XXIV.

Открытая борьба.

Та же самая карета, въ которой Брискетта привозила Гуго въ первый разъ, опять пріѣхала за нимъ на слѣдующій день и по тѣмъ же пустыннымъ улицамъ привезла его къ калиткѣ сада, гдѣ тотъ же павильонъ открылъ передъ нимъ свои двери.

Никто не ожидалъ его, чтобъ проводить, но память у него была свѣжая и онъ не забылъ ни одного поворота дороги, пройденной такъ недавно. Онъ дошелъ по дорожкѣ, взошелъ на крыльцо безмолвнаго домика, пробрался черезъ темныя сѣни, взошелъ на лѣстницу, отворилъ одну дверь, услышалъ тотъ же сильный запахъ, увидѣлъ тотъ же блестѣвшій, какъ золотая стрѣла, лучъ свѣта и вступилъ въ ту самую комнату, гдѣ въ первый разъ огни свѣчей ослѣпили его.

Но на этотъ разъ Гуго не увидѣлъ самой богини храма. Веселый смѣхъ доказалъ ему, что она ждала его не въ этомъ пріютѣ, всѣ очарованія котораго были имъ уже извѣданы. Онъ сдѣлалъ шагъ въ ту сторону, откуда слышался смѣхъ, и черезъ узкую дверь, скрытую въ шелковыхъ складкахъ, увидѣлъ Олимпію въ хорошенькомъ будуарѣ. Въ прелестномъ домашнемъ нарядѣ, графиня сидѣла передъ столомъ, уставленнымъ тонкими кушаньями и графинами, въ которыхъ огонь свѣчей отражался рубинами и топазами испанскихъ и сицилійскихъ винъ. Улыбка играла на ея губахъ, глаза горѣли яркимъ пламенемъ,

-- Не хотите-ли поужинать? спросила она, указывая ему мѣсто рядомъ съ собой.

-- Въ полночь? сказалъ онъ съ видомъ сожалѣнія.

-- Заря не блеститъ еще, продолжала она съ улыбкой. Онъ поцѣловалъ ей обѣ ручки и сказалъ:

-- Какъ бы она ни была далеко отъ того часа, который приводитъ меня къ вашимъ ногамъ, она все-таки слишкомъ близко.

-- Развѣ вы меня любите?

-- Неужели вы въ этомъ сомнѣваетесь?

-- Гм! въ этихъ вещахъ никогда нельзя быть совершенно увѣренной!...

-- Что вы хотите сказать этими нехорошими словами? Долженъ-ли я думать, что не имѣю права разсчитывать слишкомъ на ваше сердце?

-- Э! кто знаетъ? Король-Лудовикъ XIV, вашъ и мой государь, любитъ-ли въ самомъ дѣлѣ герцогиню дела Вальеръ? Можно бы такъ подумать по тому положенію, какое она занимаетъ при дворѣ; а между тѣмъ онъ оказываетъ вниманіе и трогательнымъ прелестямъ сестры моей Маріи.

-- Не говоря уже, что онъ и на васъ смотрѣлъ, говорятъ, и теперь еще смотритъ такъ...

-- Такъ снисходительно, хотите вы сказать? Да, это правда. Но развѣ это доказываетъ, что онъ обожаетъ меня?... Полноте! Только безумная можетъ повѣрить этимъ мимолетнымъ нѣжностямъ! А я что здѣсь дѣлаю? Я одна съ любезнымъ и молодымъ рыцаремъ, обнажившимъ разъ шпагу для защиты незнакомки. Между нами столъ, который скорѣе насъ сближаетъ, чѣмъ раздѣляетъ... Вы подносите ко рту стаканъ, котораго коснулись мои губы. Глаза ваши ищутъ моихъ, которые не отворачиваются. Мебель, драпировка, люстры, освѣщающія насъ веселыми огнями, хорошо знаютъ, что я не въ первый разъ прихожу сюда. Еслибъ онѣ могли говорить, онѣ поклялись бы, что и не въ послѣдній... вы берете мою руку и она не отстраняется отъ вашихъ поцѣлуевъ... Мой станъ не отклоняется отъ вашихъ рукъ, которыя обнимаютъ его... что же все это значитъ? и что мы сами знаемъ?

