ХУДАЯ ДОЛИНА
С перевала Утомительного вода сбегала между кочками в виде бесчисленных струй. Мы следовали за ними в направлении к северо-западу. Это смущало меня. Ведь если ошибиться только на один или два градуса, можно попасть в бассейн реки Аделами, впадающей в Хуту. Скоро наши опасения рассеялись: вода всё больше и больше забирала к западу. Мы сначала спускались по ровному и пологому склону, потом мало-помалу стали обрисовываться края долины. Около полудня наш маленький отряд дошёл до того места, где наша речка приняла с правой стороны ещё такую же речку и круто повернула на юго-запад.
В истоках реки Тутто были ущелья, а с этой стороны -- весьма пологий скат; там был снег и ранняя весна, а здесь -- тёплое лето. Этот переход от одного времени года к другому всем нам показался очень резким. Мох на земле и на деревьях, низкая температура и обилие влаги создавали полнейшую формацию лесной тундры. От соприкосновения с болотами влага воздуха конденсировалась и превращалась в туман. Было холодно и сыро... Часов в 10 утра туман начал клубиться; кое-где проглянуло синее небо, и живительные солнечные лучи озарили мокрую землю. Первые насекомые, приветствовавшие нас после перехода через перевал, были комары. Потому ли, что мы здесь впервые встретились с ними в этом году, или потому, что маленькие крылатые кровопийцы были голодны, но только укусы их показались нам очень чувствительными. Пришлось прикрыть лица сетками и надеть на руки перчатки, а туземцы завязали головы платками, которые предусмотрительно захватили с собою из Советской Гавани.
После перевала вместо ели и пихты на сцену сразу выступила лиственница, которая вскоре сделалась господствующей породой. В долине подлеском её явилась кустарниковая берёза (Betula Middendorfii Tr. et Mey.) с угловатыми ветками, красновато-бурою шелушащеюся корою и мелкими листочками, а по склонам гор -- багульник (Ledum hypoleucum Kom.) с ветвями, стелющимися по земле. Красивая тёмно-зелёная кожистая листва его сначала понравилась нам, но потом мы не раз вспоминали мхи елово-пихтового леса и часто проклинали оба эти кустарника. Они весьма затрудняли наше движение, в особенности когда приходилось идти косогорами. Нога скользит по веткам, которые лежат все в одном направлении и непременно сверху вниз по склону горы; люди часто падают и затрачивают много сил, чтобы пройти несколько десятков шагов. Чем круче такой склон, тем неувереннее шаг, тем больше шансов сорваться под обрыв и разбиться насмерть.
Километров через десять ещё какой-то ручей подошёл с севера. Теперь долина вполне определилась: ближайшие сопки имели остроконечные вершины, а за ними вдали виднелись высокие горы. Перед нами встал вопрос: куда мы попали? По мнению орочей, это была река Иоли, которой избегают все туземцы. Дурной славой пользуется она. Один человек пропал здесь без вести, другой заболел и по возвращении назад скоро умер, третий сошёл с ума, у тунгусов пали олени, рыба дохнет сама в воде, в болотах водятся большие змеи и т.д. Даже копинские орочи, хорошо знавшие все притоки своей реки, на предложение начертить схематический план Иоли, как бы сговорившись, в один голос заявляли, что не бывали на ней и ничего сказать про неё не могут.
К полудню мы спустились далеко вниз. Туман, державшийся на перевале, превратился в большие кучевые облака, число и размеры которых постоянно увеличивались. Они двигались большими плотными массами и имели снежно-белые закруглённые края. Сильно парило...
-- Будет Агды, -- говорили орочи, поглядывая на запад.
И действительно, оттуда надвигалась чёрная туча и слышались отдалённые удары грома. Кругом всё замерло, ветер стих. В нагретом, наэлектризованном воздухе витало едва уловимое беспокойство и чувствовалось какое-то напряжение, которое вот-вот должно было разразиться сильной грозою.
Мы принялись спешно ставить палатки. Орочи побежали в лес за древесным корьём; оба мои спутника носили дрова, развязывали котомки и старались спрятать вещи от дождя.
