Командование направило в разведку, в Семеновский район трех партизан: Ивана Плечистого, Антона Гопчаренко и Сергея Саленко.
По пути эта тройка остановилась погреться и закусить на хуторе «Буревестник» Ивановского сельсовета у знакомого им гражданина Сенько. Дело было ночью, перед самым рассветом.
Хата Сенько с краю, сам хутор — в густом лесу, — оккупанты появлялись здесь не часто. Хозяин, хоть и удивился приходу партизан, принял приветливо. Он их накормил, уложил отдохнуть, а когда они уснули, пошел за три километра к другому хуторянину одолжить соли. Поговорил с соседом о том, о сем, — в лесу новостей не много; не удержался, рассказал, что у него гостят партизаны. А сосед потихоньку вышел, запер Сенько в своей хате, запряг лошадь и поскакал на станцию Костобоброво.
Партизаны сладко спали в тепло натопленной хате, когда пятьдесят хорошо вооруженных солдат окружили двор и с двухсот шагов открыли сильный пулеметно-винтовочный огонь.
Разведчики проснулись. В хате, прошивая стены, свистели пули; сыпалась с печи глина и вообще было довольно шумно. Разведчики быстро скатились с печи и поползли в сени. Солдаты приближались и кричали:
— Рус, сдавайся! — им была обещана большая награда в том случае, если удастся взять партизан живыми.
Наши товарищи не торопились отвечать на крики и на огонь противника. Надо было обсудить положение.
У каждого по автомату и по запасному диску, пистолеты, по две гранаты за поясами.
Вокруг хаты земляная насыпь, пол тоже земляной: лечь па пол — насыпь хорошо укроет от пуль. Согласились на том, что оборону держать можно.
У дубового стояка двери Саленко прокопал ножом щель. Теперь можно было вести наблюдение. Когда враг стал приближаться, эта щель послужила и бойницей: Саленко уложил автоматной очередью трех гитлеровцев. Плечистый, лежа за печью, держал на прицеле окно.
Гончаренко пошел разведать нежилую часть дома, примыкающую к сараю. Через минуту он уже кричал:
— Сюда, ребята!
Саленко и Плечистый перебежали за ним в сарай. И — во-время. Не решаясь ворваться в хату, гитлеровцы подожгли соломенную крышу зажигательными пулями. Через несколько минут она вся полыхала.
Пока хата горела, обе стороны молчали. Но вот все кончено. Гитлеровцы явно ничего не понимают: пусть партизаны были убиты, а потом сгорели. А где же патроны? Почему не было слышно ни одного разрыва?..
Солдаты настороже, с оружием наперевес подошли к пепелищу. Тогда партизаны ударили по ним огнем из трех автоматов. Семеро осаждавших упали. — Начался обстрел сарая. В нем, кроме наших разведчиков, находились еще постоянные обитатели: пала раненная насмерть лошадь, завизжал раненый кабан, мычит в страхе корова. Раскудахтавшись, мечутся из угла в угол куры. Но вот от зажигательных пуль вспыхнуло сено, все застлало дымом. Трое товарищей пробили заднюю стенку сарая и под прикрытием дымовой завесы выскочили в огород. Залегли там.
Сарай горел, как костер. Каратели радовались, что наконец уничтожили партизан. Потихоньку подобрались ближе. Ждут разрыва патронов. Но неожиданно в самый центр их толпы упали и разорвались три гранаты. Кровь обильно окрасила белый снег. На нем остались лежать пять гитлеровцев. Остальные бросились врассыпную.
Когда гитлеровцы опомнились — партизаны уже были далеко.
Гончаренко ранило — в левую руку, плечо и шею. Он совсем ослабел от потери крови. Саленко и Плечистый положили товарища под куст, разорвали рубашки, забинтовали раны, а сами побежали в Ивановку за подводой.
И вот все трое разведчиков благополучно приехали в лагерь на подводе и сдали командованию рапорт. Ими было уничтожено двадцать гитлеровцев. А наш Гончаренко, на счастье, ранен оказался не тяжело. Через месяц вступил в строй.
Бой на хуторе «Буревестник» вызвал среди партизан много разговоров. Что ни говори, такие истории приключаются не каждый день.
Одни считали, что трое против пятидесяти — это такая арифметика, которая только раз в жизни может дать хороший итог. Другие возражали: если по законам арифметики подобный случай не пройдет, то есть еще на свете высшая математика.
Так или иначе, жизнь вскоре предоставила нам еще один подобный пример. Партизан на этот раз было четверо, но зато противников — сто двадцать. Разумеется, при таком соотношении сил речь не могла идти об уничтожении врага, тем более, что было опять неожиданное столкновение, а не организованная операция.
Дело было так: Иван Кудинов, Саша Березин, Аркадий Савчук и я выехали с заданием штаба в партизанское село Елино.
Почему партизанское, что это такое? Были такие села, которые находились как бы в постоянном уговоре с нами. Все жители в них — и женщины, и старики, и детишки — считали себя партизанами и помогали нам, чем могли. Вот и Елино было одним из таких сел. Там даже староста был свой, поставленный подпольным обкомом партии. Каратели давно точили зубы на это село, но боялись нашего соединения, знали, что начни они только палить и стрелять — жители вызовут партизанскую подмогу.
Но к тому времени, о котором пойдет рассказ, соединение отошло. Елинцы решили покинуть хаты и перейти на лесную, партизанскую жизнь. Подготовились и ждали указания нашего командования.