Олимпія положила локоть на столъ; упавшій кружевной рукавъ открывалъ изящную бѣлую руку, а черные и живые глаза блестѣли шаловливо. Она нагнула голову къ Гуго и, съ вызывающей улыбкой, продолжала:

-- Можно бы подумать, что я васъ люблю... а это, можетъ-быть, только такъ кажется!

Вдругъ она обхватила руками его шею и, коснувшись губами его щеки, спросила:

-- Ну, какъ же ты думаешь, скажи?

Онъ хотѣлъ удержать ее на груди; она вырвалась какъ птичка, выскользнула у него изъ рукъ и принялась бѣгать по комнатѣ, прячась за кресла и за табуреты, съ веселемъ, звонкимъ смѣхомъ. Бѣгая, она тушила вѣеромъ свѣчи:; полумракъ замѣнялъ мало по малу ослѣпительное освѣщеніе; но даже и въ темнотѣ Гуго могъ бы поймать ее по одному запаху ея духовъ. Она давала себя поймать, потомъ опять убѣгала и снова принималась весело бѣгать.

Наконецъ, усталая, она упала въ кресло; руки Гуго обвили ея гибкій и тонкій станъ; она наклонила томную головку къ нему на плечо и умирающимъ голосомъ прошептала:

-- Такъ вы думаете, что я васъ люблю?

Голова ея еще покоилась на его плечѣ, какъ вдругъ, открывъ глаза и улыбаясь, она сказала:

-- Да, кстати! мнѣ кто-то сказалъ на дняхъ, не помню кто именно, что вы идете въ походъ съ графомъ де Колиньи? я разсмѣялась.

-- А! сказалъ Гуго, а почему жь это?

-- Хорошо вопросъ! Развѣ я была бы здѣсь, да и вы тоже былили бъ здѣсь, еслибъ должны были уѣхать?

Монтестрюкъ хотѣлъ отвѣчать; она перебила его:

-- Вы мнѣ скажете, можетъ быть, что я это знала, что вы мнѣ это говорили и что я ничего не имѣла противъ...

-- Именно.

-- Да, но я передумала... Все измѣнилось. Чего вамъ искать тамъ, чего бы не было здѣсь?

-- Разумѣется, еслибъ я хотѣлъ искать въ этой далекой сторонѣ, наполненной турками, прелесть и красоту, -- было бы глупо ѣхать отсюда.

-- Ну?

-- А слава?

-- А я?

Гуго не отвѣчалъ. Онъ смутно понималъ, что рѣшительная борьба начинается.

-- Вы молчите? продолжала она, бросивъ на него оживленный взглядъ, должна ли я думать, что вы все еще не отказываетесь отъ намѣренія ѣхать въ Венгрію, когда я остаюсь въ Парижѣ?

-- А служба короля, графиня?

-- А моя служба?

Она встала; выраженіе ея лица было уже не то: гнѣвъ согналъ съ него свѣжій румянецъ, губы плотно сжались,

-- Ну, что же? продолжала она, вѣдь это не серьезно, вѣдь вы не уѣдете?

-- Я долженъ съ сожалѣніемъ сказать вамъ, что напротивъ нѣтъ ничего вѣрнѣе того, что уѣду.

-- Даже еслибъ я просила васъ остаться?

-- Вы только прибавили бы еще одно сожалѣніе къ тому, которое я уже такъ испытываю, поступая противъ вашего желанія.

Графиня де Суассонъ сильно поблѣднѣла.

-- Вы знаете, графъ, что если вы уѣдете, -- это будетъ разрывъ между нами?

Голосъ ея сталъ жесткимъ и суровымъ; къ несчастью, Гуго былъ изъ такихъ людей, которые сердятся, когда имъ грозятъ, и которыхъ легко возмутить окончательно.