В виде страшного лохматого чудовища летела туча над землёй, протянув вперёд свои лапы и стараясь как бы охватить весь небосклон. От рёва его содрогалась земля, и из пасти вылетали длинные языки пламени. Вдруг на земле сразу сделалось сумрачно -- чудовище поглотило солнце. Несколько крупных капель упало на землю; деревья сердито зашумели и все разом качнулись в одну сторону. Вслед за тем хлынул ливень вместе с градом. Молнии прорезывали тёмные тучи, сильные удары грома сотрясали воздух, отчего дождь шёл ещё сильнее. Эхо вторило им в горах и широкими раскатами перекидывалось через всё небо от одного облака к другому.
Мы забились в палатки и, прижавшись друг к другу, прислушивались к ветру, который налетал порывами и ломал деревья в лесу. Один раз молния ударила где-то по соседству с нашим биваком. Я почувствовал острую боль в ушах и до самого вечера не мог восстановить свой слух.
К вечеру гроза начала стихать; дождь превратился в изморось. Орочи развели большой огонь и стали сушить свои одежды, от которых клубами поднимался пар. Я взял ружьё и пошёл немного пройтись по берегу речки, которая здесь описывала дугу. Справа от неё стеною стоял хвойно-смешанный лес, а слева была большая песчаная отмель. После грозы воздух сделался удивительно прозрачен. Небо почти очистилось от туч, последние остатки которых уходили за перевал. Вечерняя заря погасла совсем. Величественная громада гор, отдалённые вспышки молнии, глухие удары грома и ночной мрак, надвинувшийся на землю, создавали мрачную картину, но полную величественной красоты. Случайно я поднял глаза и вверху, в беспредельной высоте совершенно потемневшего неба, увидел мелкие серебристые облака. Сначала они были едва заметны, но вскоре сделались явственно видимыми и как будто сами издавали свет настолько сильный, что местонахождение их можно было определить даже сквозь тучки, проходившие низко над землёю. Такие серебристо-белые облака бывают видны только в чистом воздухе после дождя. Водяной пар не мог подняться в столь высокие слои атмосферы. Может быть, это была тонкая пыль или какой-нибудь другой газ, более лёгкий, чем воздух, газ, который долго светился и после полуночи медленно погас.
Я повернулся назад. Гроза ушла уже далеко, и грома не было слышно. Во всей природе водворилось спокойствие, и только зарницы напоминали о недавней буре.
За ночь мы все хорошо отдохнули и назавтра продолжали наш путь вниз по реке Иоли. От затяжных дождей вода стояла в ней высокая, и это принуждало нас всё время держаться левого края долины. Опять пришлось карабкаться через многочисленные непропуски.
Большими препятствиями для передвижений являлись грузы, которые мы несли на себе, и заросли багульника, вытеснившего все другие кустарники.
После полудня случилось как-то, что мы разделились: Н.Е. Кабанов, А.И. Кардаков и три ороча пошли сопками, а я и Геонка спустились в долину. Здесь оказалось идти ещё хуже, чем косогором. Кустарниковая берёза Миддендорфа росла вперемежку со спиреей (Spiraea salicifolia L.), имеющей листья, как у тальника, и с высокими травами (Calamagrostis Sp.).
Наибольшие трудности выпадают всегда на долю идущего впереди. Поэтому мы чередовались. Когда была моя очередь пробираться сквозь заросли, я случайно вышел на тропу, протоптанную медведями. Она шла как раз в том направлении, которое нам было нужно. Тропа скоро вывела нас на песчаную отмель, поросшую ивняками (Salix Sp.) и заваленную колодником.
Как-то случилось так, что Геонка немного отстал, а я вышел вперёд. Подойдя к бурелому, я сел, не снимая котомки. В это время я увидел небольшого зверька длиною около 60 сантиметров, буро-жёлтого цвета, с пушистым хвостом и с небольшими стоячими ушами. Я тотчас узнал в нём колонка (Koloncus sibiricus Pal). Зверёк сидел на земле около большой валежины, поджав под себя лапки, и что-то держал во рту. Он так был занят своим делом, что не замечал меня, и это дало мне возможность рассмотреть его как следует. Колонок что-то прижимал передними лапками, кого-то сердито кусал и шевелил своим хвостиком. В это время я сделал неосторожное движение и напугал его. Он издал звук, похожий на короткое хрипенье, прыгнул на валежину, ловко пробежал по тонкому прутику и скрылся в траве. Тогда я встал с своего места и увидел около колодины довольно большую гадюку (Coluber sachalinensis Nik.) с характерным для неё пёстрым ромбоидальным рисунком на спине. У змеи была перекушена шея. Она лежала с открытым ртом и медленно извивалась.
