VIII.

Попытка передѣла земли на "новыя души".

Постараюсь теперь обстоятельно разсказать о томъ, какъ въ Кочетовѣ добились передѣла земли на наличныя души мужского пола., или, говоря книжнымъ языкомъ -- коренного передѣла. Исторія эта будетъ долга, какъ долга она была и въ дѣйствительности: окончательное рѣшеніе вопроса послѣдовало лишь черезъ полтора года послѣ первой постановки его, но подробно изложить весь этотъ процессъ заставляетъ меня то обстоятельство, что здѣсь ярко обрисуются и отношенія партіи кулаковъ-міроѣдовъ къ общей массѣ сѣраго крестьянства и отношеніе начальствующихъ лицъ къ возбужденному вопросу, и личное мое участіе, какъ волостного писаря въ этомъ дѣлѣ.

Сообщу, для ясности, нѣсколько данныхъ о Кочетовскомъ обществѣ. Въ немъ около 1,300 ревизскихъ душъ, съ надѣломъ въ 8 тысячъ десятинъ земли, изъ которой болѣе 6 тысячъ -- пахотной, а остальная -- подъ усадьбой, лѣсомъ и прочими угодьями, такимъ образомъ, общество это, по всѣмъ внѣшнимъ признакамъ, богатое, многоземельное: на ревизскую душу приходится до 4 1/2 десятинъ пахаты, т.-е. по 1 1/2 десятины въ каждомъ полѣ. Послѣдній передѣлъ происходилъ, какъ и у всѣхъ государственныхъ крестьянъ этой мѣстности,-- въ 1858 г., т.-е. при Х-й ревизіи, съ тѣхъ поръ не было не только коренного передѣла, но не въ обычаѣ была и такъ-называемая скидка и накидка тяголъ, потому что земля здѣсь хороша, арендная ея стоимость уже съ конца 60-хъ годовъ превышала лежащіе на ней платежи, и надѣлъ съ барышомъ окупаясь, никому не былъ въ тягость; пашущій свой надѣлъ крестьянинъ дорожилъ имъ, потому что его надѣльная земля обходилась ему дешевле, чѣмъ арендуемая на сторонѣ; не-пашущій, бездомовый или безлошадный, сдавалъ ее охотнику, который вносилъ всѣ лежащіе на ней платежи и давалъ ему еще нѣсколько рублей "верховъ", т.-е. уплачивалъ разницу между арендной ея стоимостью и количествомъ взнесенныхъ за нее платежей. Такимъ образомъ, вымершія души ни крестьянину, ни сиротамъ, ни вдовамъ не были въ тягость: всѣ они пользовались, или дешевой землей или "верхами".

Не такъ стояло дѣло въ моментъ Х-й ревизіи для крестьянъ, по той или другой причинѣ отставшихъ отъ земледѣлія, наприм., промѣнявшихъ его на какое-нибудь ремесло или промыселъ, или же опустившихся до безлошадности и батрачества: этимъ приходилось бы сдавать свой надѣлъ съ доплатой отъ себя, потому что,-- по тогдашней чрезвычайно низкой (75 коп.-- 1 руб. за десятину) арендной стоимости земли въ этой мѣстности,-- платежи за душу превосходили арендную стоимость надѣла, такіе бобыли, какъ милости, просили общество "ослобонить ихъ отъ земли", т.-е. взять землю на міръ, а ихъ пустить на всѣ четыре стороны. Общество, взявъ съ нихъ отступное (мнѣ не удалось выяснить -- сколько),-- составило въ 1858 году приговоръ, по которому просители, всего до 70 ревизскихъ душъ, отпускались на прожитіе въ пригороднія слободы, а надѣлы ихъ поступали въ общество навсегда.