-- Сердце мое будетъ разбито на вѣки; но когда идетъ дѣло о моей чести, я ни для кого и ни за что не могу отступить.

-- А! да! ваша честь! вскричала она. Теперь я вспомнила: должно быть, обѣтъ, данный графинѣ де Монлюсонъ?

Гуго гордо поднялъ голову.

-- Сознайтесь, покрайней мѣрѣ, что эта причина стоитъ всякой: другой!

-- И это вы мнѣ говорите? Послушайте! это крайне не ловко и даже крайне неосторожно!...

Она совсѣмъ позеленѣла; черные глаза горѣли зловѣщимъ огнемъ. Гуго стоялъ передъ ней, не опуская взора. Эта гордость и раздражала ее, и плѣняла.

-- Еще одно слово, сказала она, можетъ быть, -- послѣднее!

Монтестрюкъ поклонился.

-- Еслибъ я согласилась все забыть, еслибъ я согласилась разстаться съ вами безъ злобы, даже протянуть вамъ руку, но съ однимь только условіемъ; что вы не увидите больше графини де Монлюсонъ, -- согласитесь-ли вы?... О! пожалуйста, безъ фразъ -- одно только односложное слово: да или нѣтъ?

-- Нѣтъ!

-- Чтобъ ни случилось теперь -- не моя вина!

И, сдѣлавъ гордое движенье, она сказала глухимъ голосомъ:

-- Графъ, я васъ не удерживаю.

Въ ту минуту, какъ Гуго, сдѣлавъ глубокій поклонъ графинѣ де Суассонъ, шелъ по темной комнатѣ къ выходу, онъ почувствовалъ, что его схватила за руку маленькая женская ручка.

-- Какъ! уже? прошепталъ ему на ухо веселый и ласковый голосъ Брискетты.

-- А! это ты, крошка! сказалъ Гуго.... Откуда ты явилась! Я не видалъ тебя сегодня вечеромъ ни въ саду, ни въ павильонѣ.

-- У всякой горничной могутъ быть свои дѣла, какъ и у знатной дамы... Потомъ я вспомнила, что могу здѣсь понадобиться, и вернулась... Такъ дѣла-то идутъ не совсѣмъ ладно?

-- Твое отсутствіе принесло мнѣ несчастья. Только отвѣдали крылышка курапатки -- и доброй ночи!

-- А! а!

-- Что дѣлать?... здѣсь не то, что на Вербовой улицѣ! Съ обергофмейстеринами утро бываетъ иногда близко къ вечеру, хотя первый часъ и не давалъ мнѣ повода ожидать такой злополучной развязки.

-- Но почему же?

-- Потому, что графиня де Суассонъ сначала полюбила меня немножко, а теперь вздумала ненавидѣть много.

-- Увы! это въ порядкѣ вещей!

Они вошли въ темный садъ. Звѣзды сверкали на темносинемъ небѣ. Брискетта шла безмолвно рядомъ съ Гуго, продолжая держатъ его за руку.

-- О чемъ ты задумалась, Брискетта, дружокъ мой? спросилъ Гуго.

-- Объ тебѣ -- этотъ разрывъ стоитъ, повѣрь мнѣ, чтобъ объ немъ подумать... Но, скажи же мнѣ -- вѣдь во всемъ есть оттѣнки -- какъ именно ты разстался съ графиней?... Холодно, или совсѣмъ поссорились? только дурно, или очень дурно?

-- Такъ дурно, какъ ты только можешь себѣ представить, и даже еще хуже, какъ ни богато твое воображеніе!

-- Чортъ знаетъ, какъ скверно!

-- Именно вотъ это самое и я сказалъ себѣ въ сторону, но что-жь тутъ дѣлать?

-- Надо взять предосторожности.

-- Противъ женщины-то?

-- Особенно противъ женщины! когда ты уѣзжаешь?

-- Сегодня надѣюсь кончилъ послѣдніе сборы, а графъ де Колиньи, я знаю, будетъ готовъ сегодня вечеромъ.