Хотелось мне ещё понаблюдать за колонком, но его, может быть, пришлось бы долго ждать. В это время подошёл Геонка. Я сообщил ему о том, что видел, и указал на змею. Он сказал мне, что колонок ловит птиц, мышей, пищух, белок, бурундуков и других мелких животных. Самый сильный шаманский дух ("севон") всегда является в образе колонка и называется "Солё". По его мнению, я видел не обыкновенное животное, а именно севона, которого шаман послал убить злого духа, принявшего вид ядовитой змеи. Самое лучшее будет, закончил он, если мы уйдём поскорее отсюда. Сказав это, Геонка пошёл вперёд по медвежьей тропе, а я за ним следом.
Чем дальше мы спускались вниз по реке, тем она становилась многоводнее. Больших притоков не было, но множество мелких ручьёв впадало в неё справа и слева. Интересной особенностью долины реки Иоли являются древние речные террасы с массивными основаниями, имеющими вид широких плато.
Теперь наша задача заключалась в том, чтобы найти тополь такого размера, чтобы из него можно было долбить лодку. Каждое большое дерево привлекало внимание орочей. Они снимали котомки и бегали в лес, но каждый раз возвращались разочарованные.
На этом пути Н.Е. Кабанов отметил ещё следующие породы: особые виды ив (Salix macrolepis rorida), потом осину (Populus tremula L.) с характерными трепещущими листьями на длинных черешках, растущую одиночными экземплярами среди других древесных пород. Лиственница занимала все возвышенные места: террасы и склоны гор. Из кустарников стали встречаться: дёрн татарский (Cornus tatarica Mill.) с яйцевидными листьями и бледно-зеленовато-серыми цветами, шиповник горный (Rosa Sp.) с колючими красновато-бурыми ветвями и с мелкими овальными листочками, слегка опушёнными с исподней стороны. Берега с галечниковыми отложениями у самой воды были заполнены густыми зарослями белокопытника (Petasites palmata Asa Gray) -- весьма декоративное растение с крупными, глубоко изрезанными острозубчатыми листьями. Орочи нарезали ножами множество его сочных длинных черенков. Они ели их так аппетитно, что соблазнили и нас. Вкусом белокопытник похож на молодые стебли ангелики, которою в деревнях любят лакомиться ребятишки. Во всяком случае, это растение может быть причислено к съедобным. Русские переселенцы иногда в шутку называют его "орочёнским огурцом".
Наконец, 3 июля желанное дерево было найдено. Это был тополь (Populus Maximoviczii Sarg.) вышиною в 25-30 метров и в два обхвата на грудной высоте. Он рос по другую сторону реки. С великой радостью мы сбросили с своих плеч котомки, в сознании, что дальше их нести не придётся. Пока орочи налаживали переправу через реку, мы втроём устроили бивак. Туземцы осмотрели тополь, обсудили, куда и как он упадёт, убрали весь валежник и затем принялись рубить его с особыми заклинаниями.
Стоял лесной великан на берегу реки Ноли и многим сородичам своим, растущим вблизи себя, дал право тоже называться большими деревьями. Двести с лишним лет он, как патриарх, охранял порядок в лесу и, быть может, простоял бы ещё сто лет, если бы не семь двуногих пигмеев, пришедших сюда с топорами. Тополь, подрубленный у корней, вздрогнул, затрещал, качнулся и начал падать сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее. С большим шумом, ломая другие деревья, он грохнулся на землю и погиб. Мулинка тотчас срубил одну из веток его и всадил её вертикально в середину пня.
На мой вопрос, что это значит, он отвечал, что это душа дерева -- "Ханя-моони". Так делают всегда, когда его рубят для лодки. Если дерево рубится для того, чтобы сделать гроб покойнику, то "Ханя" в пень не втыкается.
Орочи отмерили около двадцати метров от комля и отрубили вершину. Они работали дружно, с увлечением, быстро сняли с болванки кору и в полдня срубили заболонь, выровняли дно будущей лодки и обтесали её бока.
Начинало уже смеркаться, когда туземцы возвратились на бивак. Недолго усталые люди беседовали у огня и рано уснули.