Въ то время земля была дешева, ея было вволю на сторонѣ, и въ обществѣ ею не очень дорожили: многіе клины и отрѣзы, затруднявшіе разверстку, остались въ міру, т.-е. неподѣленными на души, самыя же мелкія полоски, въ четвертокъ и осминникъ {Четвертокъ -- 1/4 десятины, осминникъ -- 1/8 десятины казенной въ 2,400 кв. саж.}, тутъ же пропивались "навѣчно", т.-е. до новаго передѣла, который, какъ оказалось, заставилъ себя ждать двадцать пять лѣтъ. Я лично знаю нѣкоторыхъ владѣльцевъ такихъ участковъ, "на вѣчно" купленныхъ еще отцами и дѣдами нынѣшнихъ хозяевъ: такъ, нѣкто Иванъ Дронинъ владѣлъ въ теченіе 25 лѣтъ полъ-десятиной земли, доставшейся его отцу за четверть ведра водки, поднесенной мірскимъ мѣрщикамъ:, Степанъ Бородкинъ владѣлъ въ двухъ мѣстахъ отрѣзами, всего около 3/4 десятины, за поднесенное во-время полведра, и т. п. Такой "гулящей" земли набиралось около 50 десят., да мірской, сотенной, не подѣленной на души, было болѣе 300 десятинъ; эта послѣдняя состояла частью изъ надѣловъ вышеупомянутыхъ добровольныхъ "бобылей", т. е. крестьянъ, отказавшихся отъ пользованія своими надѣлами, частью изъ отрѣзовъ, спеціально оставленныхъ сотнями {Мелкое дѣленіе большого сельскаго общества; въ Кочетовѣ восемь сотенъ. Каждая изъ нихъ составляетъ какъ бы отдѣльную поземельную общину, производитъ свои мірскіе сборы и расходы и т. п. "Сотня", въ свою очередь, распадается на "десятки".} для сдачи въ аренду на мірскія нужды. Все это громадное количество земли эксплуатировалось обществомъ самымъ безобразнымъ образомъ: оно сдавалось въ аренду разнымъ міроѣдамъ почти за полцѣны, половина, если не больше, этой полцѣны тутъ же пропивалась, и только жалкіе остатки шли на удовлетвореніе мірскихъ нуждъ: на уплату десятскимъ и разнаго рода караульщикамъ жалованья, на починку мостовъ, пожарнаго инструмента и проч. Понятно, что міроѣды, ежегодно снимавшіе эти земли и бравшіе на нихъ чуть ли не рубль на рубль барыша, должны были явиться самыми ожесточенными противниками передѣла, такъ какъ, при нынѣшнихъ цѣнахъ на землю, клины эти и отрѣзы неминуемо пошли бы въ разверстку, ускользнувъ изъ рукъ прежнихъ постоянныхъ съемщиковъ. Противниками передѣла должны были явиться и тѣ домохозяева, у которыхъ предвидѣлась "убыль въ душахъ", т. е. потеря одного или нѣсколькихъ надѣловъ ихъ умершихъ родственниковъ, которыми они думали пользоваться безпрепятственно до новой "ревизіи". Иные изъ домохозяевъ этой категоріи могли существовать почти одними верхами: получая, напр., за каждую изъ пяти вдадѣемыхъ имъ душъ по 15 руб. "верховъ", одинъ изъ нихъ имѣлъ такимъ образомъ 75 руб. чистаго дохода отъ своего надѣла, безъ всякой затраты капитала или мускульнаго труда. Рядомъ съ такими многоземельными домохозяевами, владѣвшими надѣлами умершихъ братьевъ и дѣтей были такіе, которые владѣли, по числу ревизскихъ душъ, только однимъ или двумя надѣлами, а въ семьѣ имѣли наличныхъ пять и болѣе душъ мужского пола: словомъ, равномѣрность въ распредѣленіи земли за двадцатипятилѣтній періодъ времени сильно нарушилась, и во многихъ крестьянскихъ головахъ уже бродила мысль о коренномъ передѣлѣ, толчокъ для осуществленія этой мысли пришлось дать мнѣ.