-- Значитъ, завтра уѣдете?

-- Или послѣ завтра, самое позднее.

-- Ну! не уѣзжай же, не повидавшись со мной.

-- Очень радъ! Но гдѣ и какъ?

-- Это не ваша забота, графъ, а ужь мое дѣло; васъ извѣстятъ, когда будетъ нужно. Только не забудьте побывать завтра въ Луврѣ и подождать въ галлереѣ на берегу озера, пока не получите обо мнѣ извѣстій.

На этомъ они разстались и садовая калитка закрылась безъ шума за Брискеттой.

-- Какой однако у меня другъ! говорилъ себѣ Гуго, идя по темному переулку, гдѣ ужь не было ожидавшей кареты. Вотъ у маленькой дѣвочки великая душа, а у знатной дамы -- такъ маленькая!

На углѣ улицы садовая стѣна была въ одномъ мѣстѣ пониже. Бросивъ взглядъ въ эту выемку, Гуго увидѣлъ красный свѣтъ, блестѣвшій какъ звѣзда на верху павильона, изъ-за деревьевъ. Онъ вздохнулъ.

-- Этотъ свѣтъ напоминаетъ мнѣ глаза Олимпіи, когда она разсердится, прошепталъ онъ, глаза, изъ которыхъ свѣтитъ тоже красный какъ кровь огонь.

Онъ только что загнулъ за уголъ, и за высокой стѣной ужь не видно было павильона, какъ вдругъ изъ углубленія въ стѣнѣ выскочилъ человѣкъ и почти въ упоръ выстрѣлилъ въ него изъ пистолета. Гуго отскочилъ назадъ, но пуля попала въ складки его плаща, и онъ почувствовалъ только легкій толчокъ въ грудь. Оправившись отъ удивленья, Гуго выхватилъ шпагу и бросился на разбойника, но этотъ пустился бѣжать и пропалъ въ лабиринтѣ темныхъ улицъ.

-- Какъ замѣтно, сказалъ себѣ Монтестрюкъ глубокомысленно, что у меня нѣтъ больше кареты въ распоряженіи!

На другой день, не смотря на всѣ волненья прошлой ночи, онъ не забылъ явиться въ Лувръ и пойдти въ галлерею на берегу озера. Черезъ часъ появился лакей въ ливреѣ королевы и попросилъ его идти за нимъ. Когда онъ дошелъ до конца большой комнаты, у дверей которой стоялъ на караулѣ мушкетеръ, поднялась портьера и Брискетта увлекла его въ уголъ и сунула ему въ руку два ключа.

-- Тотъ ключъ, что потяжеле -- отъ садовой калитки, которую ты знаешь, сказала она очень скоро; а другой, вотъ этотъ -- отъ дверей павильона. Я хотѣла передать ихъ тебѣ изъ рукъ въ руки. Тебя будутъ ожидать въ полночь...

-- Графиня? Но сейчасъ одинъ дворянинъ изъ свиты королевы сказалъ мнѣ, что она больна и не выходитъ изъ комнаты?

-- Графиня всегда бываетъ больна днемъ, когда должна выѣхать вечеромъ,

-- А! такъ это, можетъ быть, чтобъ помириться?

-- Можетъ быть...

-- Тѣмъ лучше... я не люблю быть въ ссорѣ съ женщиной.

-- Ты не опоздаешь?

-- Я-то? будь увѣрена, что нѣтъ, не смотря на маленькое приключеніе, надъ которымъ можно бы и призадуматься... но я не злопамятенъ.

-- Какое приключеніе?

-- Бездѣлица, которая однако могла мнѣ сдѣлать дыру въ кожѣ... но я хочу думать, что графиня де Суассонъ тутъ не при чемъ.

-- Приключеніе, бездѣлица... ничего не поймешь; говори яснѣй.

