Командир отряда
— Ну, как чувствуешь себя после ухода товарищей? — спросил меня Попудренко, когда я пришел по его вызову в штаб.
Командир весело улыбался, поглядывая на лежавшую перед ним карту. Он положил карандаш и, энергично потирая руки, посматривал на меня испытующим взглядом.
— Как дела, подрывник? Хорошо скомплектована ваша группа? — продолжал он.
— Так точно, — ответил я. — Ребята — что надо. Живые и дельные. Работать можно не хуже прежнего.
— Вот видишь. — сказал Попудренко. — Дела идут, а ты так безудержно рвался в рейд с Федоровым. Не хотел со мной оставаться. Видимо, не уважаешь меня? — Попудренко посмеивался.
Что вы, Николай Никитич! — перебил я командира, увидев, что разговор идет неофициальный — Вы ведь знаете мечту каждого партизана! И про меня вам известно, что хотел гнать врага до Берлина. Если же командование нашло нужным оставить нас на Черниговщине, то и я как дисциплинированный солдат свою мечту отменил. Ведь у вас, Николай Никитич, небось, тоже душа горела, когда прощались?..
Попудренко смолчал, а я от смущения совсем некстати добавил:
— К тому же я дал клятву снять бороду только в Берлине.
— Так вот в чем дело! — Попудренко расхохотался. — В твоей чудесной бороде таится сила роковая? А она, видишь, нам и тут нужна! Теперь принимай новый зарок: носить бороду до соединения с частями Красной Армии. Согласен?
— Условия подходящие! — сказал я. — Как не принять такое предложение?
— Я так и знал, что мы с тобой поладим. — заметил Попудренко и тут же, переменив тон, добавил: — Ну-с, давай приступим к делу. Нечего терять драгоценное время.
Я встал перед командиром по команде «смирно» и ожидал распоряжений.
— Нет, нет! Ты сядь, — сказал он мне, указывая на место за картой, разостланной на ящике-столе.
— Ты знаешь, — продолжал Попудренко, когда я уселся, — что по решению ЦК КП(б)У наше соединение, как и раньше, — областное. Отсюда тебе должны быть ясны наши задачи. Мы собираемся поручить тебе серьезное, очень серьезное дело. Придется отвечать за жизнь людей, за важный стратегический пункт. Предупреждаю: задачи трудные, решать их придется самостоятельно.
Я понял: меня с группой людей посылают на сложную операцию, и ответил без долгого раздумья, что не в первый раз, я всегда готов.
— Да, — ответил командир, — мы на тебя надеемся, и я верю, что ты постараешься. Но раньше ты действовал сам или с небольшой группой. Нынче поручаем тебе командование отрядом. Будут трудности. Мы разойдемся в разные стороны. Вот смотри! — Командир взял карандаш и, указывая на пункты карты, начал объяснять:
Видишь — Орел, Курск, Белгород. Тут противник сосредоточивает крупные силы, скоро начнутся серьезнейшие бои между нашими и гитлеровскими войсками. А вот Севск, — Попудренко обвел точку, обозначающую город, красным карандашом. — Это — центральный формировочный и резервный пункт их техники и живой силы. Отсюда фашисты ведут питание своих позиций в районе Орла.
В Новгороде Северском работают разгрузочно-погрузочные базы. Там сохранился гужевой мост через Десну. Кроме того, рядом построен новый, через него протянули узкоколейку, могут по ней перебрасывать артиллерию, боеприпасы, людские пополнения. А из Новгорода-Северского поезда попадают на Пироговку, затем на Терещанскую и там перебрасываются на московскую магистраль. Понимаешь, какой образовался узел!
Одновременно через Гомель, Новозыбков и Стародуб идет сильное движение по железным и грунтовым дорогам. — Карандаш командира продолжал скользить по карте. — Ты чувствуешь, что тут происходит? Какое накопление сил?..
Партизаны Орловщины действуют со стороны Брянских лесов, Стародуба и Трубчевска. А в лесах Черниговщины нам необходимо парализовать движение по железной дороге Гомель — Бахмач, Гомель — Чернигов. Надо заняться Севском, Новгородом-Северским, взять под контроль не только железные, но и шоссейные дороги.