Прошло мѣсяца полтора, какъ я занялъ мѣсто писаря въ Кочетовѣ. Однажды утромъ, когда еще изъ постороннихъ никого въ правленіи не было, входитъ ко мнѣ въ канцелярію кочетовскій староста, Дормидонъ Аѳанасьевичъ. Два слова о немъ: мужикъ онъ былъ хитрый, лицемѣрный, добившійся должности старосты при помощи подкупа и подпаиванья, и норовившій за три года своего царствованія вернуть съ лихвой затраченный имъ на выборахъ капиталъ, при всемъ этомъ онъ былъ ограниченнаго ума и лѣнивъ въ исполненіи своихъ служебныхъ обязанностей. Со временемъ я его въ совершенствѣ распозналъ и имѣлъ съ нимъ жестокія стычки, но въ началѣ своей службы я не зналъ сельскаго люда и, подъ вліяніемъ воспитанныхъ городомъ традицій о мужикѣ въ частности и о народѣ вообще,-- видѣлъ въ каждомъ, носящемъ полушубокъ, предметъ для умиленія... Только долговременная практика и развившаяся опытность научили меня быть недовѣрчивымъ и искать у всѣхъ просителей, жалобщиковъ и совѣтчиковъ изнанку ихъ просьбъ, жалобъ и пріятельскихъ совѣтовъ. Такъ было и въ данномъ случаѣ: по всей видимости, Аѳанасьичъ явился ко мнѣ по мірскому дѣлу изъ желанія порадѣть міру, между тѣмъ какъ онъ дѣйствовалъ изъ совершенно личныхъ расчетовъ, совпадавшихъ, къ счастію, съ желаніемъ значительной части міра.

-- Съ добрымъ утромъ, H. М., какъ здоровьице?

-- Благодарю. Что скажете?

-- Признаться, дѣльце тутъ есть одно; погутарить {"Погутарить" -- поговорить.} хотѣлось бы.

-- Такъ что жъ, говорите.

-- Дѣло-то вотъ какое, H. М.,-- большое... Наслышамшись мы, что въ прочихъ мѣстахъ кой-гдѣ землю дѣлятъ на новыя души, а у насъ въ обществѣ равненье тоже давно потеряно: у кого пять должно быть душъ, у него одна, а то есть такіе, что одинъ, какъ перстъ, а владѣетъ четырьмя душьми. Ну, и мірской земли зря много пропадаетъ... Такъ что вы намъ скажете, какъ по законамъ-то? Признаться, мы тутъ кой съ кѣмъ подговорились, да пришли на счетъ этого посовѣтоваться...

-- А скажу я вамъ, что задумали вы дѣло хорошее... Да вы не одни вѣдь пришли,-- такъ зовите и остальныхъ, я поразскажу, что вамъ знать хочется.

Аѳанасьичъ пріотворилъ дверь въ "сельскую",-- такъ называлась комната въ правленіи, служившая сборней,-- и, махнувъ рукой, громкимъ шопотомъ сказалъ:

-- Идите, что жъ вы?..

Трое мужиковъ, очевидно, ждавшихъ этого оклика, вошли въ канцелярію и, истово покрестившись на иконы, поочередно пожали мнѣ руку.

-- Ну, что скажете, почтенные?-- началъ я разговоръ.

-- Къ вашей милости. Аеавасьичъ говорилъ вамъ, что насчетъ земли задумали?

-- Что жъ, дѣло хорошее.

-- Это точно. Да сумлѣніе насъ беретъ.

-- Какое сумлѣніе?

-- Говорятъ тутъ кой-какіе изъ нашихъ мужиковъ, да и солдатъ одинъ дюже твердо стоитъ на томъ, что безпремѣнно царскій указъ должонъ быть, царь письмо должонъ прислать,-- тогда и дѣлить можно. А теперь, будто и не моги,-- въ Сибирь будто за самовольство сошлютъ... Такъ вотъ мы и сумлѣваемся.

Я не могъ не разсмѣяться этому "сумлѣнію". Очень ужъ выходило смѣшно.