Гуго разсказалъ, что съ нимъ было вчера, когда онъ вышелъ изъ павильона: Брискетта подумала съ минуту, потомъ улыбнулась и сказала:

-- Я не пошлю тебя въ такое мѣсто, гдѣ тебѣ можетъ грозить какая-нибудь опасность... дѣлай, что я говорю, съ тобой не случится никакой бѣды.

Когда Брискетта появилась передъ графиней де Суассонъ, она ходила взадъ и впередъ по комнатѣ, какъ волчица въ клѣткѣ, съ блѣдными губами, съ мрачнымъ взоромъ.

-- О! о! сказала она себѣ, гроза бушуетъ; тѣмъ лучше: я узнаю, что она думаетъ.

-- А! это ты? произнесла графиня, не останавливаясь.

-- Да, это я, отвѣчала Брискетта покорнымъ голосомъ.

-- Ты не забыла, что я тебѣ говорила поутру?

-- Объ чемъ это, графиня?

-- О графѣ де Монтестрюкѣ,

-- Графиня мнѣ сказала, кажется, что онъ дерзкій.

-- Наглый, Брискетта!

-- Это разница, графиня, -- такая разница, которая обозначаеть яснѣй ваше мнѣніе объ этомъ графѣ.

-- Теперь я скажу еще, что его наглость переходить всякія границы... Мнѣ сейчасъ сказали, что онъ былъ въ Луврѣ.

-- И я объ этомъ слышала.

-- Ты, можетъ быть его и видѣла, Брискетта, видѣла собственными глазами? А! ты можешь признаться: съ его стороны я всего ожидаю.

-- Я видѣла его, въ самомъ дѣлѣ, но только издали...

-- Что я тебѣ говорила? Онъ, въ Луврѣ! Я думала однакожь, что онъ не осмѣлится здѣсь больше показаться.

-- Почему же?

-- Потому что, отвѣчала графиня въ раздумьи, потому что чувство самаго простаго приличія, послѣ того, какъ онъ выказалъ мнѣ такъ мало почтенія, должно бы, кажется, подсказать ему, что ему не слѣдуетъ здѣсь показываться... неужели его присутствіе въ томъ мѣстѣ, гдѣ я живу, не разсердило тебя, Брискетта?

-- Разсердило -- невѣрно передаетъ мое чувство. Теперь я не нахожу подходящаго выраженія.

-- Я никогда его больше не увижу, будь увѣрена...

-- Наказанье будетъ только соразмѣрно обидѣ!

-- Но я никогда не забуду послѣдняго вечера, проведеннаго съ нимъ вмѣстѣ, Брискетта.

-- Въ этомъ я увѣрена, графиня.

-- Всюду онъ встрѣтитъ меня на своемъ пути.

-- И меня также: я хочу подражать графинѣ во всемъ и тоже никогда не забуду графа де Монтестрюка.

-- Ты добрая дѣвочка, Брискетта.

-- Это правда, графиня: я это доказала и еще не разъ докажу.

-- Я тоже была доброю и вотъ чѣмъ кончилось!... Ты была права: мнѣ надо было оставить этого дворянчика изъ Арманьяка умирать у моихъ ногъ.... но если онъ видѣлъ, что я могу сдѣлать, когда люблю, то теперь увидитъ, что я такое, когда ненавижу!... Врагъ будетъ также безпощаденъ, какъ былъ великодушенъ другъ....

-- О! о! вотъ этого-то именно я и боялась! подумала Брискетта.

Между тѣмъ она готовила разныя принадлежности темнаго костюма, раскладывая ихъ по кресламъ. Графиня подошла къ зеркалу, взяла румянъ изъ баночки и стала ими натираться.

-- Я говорила тебѣ, кажется, что ѣду сегодня вечеромъ къ сестрѣ, куда и король, должно быть, тоже пріѣдетъ.... Не жди меня; ты мнѣ понадобишься только завтра утромъ.

-- Графиня можетъ видѣть, что я приготовила ужь платье.

-- И клянусь тебѣ, графъ де Монтестрюкъ скоро узнаетъ, съ кѣмъ имѣетъ дѣло!

-- Я не сомнѣваюсь, графиня.

