"Аполлонъ", No 12, 1910
АЛЕКСАНДРИНСКІЙ
Возобновленіе Мольеровскаго "Донъ-Жуана" въ постановкѣ Вс. Эм. Мейерхольда съ декораціями А. Я. Головина -- выдающееся театральное событіе.
Конечно, есть очень много печальнаго для современной драматургіи въ томъ, что ни одна изъ десятка премьеръ-пьесъ авторовъ современныхъ не можетъ сравниться съ "премьерой" Мольеровской комедіи. Но зато какое торжество театра, какую силу талантливости, вкуса, блестящей фантазіи показали художники сцены, сумѣвшіе изъ старинной комедіи создать зрѣлище незабываемое и, въ концѣ концовъ, новое...
Я говорю "новое", потому что, хотя въ замыселъ постановки и входило дать нѣкоторое возсозданіе подлиннаго театра Мольера, но этотъ спектакль вовсе не былъ нагляднымъ урокомъ по исторіи театра (что такъ отлично сдѣлалъ нѣсколько лѣтъ назадъ "Старинный театръ"); спектакль этотъ былъ настоящимъ спектаклемъ современнаго театра. Была фантазія и совершенство современнаго художника, создавшаго пышное великолѣпіе, какое, можетъ быть, не снилось ни Людовику XIV, ни его актерамъ. Это былъ не сухой музейный историзмъ, а яркое мечтаніе о прошломъ, изысканная фантастика, въ которой подлинное сливалось съ вымысломъ нераздѣльно. Только ворчливый педантъ могъ бы, не отдаваясь очарованію непосредственной красоты и граціозной веселости этого вечера, рѣшать, соблюдена ли "историческая точность", или нѣтъ. Власть этихъ сладкихъ чаръ начиналась еще до начала спектакля... Знакомый, привычный залъ Александринскаго театра неузнаваемъ. Занавѣса нѣтъ; сцена придвинута къ зрителямъ. Пышныя декораціи Головина такъ удачно сочетаются по краскамъ съ бархатомъ и золотомъ, украшающимъ зрительную залу, что сцена кажется естественнымъ продолженіемъ зала, или, вѣрнѣе, весь театръ кажется такимъ же фантастически-великолѣпнымъ заломъ, какъ то, въ которое превращена сцена. Первыми на сценѣ показываются веселые ливрейные арапчата, которые зажигаютъ желтыя свѣчи въ люстрахъ и высокихъ подсвѣчникахъ; обходятъ сцену съ дымящейся курильницей; возвѣщаютъ антракты; собираютъ разбросанныя вещи, прислуживаютъ персонажамъ комедіи...
Вотъ выбѣгаетъ одинъ изъ нихъ и звонкомъ объявляетъ начало;два другихъ отдернули заднюю гобеленевую занавѣсь, скрывающую декораціи. Суфлеры въ зеленыхъ кафтанахъ, съ толстыми фоліантами прошли на свои мѣста за боковыя кулисы и отдернули занавѣсочки. На сцену выходитъ Варламовъ-Сганарель.
Любопытный и тревожный возникалъ вопросъ: сумѣютъ ли актеры не нарушить очарованія стильности, данной художникомъ и режиссеромъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ -- преодолѣть обстановку, лично оживить эти роскошные холсты своей игрой? -- мнѣ кажется, что это удалось имъ въ значительной мѣрѣ. Комедія Мольера была не только показана, но и разыграна.
Былъ живой Сганарель, воплощенный изумительнымъ талантомъ Варламова, поражавшаго неутомимой своей веселостью и тонкой чуткостью ко всему тому новому и для него необычайному, что требовала эта постановка.