-- Охъ вы, чудаки, чудаки!.. Какихъ это царскихъ писемъ вы ждать будете? Бываютъ, дѣйствительно, указы передъ ревизіей,-- такъ вы не ревизію вѣдь производить будете, а передѣлъ своей, надѣльной земли, а въ своемъ добрѣ всякъ воленъ, и, по закону, можете хоть каждый годъ дѣлить,-- никто вамъ препятствовать не смѣетъ, лишь бы приговоръ былъ законный.-- И я, доставъ "Общее Положеніе", прочиталъ статью, въ которой упоминается, между прочими правами схода, и право производить передѣлы земли. Крестьяне слушали меня съ напряженнымъ вниманіемъ: видно, слова мои были для нихъ совершенною новостью. Когда я, прочитавъ статью и разъяснивъ имъ, что на постановку приговора требуется согласіе двухъ третей всѣхъ домохозяевъ, спросилъ: поняли? то они съ просвѣтлѣвшими лицами разомъ отвѣтили:

-- Какже, поняли, поняли!.. Покорнѣйше благодаримъ, что потрудились. Такъ, значитъ, никакой опаски нѣтъ, и въ отвѣтѣ за это не будемъ?

-- Не будете, говорю я вамъ. Да вотъ что: вы, староста, объ этомъ сходъ хотите собирать?

-- Да, надо будетъ,-- все еще нерѣшительно отвѣчалъ онъ.

-- Такъ чтобы показать, что тутъ никакой опаски нѣтъ, я самъ начну говорить объ этомъ дѣлѣ на сходѣ: вѣдь не буду же я на свою голову бѣду накликать, еслибъ закона не было говорить про это!

-- Вотъ покорнѣйше благодаримъ, вотъ уважите! Ужъ потрудитесь, этакъ повѣрнѣе будетъ, они скорѣе поймутъ, да и солдату этому укажите, какой такой законъ есть!

Все, что я выше говорилъ о мірскихъ клиньяхъ, о значеніи, которое они имѣютъ для мѣстныхъ богачей міроѣдовъ,-- все это я узналъ уже впослѣдствіи, а въ моментъ начатія кампаніи я ничего въ мірскихъ дѣлахъ еще не смыслилъ и никакихъ закулисныхъ пружинъ не подозрѣвалъ, принимая все за чистую монету. Настойчиво разспрашивать первыхъ попавшихся подъ руку крестьянъ я стѣснялся, чувствуя постоянное тяготѣніе клички "писарь",-- должности, столь подозрительной для крестьянской массы; знакомствъ же я не успѣлъ еще завесть, и говорить "по душѣ" было не съ кѣмъ,-- да я, въ своемъ незнаніи деревни, и не подозрѣвалъ, что было такъ много, о чемъ говорить.

Черезъ нѣсколько дней послѣ этого разговора, когда староста уже оповѣстилъ черезъ десятскихъ по селу, что въ ближайшее воскресенье будетъ сходка "насчетъ земли",-- подходитъ ко мнѣ старикъ-крестьянинъ, истый патріархъ съ виду, съ правильными, строгими чертами лица и по поясъ длинной, совершенно сѣдой бородой,-- просто -- бери кисть и рисуй: лучшаго натурщика для типа крестьянскаго патріарха-общинника не найти.

-- Что скажете?

-- Да вотъ, поговорить съ вашей милостью надо бы.

-- Говорите, пожалуйста. (Въ такой формѣ начинаются въ волости девять разговоровъ изъ десяти).

-- Наслышамшись мы, будто общество хотятъ кой-кто смутить,-- землю чтобъ дѣлить на новыя души.

-- Да. Только какая же здѣсь смута?

-- Не всяко лыко въ строку, просимъ извинить, коли обмолвились. Смуты тутъ, извѣстно, нѣтъ, а все-жъ... Значитъ, правда, что дѣлить-то хотятъ?

-- Кой-кто поговариваетъ.

-- Такъ-съ. А хотѣлъ я вашу милость побезпокоить: въ правахъ они сейчасъ будутъ?

-- Это если подѣлятъ-то? Въ правахъ, закономъ дозволено. А до васъ это развѣ касается?

-- Да изволите видѣть: землю тутъ мірскую сымаемъ, за годъ деньги впередъ отданы; такъ если по веснѣ дѣлить будутъ -- разорятъ... Ужъ надо правду говорить!