Оставшись одна и приводя въ порядокъ комнату графини, Брискетта слышала ея шаги, какъ она сходила по потайной лѣстницѣ.

-- Какую это чертовщину она затѣваетъ? сказала она себѣ. Такая женщина, оскорбленная въ своемъ самолюбіи, способна на все... Этотъ выстрѣлъ -- это она устроила навѣрно.... Но у Гуго легкія ноги и зоркіе глаза, да и я вѣдь тоже не дура...

Часы пробили полночь; она засмѣялась.

-- Ну, хорошо! продолжала она; у меня цѣлая ночь впереди, а дѣла можно отложить и на завтра.

Гуго явился на свиданье. Въ полночь онъ вошелъ въ знакомый темный переулокъ, принявъ однакожь кое-какія предосторожности. Черезъ двѣ минуты, онъ былъ въ пустомъ саду и по той же дорожкѣ, по которой проходилъ утромъ съ Брискеттой, пришелъ къ павильону, дверь котораго отворилась при первомъ усиліи, такъ что и ключа не понадобилось.

-- А! я, видно, не первый! сказалъ онъ себѣ.

Онъ взошелъ по темной лѣстницѣ, прошелъ черезъ темную комнату, поднялъ портьеру и очутился въ самой густой темнотѣ.

-- О! о! сказалъ онъ, останавливаясь.

Но въ ту же минуту ушей его коснулся шумъ шелковаго платья по кокру и прежде, чѣмъ онъ сдѣлалъ шагъ впередъ, маленькая ручка взяла его за руку. Ручка дрожала и увлекала его; онъ шелъ послушно. Знакомый тонкій запахъ духовъ окружалъ его; передъ нимъ отворилась дверь и при свѣтѣ единственной розовой свѣчи, горѣвшей на углу камина, онъ узналъ ту самую таинственную комнату, гдѣ Олимпія принимала его въ часы увлеченія. Путеводительница его, которую скорѣй онъ велъ, чѣмъ она его, была закутана въ широкое черное платье; на лицѣ у нея была шелковая маска. Она быстро приподняла кружево маски и задула свѣчу.

-- Я не хотѣла отпустить васъ, не простившись съ вами, прошептала она дрожащимъ голосовъ... Сколько безпокойства, пока дойдешь сюда! сколько затрудненій!..

-- И однакожь вы пришли?

-- Ничто не могло остановить меня.

-- И такъ, уѣзжая, я могу думать, что оставляю друга въ Лувре?

-- Друга, о да, и друга, который любитъ васъ гораздо больше, чѣмъ вы полагаете.

Горячее дыханье скользило по губамъ Гуго. Онъ чувствовалъ подъ рукой трепетанье сердца за тонкой шелковой тканью..

-- Прихоть дала мнѣ васъ, прихоть и возвратила, сказалъ Гуго, да будетъ же благословенна эта прихоть!

На разсвѣтѣ, лучъ свѣта пробившійся сквозь драпировку, открылъ ему прислоненное къ его плечу улыбающеяся розовое личико, закрытое распустившимися волосами; онъ осторожно раздвинулъ волосы и вскрикнулъ:

-- Ты, Брискетта!

-- Неблагодарный!

Раздался свѣжій, звонкій смѣхъ, но вдругъ она перемѣнила тонъ:

-- Да, у тебя есть въ Луврѣ другъ, другъ очень смиренный, но истинный, -- это я... но есть также и врагъ, и страшно сильный врагъ -- графиня де-Суассонъ, и потому ты долженъ простить дочери оружейника, что она заняла мѣсто племянницы кардинала... Думай объ ней больше, чѣмъ обо мнѣ, и берегись!

-- Чего мнѣ бояться?

-- Развѣ я знаю чего? продолжала она, прижимаясь къ нему.... Всего, говорю тебѣ, всего!.. Предательства, измѣны, козней, клеветы, засады, и интриги! У нея будетъ хитрость змѣи, терпѣливость кошки, кровожадность тигра... Берегись, мой другъ, берегись, Гуго, берегись каждую минуту!.. я ее хорошо знаю!