Мы четверо поехали на связь, передать старосте пакет. Задание легкое, такие не часто получаешь. Мы катили в свое удовольствие, весело погоняя гнедого красавца жеребца.
Быстро добрались до нашей заставы. Проверили, какие новости в Елине. Ребята сообщили, что не так давно оттуда приходили связные — в селе противника нет. Поехали дальше.
Утро тихое. Только потрескивают ели от мороза да скрипят полозья саней. На востоке загорелся горизонт. При восходе солнца по небу раскинулись разноцветные лучи. И поездка наша такая спокойная, что в самый раз и природой полюбоваться.
Вот и Елино. Миновали гумно, крупорушку. Еще издалека увидели на перекрестке, возле столба с указателями дорог, человек пять. Все в гражданском. Без винтовок. Они не вызвали у нас подозрений. Скорее всего — сельский патруль.
Но когда доехали мы до перекрестка, людей почему-то уже не было — разошлись. Мы даже посмеялись: хорошо елинцы службу несут — патруль как корова языком слизала!
Едем дальше. Уже миновали первые хаты, вдруг позади крик:
— Стой!
Обертываемся и видим: немецкий солдат, с винтовкой на изготовке.
Что за привидение? Откуда он взялся?.. Уж не ошиблись ли мы только что на перекрестке? Не из той ли он пятерки? — В размышлении останавливаем сани. Ничего не можем сразу сообразить. Сидим и смотрим на этого солдата. А он, видимо, тоже не знает, за кого нас принять. Выстрелил в воздух.
Мы опомнились, соскочили с саней, легли в снег и сразу же открыли огонь. Подбили солдата не совсем удачно — в ногу. Гитлеровец упал и боком-боком пополз к подворотне.
В селе поднялась тревога. На улице показались выскочившие из хат гитлеровцы. Мы дали залп: я стрелял из «Дегтярева». Кудинов из винтовки, Березин из полуавтомата. Улица опустела. Только несколько подбитых нами врагов остались лежать поперек дороги.
Мы прыгнули в сани, Савчук развернулся и погнал коня из села.
А там делалось что-то странное. Вместе со словами немецкой команды явственно раздавались голоса, кричавшие по-русски: «За мной, давай, ребята, окружай!» Но прислушиваться не время: за нами бросилась погоня. Огонь моего «дегтяря» не дал ей ходу. Да и товарищи не зевали. Мы успели истратить довольно много патронов и, как следует партизанам, — не напрасно.
Добрый конь мчал нас к лесу. А в Елине разрасталась суета, продолжалась беспорядочная стрельба. Она поднялась почему-то и на хуторе Млинки, отстоящем от Елина за два километра. Что бы это могло быть? Кто же это ведет бой? Кто кричал по-русски? Не следует ли нам вмешаться в эту потасовку? Может быть, там каким-нибудь чудом оказались наши?
Но нет… Скорее всего это провокация карателей. Если бы тут развертывался бой с партизанами, штаб не послал бы нас на связь.
И только в лагере мы разобрались в том, что произошло, заодно и узнали кое-что новое о партизанской арифметике. Причем интересно, что в подробности событий, в которых приняли участие, мы были посвящены последними. Весь лагерь уже знал о них: из Елина раньше нас сюда примчались трое мальчишек. Они бежали напрямик по лесу, по известным им тропинкам, И рассказали, как было.
За полчаса до появления наших саней в село из Городни прибыли части карателей-новичков. Они не представляли себе, что такое партизанское село, и спокойно разместились по хатам.
Из Елина к нам в лагерь тотчас отправился связной — сообщить новость. Мы с ним разминулись.
Между тем немцы залезли по хатам греться. Они ожидали отставшие от колонны сани и нежились в тепле, думая после отдыха начать расправу с населением партизанского села.
Жители Елина, не растерявшись при появлении врага, вели наблюдение за дорогами. Они подсчитывали силы карателей, чтобы сообщить партизанам точные данные. Пятеро стоявших на перекрестке людей и были патрульной группой, продолжавшей нести свою службу.
Заметив партизанские сани, сельский патруль поступил согласно договоренности с нашим командованием: по этому условию, в случае появления партизан в занятом врагом селе, жители должны поднять панику и всячески содействовать успеху налета. Поскольку наше командование было оповещено о прибытии врага, елинцы, ни сном, ни духом не ведая, что к ним заскочила только четверка партизан, решили, что началось наше наступление.
Они поступили, как полагалось: подняли тревогу и открыли стрельбу.
А у карателей создалось впечатление, что партизаны напали на село с разных сторон. Они отвечали огнем.
Как раз в это время отставшие от своей колонны фашисты подъехали к хутору Млинки. Услышав стрельбу в Елине, они решили, что их передовая часть выбивает из села партизан. И они «пришли на помощь»: с расстояния двух километров поддержали своих огнем.
Тут уже гитлеровцы, находившиеся в Елине, начисто потеряли ориентацию: решили, что «главное наступление партизан» идет со стороны хутора Млинки. И они спаслись от «неравного боя» бегством. Удрали туда, откуда приехали.
Вот какая получилась арифметика: появление четверых партизан вызвало бегство более сотни врагов.
Почему это вышло? Если умножить партизанские силы на силы населения — все будет ясно. От этого простого арифметического действия всегда получался очень внушительный итог.