-- Зачѣмъ разорятъ? Они деньги вернутъ.

-- Изъ какихъ это вшей, прости Господи, вернутъ они?-- разгорячился патріархъ.-- Почитай половину пропили, а половину такъ, кой-куда, поразсовали; и выйдетъ -- ни земли, ни денегъ. Ужъ вы -- забылъ какъ звать васъ -- не оставьте, дайте помощь!-- внезапно перемѣнилъ онъ рѣчь.

-- Т. е. какъ и въ чемъ помощь?

-- Ужъ будто не знаете? У васъ это дѣло всегда въ рукахъ... Извѣстно, чтобъ хоша до будущаго года погодили съ дѣлежомъ; какъ землю отдержимъ, ну -- тогда съ Богомъ! А мы ужъ васъ ублаготворимъ, въ обидѣ не будете, не сумлѣвайтесь...

-- Да чего же вы отъ меня хотите? Что я могу сдѣлать?-- спрашивалъ я, все еще недоумѣвая, о чемъ проситъ патріархъ.

-- Приговора не пишите, вотъ что. Растолкуйте имъ, что сейчасъ дѣлить нельзя, законы, что ли, покажите... А вы не сумлѣвайтесь: ни старшина, ни староста въ это дѣло соваться не будутъ.

-- Нѣтъ, ужъ это извините: никакихъ подлостей я дѣлать не буду и небывалыхъ законовъ показывать не стану. Прощайте, не мѣшайте мнѣ,-- я занятъ.

Патріархъ нехотя поднялся со стула и въ нерѣшительности простоялъ съ минуту, думая, не "фортель" ли это только съ моей стороны, чтобы набить цѣну за прочтеніе небывалаго закона. Но видя, что я пишу, не обращая на него вниманія, онъ еще разъ окликнулъ меня, уже тономъ ниже:

-- Такъ какъ же быть-то? Не уважите?

-- Я вамъ сказалъ, что нѣтъ, и довольно съ васъ,-- рѣзко отвѣтилъ я.

-- Такъ прощенья просимъ-съ,-- сказалъ онъ, уходя.-- Только напрасно это вы круто дюже!..

Я съ облегченіемъ вздохнулъ, когда сѣдая, какъ лунь, борода скрылась за дверью... Это было еще первое предложеніе крупной взятки, и мнѣ, совершенно неопытному въ житейскихъ дѣлахъ идеалисту, большого труда стоило хладнокровно держать себя и не поступить съ патріархомъ по его заслугамъ. Мелкія "благодарности", впрочемъ, предлагались мнѣ уже неоднократно: то паспортъ, подписавши, отдаешь, а тебѣ въ руку гривенникъ суютъ; то удостовѣреніе напишешь, а тебѣ на столъ пятачекъ кладутъ, и проч.; но въ такихъ случаяхъ достаточно бывало строго сказать: "возьми назадъ, не надо",-- какъ сконфуженный доброхотъ спѣшилъ, бормоча что-то въ видѣ извиненія, обратно спрятать свое приношеніе въ карманъ закорузлаго полушубка; торгъ же о прочтеніи несуществующаго закона предлагался мнѣ еще въ первый разъ, и не могу сказать, чтобы я спокойно чувствовалъ себя въ этотъ день въ званіи волостного писаря...

Глухого слуха, что на сходкѣ будетъ толкъ "насчетъ земли", было достаточно, чтобы въ воскресенье народъ толпами повалилъ къ волости: изъ 510 домохозяевъ, составляющихъ Кочетовское общество, явилось на сходъ 420 человѣкъ,-- количество необычайное, почти небывалое. Толпа глухо волновалась и, разбившись на кучки, обсуждала вопросъ дня; это была первая большая сходка, на которой мнѣ приходилось играть роль,-- и я былъ нѣсколько взволнованъ... Сельскій писарь кончилъ перекличку; старшина влѣзъ на перила крыльца "Правленія" и сталъ предлагать сходу на разрѣшеніе мелкіе вопросы, подлежавшіе обсужденію: выдать ли одному крестьянину увольнительный приговоръ для путешествія къ святымъ мѣстамъ; кого выбрать въ опекуны къ сиротамъ умершаго однообщественника, и еще что-то въ этомъ родѣ. Всѣ эти вопросы рѣшены были почти моментально простымъ поднятіемъ рукъ: видимо, всѣ какъ бы торопились перейти къ сути; и вотъ воцарилось мертвое молчаніе. Старшина сдѣлалъ витіеватое вступленіе, примѣрно въ той формѣ:

-- Таперича, почтенные господа старички, прошу послушать нашего новаго господина волостного писаря. Онъ хочетъ вамъ разъяснить оченно интересное для васъ дѣло, отъ котораго у многихъ въ глазахъ зарябитъ...

Послышалось два-три одобрительныхъ смѣшка, мгновенно, однако, затерявшихся среди общаго торжественнаго молчанія. Старшина слѣзъ съ перилъ; очередь говорить была замной. Я всталъ на порогъ крыльца и былъ, такимъ образомъ, на голову выше стоявшей на землѣ публики. Приподнявъ шапку, на что половина народа отвѣтила мнѣ такимъ же привѣтствіемъ,-- я поклонился и началъ свою рѣчь такъ:

-- Господа! Для перваго нашего съ вами знакомства я хотѣлъ бы поговорить объ одномъ дѣлѣ, которое, какъ я слыхалъ, задумано нѣкоторыми изъ васъ уже давненько...-- Рѣчи моей, какъ совершенно неинтересной для читателей, я приводить не буду, упомяну только, что я старался по возможности ярко обрисовать то неравномѣрное пользованіе землей, которое происходило отъ долговременнаго измѣненія состава семей; потомъ я объяснилъ, что передѣлы дозволены закономъ, и что въ другихъ мѣстахъ, съ иными жизненными условіями,-- они практикуются очень часто, иногда ежегодно; въ заключеніе я сказалъ, что для составленія приговора о передѣлѣ необходимо согласіе 2/3 общаго количества домохозяевъ въ селѣ. Сказавъ все это, я отошелъ къ сторонкѣ; толпа колыхнулась, но опять замерла: никакого взрыва не произошло,-- никто не рѣшался первымъ прервать молчанія. Не выдержалъ только староста Аѳанасьичъ, и, влѣзши на мѣсто старшины, на перила, завопилъ:

-- Такъ что-жъ, старички, дѣлить согласны? Желаете?

Изъ толпы раздался голосъ, какъ я впослѣдствіи узналъ, кривого Парфена, отчаяннаго обиралы и міроѣда.

-- Какой тамъ чортъ желаетъ!.. Это, може, писарю нужно, да ты смутьянишь... Лестно, небось, на шесть душъ получить!..

Эти слова кривого Парфена были искрой, упавшей на давно заложенную пороховую мину: моментально поднялся ревъ и гамъ невообразимый. Груди четырехсотъ человѣкъ, здоровыхъ, на деревенскомъ воздухѣ взросшихъ, приводили воздухъ въ сотрясеніе; отдѣльныхъ звуковъ не было слышно,-- стоялъ сплошной гвалтъ. Непривычный къ такого рода вѣчу, я въ испугѣ прокричалъ на ухо стоявшему рядомъ со мною старшинѣ:

-- Что это они? Бить хотятъ того, кто кричалъ?

-- Ничего,-- отвѣтилъ онъ,-- это они всегда такъ. Вотъ поугомонятся, тогда и разберутся, кто куда тянетъ.

Дѣйствительно, минуту спустя, гудъ сталъ понемногу затихать, и изъ общаго хора начали выдѣляться наиболѣе энергическія восклицанія: "Дѣлить!.. Не надо! Грабить вздумали!.. У васъ научились!.. Въ кабакахъ наснимали!.. Молодъ дюже... Дѣлить, дѣлить!.. Не надо!" и т. д.