-- Э! милая крошка! ты забываешь, что я буду сегодня вечеромъ далеко отъ Парижа, черезъ недѣлю въ Германіи, а черезъ мѣсяцъ въ Венгріи... Неужели ты думаешь, что ея память можетъ уйдти такъ далеко?

-- Хорошая память -- не знаю; но дурная, злая -- навѣрное, да! развѣ ты забылъ, что Манчини -- итальянка?

-- Э! да ты становишься нравоучителемъ и философомъ, Брискетта!

-- Нѣтъ, съ меня довольно -- оставаться женщиной.... И замѣть, другъ Гуго, что я изъ такихъ, передъ которыми не стѣсняются, а говорятъ совершенно свободно. Горничная, что это такое? вещь, машина, которая ходитъ, бѣгаетъ, слушаетъ, -- меньше, чѣмъ что нибудь, наконецъ... Смотри! у графини де Суассонъ память безпощадная!.. Ты задѣлъ, оскорбилъ, ранилъ то, что всего меньше прощаетъ въ женщинѣ -- ея самолюбіе!.. Досада ея излилась свободно при мнѣ, и Богъ знаетъ, хорошо ли я слушала! Слова ужь что-нибудь значатъ, но взглядъ, выраженіе, улыбка! Что за улыбка!.. я знаю, какія улыбки бываютъ у женщинъ... этой я просто испугалась... Злоба, мщеніе такъ и кипятъ подъ нею!

Она взяла руки Гуго въ свои; веселые глаза ея подернулись слезами,

-- Еслибъ я написала тебѣ все это, продолжала она, ты бы мнѣ не повѣрилъ. Надо было сказать тебѣ: я сама видѣла, я сама слышала!.. Безумная мысль пришла мнѣ въ голову... я схватила ее на лету... я могла представить себѣ на нѣсколько минутъ, что здѣсь еще маленькая комнатка на Вербовой улицѣ. Помнишь? Куда бы я ни пошла, чтобы со мной ни случилось, память объ ней останется у меня на вѣки... Сколько перемѣнъ съ тѣхъ поръ!.. Я смотрю на тебя, я говорю себѣ, что это онъ, это Гуго, и мнѣ хочется и смѣяться, и плакать разомъ, когда я вспомню объ этомъ далекомъ прошломъ, состоявшемъ всего изъ нѣсколькихъ дней!.. Какъ встрепенулось мое сердце, когда я увидѣла тебя!, Вотъ почему ты долженъ мнѣ вѣрить, когда я говорю тебѣ: берегись!.. Эта опасность, которая грозитъ тебѣ, когда прійдетъ она? Откуда прійдетъ она? Не знаю; но она повсюду, я это чувствую... Она въ Парижѣ, если ты останешься, она будетъ въ Вѣнѣ, если ты уѣдешь... Еще разъ, берегись, умоляю тебя, ради Бога, берегись!

Она отерла слезы и поцѣловала Гуго.

-- Буду беречься, сказалъ онъ, но какъ это скучно!.. Врагъ мужчина -- это ничего... но врагъ-женщина -- это самъ дьяволъ!

-- Да, дьяволъ -- вотъ его настоящее имя, особенно когда этотъ врагъ -- графиня де Суассонъ!

Между тѣмъ какъ все это происходило въ маленькомъ павильонѣ, гдѣ обергофмейстерина королевы устраивала себѣ молчаливый пріютъ, Бриктайль, котораго кавалеръ де Лудеакъ считалъ уже мертвымъ, сидѣлъ въ отели Шиври передъ столомъ, установленнымъ изобильно разными блюдами, и весело кушалъ. Онъ доканчивалъ жаркое, отъ котораго оставались одни жалкія косточки на серебряномъ блюдѣ, и обильно запивалъ отличнымъ бургонскимъ, отъ котораго у него уже совсѣмъ разгорѣлись щеки. Цезарь смотрѣлъ, какъ онъ ѣстъ, и удивлялся неутомимости его крѣпкихъ челюстей.

