретенные земли соединились со своей метрополией железной дорогой, явилась возможность вести колонизацию более успешно сухопутьем. В особенности массовое переселение крестьян-землеробов произошло в период с 1906 по 1910 годы.
Местами выходов великороссов были, по преимуществу, северные области Европейской России. Говоры русского старожильческого населения Сибири относятся, в основной своей массе, к северо-воликорусской диалектической группе, и только небольшая часть старинного русского населения Сибири говорит по южно-русски, например, сибирские старообрядцы (семейские) за Байкалом (с примесью особенностей юго-западно-русских, малорусских и польских).
В настоящее время мы застаем великороссов, расселившихся более или менее плотной массой по южной приграничной полосе Забайкалья, по всему левому берегу Амура (особенно в низовьях pp. Бурей и Зеи), по обе стороны нижнего Амура от гор. Хабаровска до устья, затем по нижнему течению правых притоков Уссури, в Ханкайском и Сучанском районах и в бассейнах мелких рек (к востоку от хребта Сихотэ-Алиня), несущих свои воды непосредственно в море. Чем дальше от Амура на север, тем, несмотря на большую давность владычества великороссов, их там становится все меньше и меньше.
В северной части Забайкалья, в Амурской губернии, в частях, прилегающих к Якутской Автономной республике, и в особенности в обширном Охотско-Камчатском и Анадырском крае, вследствие своей малочисленности и подавляющего количества туземцев, они смешались с последними и утратили свои самобытные черты. Потомки их превратились в метисов, о которых речь будет ниже.
В Камчатской губернии, обнимающей все земли как Охотского, так и Чукотско-Анадырского края, русские живут одиночными семьями кое-где по берегам морей и по pp. Охоте, Гижиге, Большой, Камчатке и Анадырю. В этих местах главными центрами местообитания великороссов будут административные пункты: Охотск, Гижига, Большерецк и Петропавловск, Усть-Камчатск и селение Мариинское при устье реки Анадыря.
То великороссы, которые осели в земледельческих районах, продолжали свои родные занятия, но те, которые попали в северные районы, где земледелие было совершенно невозможно или где на него затрачивалось столько труда, что оно не окупалось полученными результатами, утратили свои земледельческие традиции и занялись, как туземцы, охотой и рыболовством.
Отказавшись от телеги, за отсутствием путей сообщения, великоросс отказался от лошади и перешел на собачье хозяйство. Достойно удивлении, что, попав в страну, где было в полном расцвете оленеводство, великороссы (оленеводы их буквально окружали) так никогда и не занялись этим делом. И все же, несмотря на варварское к себе отношение, суровый климат, глубокоснежные зимы, лошадь медленно, но верно вытесняет собаку. Но есть предел, через который лошадь никогда не перешагнет и за которым вечно будут царить олень или собака.
За полярным кругом великоросс усвоил уклад жизни и привычки гиперборейца.
Если мы взглянем на территорию Дальнего Востока несколько со стороны, так, чтобы всю ее иметь перед глазами, то увидим, что в южных частях Восточной Сибири великороссы занимаются земледелием, а на севере, смешавшись с туземцами, они забыли все свои ремесла: плотничье, столярное, кузнечное, слесарное, бондарное и т. д.
Что касается скотоводства, то у великороссов Забайкалья, в бытность их на родине, она находилась на более высокой ступени. Придя же на вольные пастбища Восточной Сибири, они спустились до уровня бурят, и потому скотоводство их сделалось таким же примитивным, как и у соседей-туземцев. Но вместе с тем великороссы тут же рядом создали совершенно новую форму хозяйства -- мараловодство -- дающую им значительные барыши.
По характеру своему великоросс -- человек достаточно подвижный и в то же время оседлый, энергичный и порывистый: у него периоды равнодушия и апатии часто сменяются весьма напряженной деятельностью; переход от мысли к делу чрезвычайно быстр.
На Дальнее Востоке нельзя брать великоросса изолированно: его нужно рассматривать, сравнивая с желтыми соседями, в особенности с китайцами. Там, где нужно произвести спешную работу в короткий срок, великоросс является незаменимым работником, но при условии, чтобы эта работа не имела затяжного характера и не была однообразна и монотонна; но где работа длительная и методично-однообразная, там приходится отдавать предпочтение китайцу. Когда тот и другой работают рядом, великоросс сначала быстро обгоняет китайца, затем начинает отставать. Первый ищет большого заработка, второй не ставит на первом месте расценки труда, -- для него важно только, чтобы источник заработков был возможно продолжительным или даже неиссякаемым.
Такие свойства характера великороссов объясняют нам их всестороннюю деятельность и в связи с этим приспособляемость к окружающей обстановке. Мы видим великороссов на золотоносных приисках, на различного рода земляных работах, на постройках железных дорог; они рубят и возят лес, занимаются охотой, разными отхожими промыслами. Великороссы часто меняют работу, переходят с одного места на другое, и в то же время мы застаем их на таких, казалось бы, сугубо оседлых занятиях, как садоводство и пчеловодство.
Большинство из них, прибыв сюда из лесистых северных губерний, стали не край приспособлять к себе, а сами старались приспособиться к новым условиям жизни. В этом отношении лучше всего сумели устроиться староверы в Уссурийском крае. Они занимаются земледелием (но не считают его главным своим занятием), затем поисками ценных руд, охотой и соболеванием, разводят пятнистых оленей, ищут жень-шень, ловят и солят рыбу, собирают ягоды и орехи, сушат грибы и т. д. На тайгу они смотрят, как на источник дохода, а не как на источник страданий и огорчений.
Где бы великоросс ни поселился, он строит дом из леса, который к месту своего жительства доставляет иногда издалека. Волжане, наоборот, избегают леса, селятся на более открытых местах и всю свою энергию направляют в область земледельческой культуры. У последних наблюдается удивительная консервативность. Живя рядим с китайцами, у которых бытует высшая форма земледелия, они упорно не хотят расстаться с теми приемами, которые принесли их отцы и деды, и ведут земледелие по-старому, как в России.
Все эти свойства великоросса -- консервативность и в то же время приспособляемость, завоевательные стремления и умение подойти к туземцу, -- делают из него замечательного колонизатора, особенно, когда эта энергия направлена в более южные широты, где способности человека находятся под меньшим давлением природы, чем им севере. Здесь уместным будет отметить, что земледельческие традиции лучше всего сохранились у сектантов (молокан и старообрядцев-беспоповцев). Люди эти шли на Дальний Восток по собственной инициативе, преследуемые за религиозные убеждения. На новые места они смотрели как на вторую родину и обосновывались прочно, как настоящие колонисты. Природные земледельцы -- они не стремились проникать далеко на север, сторонились туземцев и потому наиболее сохранили чистый тип русских людей со всеми присущими им свойствами. Сектанты почти не дали метисов.