-- Пойдемъ отсюда, H. М.,-- сказалъ мнѣ старшина,-- ихъ вѣдь не переслушаешь: покуда глотокъ не обдерутъ себѣ, никакого толку не будетъ.

У меня, съ непривычки, уже стоялъ звонъ въ ушахъ, и я съ удовольствіемъ воспользовался предложеніемъ старшины и ушелъ съ нимъ въ волость, но и тутъ стоялъ гвалтъ, хотя и не такой могучій какъ съ наружи.

Въ канцеляріи собралось до десятка мужиковъ "поумственнѣе", принадлежащихъ, однако, къ разнымъ партіямъ-были тутъ двое, трое богачей міроѣдовъ и въ томъ числѣ знакомый уже мнѣ патріархъ; было человѣка три мужиковъ, въ споръ не вступавшихъ и только съ любопытствомъ слушавшихъ резоны противниковъ, и было, наконецъ, нѣсколько человѣкъ -- сторонниковъ дѣлежа. Слушавшіе безмолвно мужики принадлежали къ индифферентной партіи, которой отъ дѣлежа не было ни тепло ни холодно, такъ какъ у нихъ, благодаря неизмѣнившемуся составу ихъ семей, не произошло бы ни убавки, ни прибавки въ душевыхъ надѣлахъ; только самый размѣръ надѣла могъ уменьшиться, вслѣдствіе прибавки числа душъ (естественный приростъ населенія), но и это уменьшеніе не могло быть велико, потому что въ общую разверстку должны были войти тѣ четыреста десятинъ, которыя теперь состояли въ арендѣ.

-- Вотъ, еслибъ царскій указъ,-- говорилъ патріархъ,-- тогда, извѣстно, исполнять надо.

-- Будетъ тебѣ, Ѳедоръ Степанычъ, туману на насъ наводить,-- азартно выкрикивалъ худощавый, въ старомъ полушубкѣ мужикъ. Я узналъ его впослѣдствіи поближе: это былъ довольно разумный, работящій, но какой-то безталанный человѣкъ, въ теченіе пяти лѣтъ онъ два раза на-чисто погорѣлъ, а за годъ до описываемаго времени у него увели разомъ обѣихъ бывшихъ у него лошадей; кромѣ того, у него была большая семья съ пятью душами мужикого пола, а землей онъ владѣлъ только на двѣ ревизскихъ души. Прибавка къ надѣлу была для него единственнымъ лучомъ надежды выбиться изъ того тяжкаго положенія, въ которое вогнали постигшія его несчастья.

-- Туману ты не наводи,-- продолжалъ онъ,-- мы вѣдь тоже кое-что смѣкаемъ! Полянскіе нешто получили указъ, а вся волость землю передѣлила?.. Панскіе тоже писемъ не дождались, а по веснѣ дѣлежку задумали... Опять писарь законы читаетъ, что во всякое время безъ указовъ дѣлить можно...

-- Это что говорить! Знамо, на свою голову врать не будетъ,-- одобрительно поддакнули сторонники худощаваго мужика.

-- Теперь скажемъ о землѣ,-- продолжалъ онъ, наступая на патріарха и приходя въ азартъ.-- Бу-удетъ вамъ общество-то ломать: вѣдь у васъ дѣлая прорва земли мірской за пазухой сидитъ вотъ уже двадцать годовъ,-- а намъ по нуждѣ по нашей земли нѣтути? Нешто это порядки, нешто это по-божьи? Да что толковать: Бога-то у васъ давно нѣтути!..

-- Богъ-то, молодецъ, у всѣхъ есть,-- поглаживая бороду, отвѣчалъ патріархъ.-- Ты разсуди -- вѣдь всяка тварь подъ Богомъ ходитъ,-- такъ какъ же безъ Бога-то? А вотъ ограбить насъ -- это вы, точно, что желаете...

-- Грабить?.. Кого грабить? Это васъ-то?-- кричали противники.

-- А то что-жъ, извѣстно грабить!-- въ свою очередь воодушевляясь, наступалъ патріархъ.-- Аренду отнять хотите, деньги взяли, а земли не будетъ? Это-то по-божьи, а? По-божьи, спрашиваю?...

