У панны Жозефины веселье в полном разгаре. Сама она неожиданно проявила таланты увлекательной хозяйки, умевшей зажечь своих гостей фейерверочным разговором, шутками, не всегда скромными, остротами, большей частью смелыми, потешными анекдотами и игрою слов, в которых русский и польский языки были смешаны в комичном узоре.

Анелька сидела рядом с Гродецким, и ее голубые глазки, казавшиеся вечером совершенно черными, поблескивали своею матовою поволокою, -- вуалью юной, просыпающейся страсти. Гродецкий подтянулся. Сегодня он строг и важен. Только красные прыщи были еще более красны. Да глаза с особой пугливостью, понятной только Бореньке, бегали по сторонам, ни на чем не останавливаясь.

Он развязно болтал, и Анелька хохотала громко и задорно, поглядывая все время на Бореньку. Хмельницкий держался в стороне. Он точно брезгал подойти поближе к Гродецкому и старался развлечься разговором с паном Завадским. Лицо студента выражало муку: сегодня впервые он с утра делает попытку ничего не пить, и мучительная судорога все время бродит по его лицу и точно тиком сводит его в гримасы. Но Хмельницкий бодрится, и его не искушают напитки, соблазнительно расставленные на белоснежной скатерти и манившие своими много сулящими горлышками.

Анелька кокетничает с Гродецким, и Боренька старается быть хладнокровным.

С первого момента, как только он увидел Анельку, сердце его кольнуло сладкой болью. Он так себе и представлял свою будущую жену. Голубые весенние глаза, каштановые локоны, капризные, не поддающиеся никакой дисциплине и по-юношески смело набегающие на лоб, окружающие розовые ушки ореолом, падающие сзади очаровательной косой. Мягкий ротик, немного большой, немного пухлые губы... Слишком крупные, хищные зубы. Кажется, он мечтал о крошечных жемчужных? Нет, именно он мечтал о таких крупных. Они говорят о силе воли, о характере, об уменье жить самостоятельно и брать у жизни все, что нужно.

Тонкая талья. Вздрагивающие бедра, зовущие, льнущие. А вот обозначилась ножка. И, кажется, голубой чулок... Голубой, голубой... Какое счастье!

Вдруг у Бореньки потемнело в глазах. Ему показалось, что Гродецкий слишком близко подвинулся к Анельке и незаметно пожал ей руку. Боренька вспыхнул. Потом побледнел, и рука его потянулась к вину. Залпом выпил он стакан, и мысли его запрыгали в неуклюжем танце.

Этот шпион, предатель, сыщик смеет трогать ее, нежную, как незабудку. И он мечтает о ней, смеет грязнить ее своими гнусными мыслями. А она, как голубок, слушает его покорно и кротко и, быть может, верит ему. А он расставляет свои гнусные сети и торжествует... Надо мной?

Боль делается невыносимой. Боренька встает, но панна Жозефина уже около него. Ее полная тяжелая рука легла на его руку, и она томно и с сильно запоздавшим кокетством говорит ему шепотом:

-- Разве господину скучно? Разве панна Анелька не нравится? Разве господин не любит таких королев?

И, отведя его в глубину гостиной, панна Жозефина начинает шептать Бореньке какие-то слова, мало ему понятные, но волнующие. И ревность, как змей, начинает сосать его сердце.

-- Пусть господин будет посмелее. Господин нравится Анельке. Она сама говорила. А Гродецкий что; нищий! Панночка так только кокетство делает. Я сейчас Анельку к вам пришлю.

А Анельку в это время говорила Гродецкому:

-- Ваш товарищ очень скромен. Это я люблю.

-- Да, это -- хорошее качество для мужа.

Анелька смеется дразнящим смехом.

-- А вы своей развязностью ничего не возьмете.

-- Когда вы выйдете замуж, -- возьму.

-- Посмотрим, -- смеется Анелька, но глаза вспыхивают и обещают, и сулят, и уже авансируют ласку.

Гродецкий, как в огне, шепчет дрожащими устами.

-- Но теперь, хоть один поцелуй... хоть один... В губы... в губы...

Анелька лукаво качает головой и грозит мизинцем.

-- На все терпение, терпение...

Панна Жозефина подходит, делает выразительный жест, который Анелька понимает и на который отвечает кокетливым скашиванием глаз: мешает Гродецкий.

Панна Жозефина немедленно уводит Гродецкого. И Анелька кивает головой Бореньке.

Боренька, чуть не сбив с ног панну Жозефину, подбегает к Анельке и со сладкой дрожью в сердце присаживается к ней.

Он смотрит ей прямо в голубые глаза, точно желает прочитать все тайны ее сердца. Он восторженно любуется ее алым румянцем и, забыв про все окружающее, смущенно говорит:

-- Позвольте поцеловать вам руку?

Анелька протягивает ему мизинчик. Один только мизинчик. Остальные пальчики крепко пригнуты к ладони. И Боренька целует мизинчик, и ему кажется, что душа его наполняется безмерною и неведомою миру радостью.

Боренька сидит в тумане. Его сердце бешено стучит и в мозгу горит одна мысль:

-- Поскорее, поскорее, поскорее!..

Он не отдавал себе отчета ни в чем. Не понимал этого захвата, в который он попал, не понимал силы магнита, который так властно его притянул и теперь не выпускает. Волна подхватила его. Разум будет темен до тех пор, пока не угомонится сердце от своего безумного припадка.

Он шепчет бессвязные слова Анельке о счастье. Лицо панночки разгорается все сильнее и сильнее. Губы, влажные и зовущие, делаются ближе. Вот-вот коснутся его воспаленных уст... Нет, это -- мираж. Это -- горячечный бред. Это -- жажда поцелуя родит миражи.

Анелька щурит глазки, смеется, поддразнивает, поощряет. Вот она встала, как только что родившаяся богиня. Они пошли рядом. В полутемном коридоре Боренька ощутил близость ее горячего тела, Он с невероятной для себя смелостью, потянулся к ней, обнял мягко за талию, привлек к себе. На щеке -- ожоги от ее горячего лица. Вот... вот... милые губы...

Но Анелька отстраняется и тихо говорит:

-- Здесь нельзя... Увидят...

И Боренька смело ведет ее в свою комнату и здесь, как безумный, охватив цепкими объятиями, начинает целовать ей волосы, лоб, уста, все лицо.

И склоняется пред ней на колени.

-- Анеля, я люблю вас. Будьте моей женой.

Анелька хохочет.

-- Вот и не буду... За то, что вы без спросу целуете... Разве так можно?

-- Радость моя солнечная...

-- А любить меня будете?

Панна Жозефина впорхнула в комнату и остановилась в дверях. Между глазами обеих женщин пробежала телеграмма. Все было понятно. Панна Жозефина пошла разливать шампанское.