Былъ и Донъ-Жуанъ (г. Юрьевъ), не тотъ съ оттѣнкомъ философическаго демонизма Жуанъ Байрона и А. Толстого, образъ котораго сталъ привычнымъ до банальности, а веселый Донъ-Жуанъ французской комедіи, блестящій, беззаботный повѣса, по-дѣтски отважный, по-дѣтски преступный, чуть-чуть смахивающій на версальскаго любезника, но почти фантастическій по какой-то очаровательной легкости.
Хорошъ былъ Юр. Озаровскій въ роли крестьянина Пьеро. Роль доньи Эльвиры оказалась не по силамъ г-жѣ Коваленской.
Въ рядѣ новаторскихъ попытокъ Мейерхольда "Донъ-Жуанъ" представляетъ новую большую ступень и является безусловной побѣдой принциповъ талантливаго режиссера. Въ исторіи русскаго театра эта постановка должна быть отмѣчена, какъ новая возможность изъ богатства прошлаго создавать сокровища для театральной современности.
МИХАЙЛОВСКІЙ
Въ нынѣшнемъ году къ симпатичнымъ спектаклямъ для учащихся замѣтно нѣкоторое охлажденіе. За три мѣсяца сезона дана только одна новая постановка -- возобновленіе "Антигоны".
Рядомъ съ "Донъ-Жуаномъ" постановка "Антигоны" можетъ служить нагляднымъ примѣромъ, какъ ставили до сихъ поръ классическія пьесы и какъ не нужно ихъ ставить. Во всякой классической пьесѣ намъ дорогъ нѣкоторый архаизмъ ея. Не только часто сами по себѣ наивныя, драматическія коллизіи влекутъ наше воображеніе, но и тѣ времена далекія, загадочныя, въ которыя переноситъ насъ дѣйствіе. Поэтому къ каждой пьесѣ, не имѣющей непосредственнаго интереса современности, нужно подходить съ нѣкоторымъ возсозданіемъ стиля эпохи. Много блестящихъ и нисколько не заслоняющихъ самую сущность старинной пьесы возможностей дается въ такомъ подходѣ къ постановкѣ классиковъ.
Ничего подобнаго не было при возобновленіи "Антигоны".
Провинціальная банальность декорацій; зазывающій хоръ въ розовыхъ чулкахъ на рукахъ и ногахъ; вульгарный, ложный, непрестанно переходящій въ крикъ паѳосъ нашихъ доморощенныхъ трагиковъ изъ второстепенныхъ актеровъ,-- все это мало напоминало величавую строгость греческой трагедіи. Особенно карикатуренъ былъ г-нъ Ге со своей протодіаконской "завойкой".
ДОМЪ ИНТЕРМЕДІЙ
Въ самомъ названіи этого новаго предпріятія дано опредѣленіе его назначенія. Домъ этотъ долженъ стать изысканнымъ веселымъ центромъ литературно-художественной, артистической жизни Петербурга. Онъ не долженъ быть только театромъ, въ который разъединенные зрители приходятъ смотрѣть на сцену; въ этихъ уютныхъ гостиныхъ барскаго особняка, въ этомъ столь не похожемъ на обычно-театральныя залы залѣ, со столиками вмѣсто рядовъ, съ широкой лѣстницей, соединяющей зрителей со сценой,-- маленькія, острыя представленія должны только создавать атмосферу граціознаго, непринужденнаго веселья. Публика сама должна играть какую-то роль въ вечерахъ Дома Интермедій. Трудно, конечно, заставить хмурую и ворчливую публику петербургскую веселиться. Но все же я не запомню такого блестящаго и оживленнаго вечера, какъ открытіе "Дома Интермедій":
Первый циклъ открылся прологомъ М. Кузмина "Исправленный чудакъ". Прологъ этотъ, къ сожалѣнію, не совсѣмъ хорошо поставленный, передаетъ стиль Гофманской фантастики, стиль насмѣшливаго гротеска, кукольной драмы изысканныхъ чудачествъ. Здѣсь и классическій Копеліусъ, и превращеніе куколъ въ живыхъ актеровъ, и появленіе персонажей изъ публики, и деревянные Шнитцлеръ и Донанье, пантомима которыхъ -- "Шарфъ Коломбины" является гвоздемъ перваго цикла.