-- А зачѣмъ вы по кабакамъ землю-то снимаете? Напоите народъ, да задаромъ и возьмете?.. Сами грабили, такъ скусно было, а теперь -- такъ назадъ, на Бога спираться?..

Конца разговора, еслибы таковой и могъ быть, мнѣ не пришлось, однако, дослушать, потому что крики на дворѣ сильно ослабли, и являлась возможность придти къ какому-нибудь соглашенію. Старшина опять влѣзъ на перила и старался унять самыхъ рьяныхъ противниковъ, все еще перебранивавшихся; наконецъ, водворилась относительная тишина.

-- Ну, что-жъ, господа старички,-- началъ старшина,-- какъ у васъ рѣчь о новыхъ душахъ зашла, и переговорили вы теперь, такъ чѣмъ дѣло кончать задумали?

Нѣсколько голосовъ крикнуло: "дѣлить!" Имъ отвѣчали: "не надо!" -- но поднимавшаяся опять-было буря затихла при возгласѣ старшины:

-- Помолчите, эй вы, оглашенные! Ругаться, да орать будете,-- толку мало выйдетъ. А кто желаетъ дѣлить -- пусть руку подниметъ, вотъ и видно будетъ. Ну, поднимайте, кто ежели желаетъ!

Къ неописанному удивленію моему поднялось не болѣе полусотни рукъ, остальныя оставались опущенными. Старшина тоже обозлился.

-- Что-жъ вы, оглашенные, кричать -- всѣ кричите, а рукъ не поднимаете? Поднимайте, говорю вамъ, кто желаетъ.

Та же исторія: на этотъ разъ поднялось, кажется, еще менѣе рукъ, чѣмъ въ первый.

Старшина въ сердцахъ соскочилъ съ перилъ и хотѣлъ идти въ волость, но я удержалъ его и сказалъ, чтобы онъ такимъ же путемъ опросилъ нежелающихъ дѣлить. Тутъ произошло нѣчто, могущее поставить втупикъ посторонняго, незнакомаго съ деревней, наблюдателя: и нежелающихъ оказалось десятка три, четыре не болѣе. Такимъ образомъ, болѣе 300 человѣкъ "воздержались отъ подачи голоса".

-- Что-жъ мнѣ съ вами, до полночи, что ли, стоять?-- вопилъ старшина.-- Коли ни такъ, ни этакъ рѣшать не желаете, то ступайте по домамъ... Что-жъ безъ толку стоять?

-- Скажите-ка, Яковъ Ивановичъ,-- спросилъ я старшину, когда мы вошли съ нимъ въ волость,-- отчего они ни такъ, ни этакъ рукъ не поднимаютъ?

-- Не обдумали всего,-- должно быть есть какая-нибудь загвоздка. Г а ять -- всѣ г а ютъ, потому знаютъ, что изъ ихъ гаянья ничего не выйдетъ; а какъ подошло время дѣло кончать, ну, и сомнительно для большинства стало,-- боятся дѣло второпяхъ кончить. Вотъ они ни въ ту, ни въ другую сторону и нейдутъ.

-- Что-жъ, какъ же теперь съ этимъ дѣломъ быть?

-- А пройдутъ недѣльки двѣ, раскинутъ умомъ, столкуются, тогда и рѣшеніе выйдетъ.

Я выглянулъ на улицу: передъ крыльцомъ оставалась кучка человѣкъ въ двадцать,-- остальные уже разошлись по домамъ. Я вышелъ къ этой кучкѣ и, оставаясь въ тѣни незамѣченнымъ, разслушалъ, о чемъ они толкуютъ, какая именно загвоздка смутила большинство: ходило мнѣніе, что если будетъ передѣлъ земли до объявки ревизіи, то при ревизіи прирѣзки земли на "новыя души" ужъ не будетъ, поэтому многіе сторонники передѣла боялись высказаться рѣшительнымъ образомъ, чтобы не лишить себя въ будущемъ желанной даже для этого многоземельнаго, сравнительно, общества прирѣзки...