Следующие два дня были солнечные и тёплые. Орочи большими рычагами перевернули болванку тополя и поставили её днищем на катки. Затем длинной верёвкой, намазанной углем, они наметили верхние края лодки и с помощью берёзовых клиньев принялись срубать всё, что было выше этих линий. Ещё полдня ушло на выемку древесной массы из середины лодки. Я любовался работой туземцев. Главным мастером был Мулинка. Он давал указания, и все слушались его беспрекословно. Тем временем Намука у комля болванки очертил границы лопатообразного носа и снял всю лишнюю древесину. На второй день к вечеру лодка вчерне была готова.
5 июля орочи отделали улимагду начисто. Особыми поперечными топориками ("упала") они стесали борта её настолько, что казалось, будто она сделана из фанеры. Дно лодки оставили несколько толще, чтобы оно могло выдержать давление камней на перекатах. Теперь оставалось только опалить улимагду. Религиозный предрассудок не позволяет делать это на том месте, где было срублено дерево. Орочи сплавили её на другую сторону реки и пошли за берестой. Особыми распорками они немного раздвинули борта улимагды в стороны, затем поставили её днищем на деревянные катки и по всей длине разложили под ней берёзовое корьё. Опаливанием лодки достигается одновременно осушка её и осмаливание.
Пока Мулинка и Хутунка обжигали улимагду, Намука сделал кормовое весло, а Сунцай приготовил шесты. Часам к двум пополудни 5 июля всё было готово. Не медля нимало, мы уложили все наши грузы в лодку и, вооружившись шестами, поплыли вниз по реке Иоли.
Горная складка, служащая водоразделом между бассейнами Тутто и Хади, текущих в море, и реки Иоли, текущей в Копи, имеет столообразный характер. Гребень её ровный, без острых вершин и глубоких седловин. Он всё время повышается к югу и в потоках (30) реки Ситыли образует командующую высоту всего прибрежного района Советской Гавани. Гора эта называется Инда-Иласа. С неё видны все горы на юг до Самарги и на север до Хуту включительно.
На вершине этой сопки -- тоже большое болото с лужами стоячей воды, в котором орочи поселили каких-то фантастических чудовищ вроде ящериц громадных размеров.
Гора Инда-Иласа является узлом, от которого звездообразно отходят большие отроги. По распадкам между ними бегут: с одной стороны две речки Ситыли, левые притоки Иоли, с другой -- река Санку, впадающая в Копи. Река Иоли течёт вдоль столообразного горного хребта по межскладчатой долине, но, огибая сопку Инда-Иласа, режет отроги её в крест простирания. Здесь долина делается изломанной, река бежит "в щеках" через бурные пенистые пороги.
В петрографическом отношении она гораздо богаче и разнообразнее реки Тутто. Вперемежку с базальтами, которые всё больше и больше отстают, на дневной поверхности появляются обнажения гранитов, аспидоподобных глинистых сланцев, различных изверженных и метаморфизированных пород и конгломератов.
В среднем течении река Иоли шириною около 15 метров, глубиною до 1 1/2 метра по фарватеру и имеет быстроту течения 5-6 километров в час.
Первую Ситыли мы прошли 6 числа, а вторую -- долго не могли найти. При устье она разбивается на много мелких рукавов, замаскированных густой растительностью. В среднем течении Иоли чрезвычайно порожиста и извилиста. Скалистые сопки то с одной, то с другой стороны, а иногда и сразу с обеих сторон сжимают её русло. Прибавьте к этому большой уклон дна реки, и тогда представление о порогах Иоли будет полное. Как бешеный зверь, вода прыгает через камни, пенится, всплескивается кверху и местами образует широкие каскады. Спуск по Иоли в этих местах опасен и доставляет много хлопот.
Чтобы облегчить лодку, мы оставили в ней двух орочей, а сами полезли на гору. Как только мы поднялись на её вершину, сразу увидели, что река описывает почти полный круг. Тогда мы пошли к ней по кратчайшему направлению.
Здесь я впервые встретил белую берёзу (Betula japonica H. Winel). Она росла сплошными насаждениями на местах старых пожарищ. Спустившись в долину Иоли, мы опять попали в поёмный лес, состоящий из ольховника (Alnus fruticosa Rupr.) с крупными и одноцветными с обеих сторон листьями и ивняка (Salix viminalis L.), растущего то кустарником, то деревцом с ветвистою кроною.