Арлекинъ, Коломбина, блѣдный Пьеро оживаютъ въ новомъ блескѣ, благодаря отличной постановкѣ доктора Допертутто. Нѣкоторые отдѣльные моменты этой кукольной трагедіи были истинно великолѣпны по яркости и остротѣ. Такъ -- балъ у Арлекина, танцы гостей передъ мертвыми Коломбиной и Пьеро.
Изящна пастораль Кузмина "Голландка Лиза", съ танцами и пѣніемъ.
Остроумна "негритянская трагедія" Потемкина и Гибшмана "Блекъ ендъ Уайтъ".
Хочется отмѣтить молодыхъ исполнителей, показавшихъ въ своей игрѣ много вкуса и заразительной искренности: Хованскую (Коломбина и очаровательная Молли въ "Блек'ѣ"), Гейнцъ и Миме (танцы въ пантомимѣ), Гибшмана (безподобный таперъ въ "Шарфѣ Коломбины" и помощникъ режиссера въ "Блекѣ"), Альбова (Пьеро) и Кузнецова (слуга).
Давъ 25 представленій перваго цикла, "Домъ Интермедій" закрылся временно вслѣдствіе перехода предпріятія въ товарищество (изъ дирекціи г-на Томашевскаго). На этихъ дняхъ онъ возобновилъ свою дѣятельность вторымъ цикломъ.
Въ новый циклъ вошли: "Обращенный Принцъ или Amor omnia vincit", комедія въ 15 картинахъ (3 дѣйствіяхъ) Евг. Зноско-Боровскаго, стихи и музыка М. Кузмина, художникъ -- С. Ю. Судейкинъ, инсценировка Доктора Допертутто и "Бѣшеная семья", комич. опера И. А. Крылова (1793 г.), музыка М. Кузмина, художники -- А. Араповъ и Н. Крымовъ.
Нельзя не пожелать удачи этому веселому и изысканному театру.
МАЛЫЙ
Малый театръ не унываетъ и даетъ новинку за новинкой. Уже поставлены за этотъ мѣсяцъ мелодрама изъ современной жизни Рышкова "Распутица", "Лѣсныя тайны" Чирикова и "Смѣшная исторія" Трахтенберга. Чирикова давно уже тянетъ съ кислыхъ щей на ананасы. Стилизованныя повѣсти, поэтическія миніатюры, символическія драмы, вмѣсто описанія погромовъ, земельныхъ неурядицъ, стали то и дѣло появляться изъ-подъ пера этого почтеннаго писателя, забывшаго, что только для посмѣшища слона заставляютъ танцовать въ циркѣ вальсъ. Лѣсовики, фавны, русалки, вѣдьмы -- все это было бы очень поэтично, если бы не такъ скучно. Глаголинъ, считающій послѣ "Шантеклера" себя спеціалистомъ по изображенію всякихъ нечеловѣческихъ существъ, въ роли фавна ловко повисалъ внизъ головой на деревѣ,прыгалъ съ высоты и продѣлывалъ много другихъ, не менѣе любопытныхъ, гимнастическихъ упражненій.
Трахтенбергъ, авторъ "Смѣшной исторіи", выдѣляется въ плеядѣ Мало-театральныхъ драматурговъ нѣсколько большимъ вкусомъ и литературностью; но все же не высокаго качества "шикарность" его трюковъ "подъ занавѣсъ" не можетъ скрыть шаблонности и пустячности общаго замысла и отдѣльныхъ положеній новой пьесы.
Впрочемъ, публика Малаго театра одобряетъ. "Пойдетъ эта исторія", авторитетно заявлялъ одинъ капельдинеръ другому, "легко смотрится".
Публика имѣетъ театръ и авторовъ, достойныхъ ея...