-- Что вы скажете, если я васъ поподчую этимъ кускомъ паштета съ такимъ аппетитнымъ запахомъ? спросилъ онъ его.

-- А скажу, что другой такой же кусокъ дастъ мнѣ возможность лучше оцѣнить достоинства перваго.

-- Значитъ, дѣла идутъ лучше? продолжалъ Цезарь, между тѣмъ какъ капитанъ глоталъ кусокъ паштета, разрѣзавъ его на четверо.

Вмѣсто отвѣта, Бриктайль схватилъ за ножку тяжелый дубовый стулъ, стоявшій рядомъ, и принялся вертѣть имъ надъ головой такъ же легко, какъ будтобъ это былъ соломенный табуретъ.

-- Вотъ вамъ! сказалъ онъ, бросая стулъ на паркетъ съ такою силой, что онъ затрещалъ и чуть не разлетѣлся въ куски.

-- Здоровье вернулось, продолжалъ графъ де Шиври, а память ушла, должно бытъ?

-- Къ чему этотъ вопросъ?

-- Чтобъ узнать, не забыли-ль вы про графа де Монтестрюка?

При этомъ имени, Бриктайль вскочилъ на ноги и, схвативъ бѣшеной рукой полуразломанный стулъ, однимъ ударомъ разбилъ его въ дребезги.

-- Громъ и молнія! крикнулъ онъ; я забуду... я забуду этого хвастунишку изъ Лангедока, который два раза уже выскользнулъ у меня изъ рукъ! Я тогда только забуду объ ранѣ, что онъ мнѣ нанесъ, когда увижу его его на землѣ, у моихъ ногъ, разбитаго на куски, вотъ какъ этотъ стулъ!...

-- Значитъ, на васъ можно разсчитывать, капитанъ, еслибъ пришлось покончить съ этимъ малымъ?

-- Сегодня, завтра, всегда!

-- Дайте руку... Мы вдвоемъ примемся выслѣживать его...

Они крѣпко пожали другъ другу руку, и въ этомъ пожатіи слилась вся ихъ безпощадная ненависть.

-- Развѣ есть что-нибудь? спросилъ капитанъ, сильно ткнувши вилкой въ паштетъ.

-- Разумѣется! пока вы лежали больной, мы выжидали случая, и онъ найдется.

-- Славная штука! Объясните-ка мнѣ это, пожалуйста, продолжалъ Бриктайль, заливая остатки паштета цѣлымъ графиномъ Бургонскаго.

-- Вы знаете, что онъ идетъ въ венгерскій походъ? сказалъ Цезарь.

-- Лореданъ говорилъ мнѣ объ этомъ.

-- А не желаете-ли вы проводить его въ этой прогулкѣ и пріѣхать въ Вѣну -- славный городъ, говорятъ -- въ одно время съ нимъ, если онъ точно поѣдетъ?

-- Сдѣлайте только мнѣ знакъ, и я буду слѣдить за нимъ какъ тѣнь, здѣсь или тамъ, мнѣ все равно!

-- Одни, безъ помощи товарища? Вы знаете однако, что это -- малый солидный.

-- Товарищей можно всегда найдти, когда они понадобятся; имъ только нужно показать нѣсколько полновѣсныхъ и звонкихъ пистолей.

-- Будутъ пистоли! Не скупитесь только, когда представится желанный случай.

-- Съ желѣзомъ на боку и съ золотомъ въ карманахъ -- я отвѣчаю за все!

-- Такъ вы поѣдете?

-- Когда и онъ поѣдетъ.

Капитанъ всталъ во весь огромный свой ростъ, налилъ стаканъ и осушивъ его залпомъ, произнесъ торжественно:

-- Графъ де Шиври, клянусь вамъ, что графъ Гуго де Монтестрюкъ умретъ отъ моей руки, или я самъ разстанусь съ жизнью.

-- Аминь, отвѣчалъ Цезарь.