— Вам, товарищ Артозеев, — заключил Попудренко, — с отрядом имени Чапаева предстоит организовать диверсии на участках железной дороги Новозыбков — Новгород-Северский и на грунтовых дорогах Стародуб — Новгород-Северский. Именно здесь будут проходить основные силы на Севск — к Орлу. — Командир внимательно посмотрел на меня и опять спросил:
— Ну как?.. По силам?
Я, признаться, задумался. Командование оказывает мне такое доверие. Конечно, за минувший год я ко многому пригляделся, многому научился. Только сейчас пришло мне в голову, что за это время я прошел серьезную военную и политическую школу.
Попудренко смотрел на меня, ждал. А я все не мог решиться.
— Ведь отряд Чапаева — это старый наш отряд. Я никогда, вы знаете, Николай Никитич, такой массой людей не руководил.
— Думаю, что масса еще увеличится. По пути придется тебе принимать пополнение. Охотники, будь уверен, найдутся! Наряду с главной придется тебе решать и эту задачу — готовить партизанскую молодежь.
Попудренко хоть и ждал от меня ответа на вопрос о том, согласен ли я вступить в должность, но говорил со мной так, будто я уже состою в этой должности — уже командир отряда.
— Спасибо за доверие! Оправдаю, — стараясь скрыть волнение, сказал я. Командир крепко пожал мне руку:
— Я рад. В добрый час. Смотри — хорошо распредели народ. Помни, — главное у тебя разведчики и подрывники. Взрывчаткой не обижу. Дам тебе рацию и радиста, держи в курсе. Проводником до урочища Рогозного с тобой пойдет Василий Гулак. Там найдешь группу Бугристого, возьмешь ее под свою команду. Есть в той группе наш старый партизан, хороший коммунист Немченко. Передашь ему решение обкома о назначении комиссаром отряда. Ты знаешь Немченко?
— Тот, что был директором средней школы в Семеновке? Еще до войны встречались.
— Тот самый. Грамотный, выдержанный товарищ. А когда будешь подбирать людей на другие должности, сообщай мне кандидатуры. Завяжи крепкие связи с населением.
— Не забывай, — продолжал Попудренко, — обком рассчитывает на рост отряда. Без этого ничего не сделаешь. Не забывай тоже — теперь ты должен заботиться о людях: чтобы были хорошо вооружены и сыты. И насчет раненых — смотри. И еще помни: в глазах населения ты — представитель Советской власти, партии. Будешь принимать новых людей, внушай им понятия о чести партизана. Чтобы чистое имя нашего соединения не было замарано. Словом — держи ухо востро!
Николай Никитич дал мне еще немало советов и указаний: рекомендовал, например, обязательно завести записную книжку.
— Тебе будет легче работать с людьми, — говорил он. — На память надеяться не стоит. А если привьешь себе привычку все брать на заметку, многое облегчишь себе. Каждый день отмечай: чем был хорош, чем плох. А допустим, тебе надо будет представлять бойцов к награде? — Знаешь, сколько ко мне приходит командиров проверять свою память по оперативным донесениям?
— Вы, кажется, ведете дневник, Николай Никитич? — вставил я.
Само собой. Это все знают. Но тебе надо поддержать обычаи соединения — во многих отрядах есть дневники. Ты только подумай, что после войны такие записи будут интересны не только нам С тобой. Сообрази; сколько подвигов совершают наши люди да сколько горя они перетерпели? В этом видны очень важные вещи: сила народного духа. Вот ты каждый раз и помечай. В обком передашь сводку, а себе пометь: кто и как работал, что нового придумал.
— Так-то оно так, да я боюсь, писателя из меня не выйдет.
— Этого и не требуется. Думаешь, я — писатель? Ты давай факты, события, цифры! Потом еще мне спасибо скажешь!
Николай Никитич даже покопался у себя в походной сумке, поискал записную книжку — хотел сразу мне вручить, но не мог вспомнить, куда положил недавно подаренный ему бойцами новый трофейный блокнот. — Ничего, — сказал он, — сам добудешь.
— За этим-то дело не станет.
— Вот-вот! — обрадовался Попудренко. — Это тоже очень интересно. Ты вспомни нашу первую партизанскую зиму и сравни: какой враг был тогда и какой стал теперь? Тоже очень и очень интересно!..
Когда я вышел от командира, хоть и принял назначение по доброму согласию — голова гудела. Впервые я по-настоящему задумался о том, что такое ответственность командира.