Минут через двадцать мы вышли на большую галечниковую отмель. На ней у самой воды я заметил около десятка большеклювых ворон (Corvus macrorhynchus mandshuricus But.), прилетевших сюда для отдыха и водопоя. На сером фоне камней, запачканных илом, они резко выделялись своим чёрным цветом. Как только я вышел из зарослей, одна из птиц, которая была ближе всех ко мне, громко каркнула и испуганно снялась с места. За ней тотчас поднялись на воздух и другие вороны и улетели в лес. Там они нашли филина и стали его преследовать. Ночной хищник прятался в чаще, отбивался от ворон как мог и перелетал с одного дерева на другое. Через четверть часа и филин, и вороны скрылись из виду.
Выйдя к реке, мы сели на камни и стали ждать свою лодку.
Вдруг из-за поворота показалась небольшая стайка остроклювых крохалей (Mergus Sp.). По-видимому, это были самцы, потому что, судя по времени, самки должны были находиться около гнёзд со своими еще не оперившимися птенцами. Крохали не видели нас и подплыли довольно близко, а когда заметили опасность, все разом нырнули в воду. Течением отнесло их к другому берегу. Как только они опять появились на поверхности воды, тотчас поднялись на воздух и полетели вниз по реке.
Утром шёл небольшой дождь, а после полудня погода разгулялась. Солнечные лучи прорвали туманную завесу и осветили мокрую землю. Над галечниковой отмелью реял тёплый воздух. В это время прилетел какой-то жук. С громким гудением он описал круг над нашими головами и, видимо, хотел сесть. Увидев жука, Мулинка вдруг сорвался с места и принялся ловить его с таким видом, как будто он представлял собою большую ценность. Зная, что туземцы довольно равнодушны к насекомым, я очень удивился, почему Мулинка ловит его так старательно, и стал ему помогать. Общими стараниями мы поймали жука. Это оказалась бронзовка (Gelonia aurata) золотисто-зелёного цвета с белесоватыми чёрточками на задних частях надкрылий.
Получив насекомое, Мулинка тотчас посадил его в коробку из-под спичек и спрятал за пазуху. При этом объяснил, что бронзовка есть душа сохатого, который сейчас где-нибудь спит. Проснувшись, лось отправится искать свою душу и сам придёт к нам на бивак. Каждый охотник знает это, старается поймать бронзовку и носит её с собой до тех пор, пока не встретит лося, что обычно случается на второй или на третий день.
Когда прибыла лодка, было уже настолько поздно, что не имело смысла плыть дальше, и потому мы решили встать биваком.
Как всегда, орочи вытащили улимагду на берег и принялись разгружать её. Намука пошёл в лес рубить жерди для палатки, а Мулинка собрал большую охапку дров для костра. Он нарезал стружек и сунул их под хворост, потом достал спички, и едва открыл коробок, как бронзовка проворно вылезла из него и с жужжанием полетела к лесу.
-- А-та-тэ! -- закричал Мулинка и с досадою посмотрел вслед насекомому. -- Теперь сохатого найти не могу, -- продолжал он в раздумьи.
Минут через десять на бивак вернулся Намука. Он нёс на плече две длинных жерди. Сбросив их на землю, он сказал, что в лесу наткнулся на сохатого, который в испуге бросился в чащу. Намука жалел, что с ним не было ружья, а Мулинка был убеждён, что это был тот самый зверь, который приходил за своей душою.
За отрогами Инда-Иласа долина Ноли значительно расширилась: горы отошли в стороны и только по временам подходили к реке то с одной, то с другой стороны. Бег воды тоже стал спокойнее, но зато количество плавника увеличилось, в особенности на протоках.
По рекам, которые обычно посещаются туземцами, в колоднике делаются проходы; но мы нигде не нашли следов порубок, ни одного старого бивака, ни одного костра. Всё это подтверждало слова орочей, что сюда никто не ходит ни летом, ни зимою.
Во время полуденного привала я взобрался на одну из прибрежных сопок с голой вершиной. Эта экскурсия дала мне возможность познакомиться с общей топографией окрестностей.
Общее направление долины реки Иоли -- юго-западное; только последние двенадцать километров она течёт в широтном направлении и впадает в Копи под острым углом. Все горы, в том числе и Инда-Иласа, имеют столовый характер и достигают значительной высоты. Ближе к устью, с левой стороны, сопки сильно размыты и выходят в долину гигантскими утёсами, лишёнными растительности. Когда наша лодка прошла мимо них, я знал, что устье реки уже недалеко.