В некотором царстве жила-была старуха бедная, бесприютная. Был у неё сын, и захотелось ей отдать сына в такую науку, чтобы можно было не работать, а сладко есть и пить, да в обновках ходить. Только кого не спросит - все её на смех подымают.
-- Ишь, чего захотела! Губа-то у тебя не дура. Хоть весь свет исходи, а такой науки не найдёшь.
А старухе все неймется, продала свою избушку и говорит сыну:
-- Собирайся-ка в путь, пойдем искать легкого хлеба!
Вот и собрались они, пошли. Ходят из города в город, где ни спросят - никто даром учить не берется, а про хитрую-то науку, что надо старухе, никто и слыхом не слыхал. Исходили все царство, повернули назад. Идет старуха с сыном, пригорюнилась.
Попался им навстречу человек и спрашивает старуху:
-- Чего, бабушка, пригорюнилась?
-- Как мне, батюшка, не пригорюниться! - отвечает старуха. Вот водила-водила сына, никто не берет без денег в науку, как легкий хлеб добывать, как без работы сладко есть и пить, и в обновках ходить.
-- Отдай мне, я выучу, -- сказал встречный. - Ровно через три года, в этот самый день, в этот самый час приходи сюда за сыном. Да смотри: коли не просрочишь, придешь вовремя, да узнаешь своего сына - бери его назад, и за учение не возьму с тебя ни копейки; а коли до трех раз не узнаешь - оставаться ему у меня навсегда.
-- Как, -- говорит потихоньку старуха, -- не узнать своего родного дитя?
Так обрадовалась, старая, что и не спросила: кто такой встречной, где живёт? Отдала сына и распрощалась с ним на целые три года: "Живи, не тужи!"
А встречный был - последний колдун. Другие все уже померли, а он один со своей дочкой остался.
Вот прошли три года, не просрочила старуха условного дня, с утра забралась на то самое место, присела на камешек и ждет. Подошел тот самый час, идет по дороге колдун, увидал ее:
-- Что, спрашивает, -- за сыном пришла?
-- За сыном, батюшка.
Засвистал колдун молодецким посвистом; откуда ни возьмись вдруг двенадцать пчел, жужжат вокруг старухи; с испугу она только руками отмахивается. Усмехнулся колдун:
-- Не бойся, старая. Тут и сын твой. Выучил я его всем хитростям. Коли найдешь его - бери себе.
-- Что ты меня дурачишь, добрый человек? - сказала старуха; -- где тут быть моему сыну? Я дала тебе молодца, а это пчелы.
-- Не пчелы, -- отвечает колдун, -- а двенадцать молодцев. Все также искали легкого хлеба, попали ко мне в науку, да одиннадцать-то из них навсегда так при мне и остались - оттого, что родители не смогли их признать. Двенадцатый - твой сын, не признаешь - и ему при мне остаться на веки вечные.
Побледнела старуха, так и затряслась:
-- Батюшки, да как же мне признать-то? Все пчелы -- одна в одну...
Тут одна пчелка как подлетит к старухе, да хлопнет ее в щеку - старуха взвизгнула, в сторону шарахнулась: "Ах ты, проклятая!"
-- Ну, так что же, не признаешь? - спросил еще раз колдун.
-- Не признаю.
Так тогда приходи же теперь за сыном через другие три года. Пчела-то, что хлопнула тебя по щеке -- и был твой сын. Заплакала старуха и воротилась назад одна-одинешенька. Выждала три года и опять идет за сыном. Пришел колдун, свистнул своим молодецким посвистом, и прилетело двенадцать белых голубей.
-- Узнавай сына! - говорит старухе.
Вот она смотрела-смотрела: все двенадцать перо в перо, хвост в хвост, голова в голову равны: как тут узнать? Все сидят смирно, а один голубь нет-нет да носиком перышки и давай обчищать. Видит старуха, да невдомек ей. "Нет, не признаю", -- говорит она.
-- А этот-то, что перышки обчищал, и есть твой сын, -- сказал колдун. - Приходи же опять через три года; то будет последний раз. Коли и тогда не угадаешь - простись с сыном навеки.
Прошли еще три года, идет старуха за сыном в последний раз. Свистнул колдун своим молодецким посвистом, и прибежало двенадцать жеребцов - все в одну стать, одной масти, вороные, и гривы на одну сторону.
-- Ну, который же твой сын?
Раз прошла старуха мимо жеребцов - ничего не заметила, в другой раз прошла - тоже ничего. А как проходила в третий раз - один жеребец и топни о землю копытом. Догадалась тут старуха, указала: "Вот мой сын!"
-- Узнала, матушка, узнала! - сказал колдун. - Не ты мудра-хитра, мудр-хитер твой сын! Да делать нечего, бери его домой.
А конь уже оборотился молодцем, и пошли мать с сыном домой.
-- Ну, матушка, -- говорит сын, -- каково тебе жилось без меня?
-- Ох, холодно, голодно! - сказала старуха. - И крышу-то у избенки нечем починить, и перекусить нечего.
-- Ста рублей тебе на первый раз хватит?
-- Ста рублей? - вскричала старуха. - Да я в жизни ста рублей за раз не видела. Где они у тебя?
-- Погоди. Слушайся только меня. Видишь, охотники скачут?
Смотрит старуха: и впрямь, навстречу охотники скачут, зверя красного промышляют: впереди лиса бежит, от них уйти норовит.
-- Я обернусь гончей, -- говорит сын, -- схвачу лисицу. Как станут охотники отбивать зверя, скажи им: "Господа охотники, это мой пес, я тем голову свою кормлю!". Станут они меня торговать у тебя; а ты требуй сто рублей. Да только, чур, смотри: ошейника не продавай.
Сказал так-то, да в ту же минуту ударился о землю и оборотился гончей, нагнал лисицу и схватил её. Наехали охотники, напустились на старуху: "Ах ты, старая! Что нашу охоту перебиваешь?"
-- Господа охотники, -- сказала старуха, -- это мой пес, я тем голову свою кормлю.
-- Продай нам пса, -- говорят охотники.
-- Сто рублей.
Отсчитали ей сполна сто рублей. Только начала старуха ошейник снимать, куда там, охотники и слышать не хотят, упираются. "Я ошейника не продавала, -- говорит старуха, -я продала одну собаку".
А охотники: "Нет! Кто купил собаку, тот и ошейник купил". Старуха и отдала пса с ошейником, забрала деньги и пошла домой.
Вот охотники едут себе да едут, глядь - бежит лисица. Пустили за ней своих гончих, те гоняли-гоняли, не могли достать. "Пустим, братцы, нового пса!" - говорит один охотник.
Только пустили, смотрят: лиса бежит в одну сторону, пес - в другую. И убежал за старухой. Нагнал ее, ударился о землю и сделался молодцем по-прежнему.
-- Эх, матушка! - говорит. - Зачем с ошейником продала? Не повстречай мы лисицы, я бы не воротился, так бы и пропал ни за что!
Воротились они домой, и живут потихоньку. Крышу починили, едят не сыто, не голодно, да избушка вся ветхая, того гляди - повалится, ветер в щели так и свищет, да и в кошеле уже стало посвистывать: из ста-то рублей еле сто копеек осталось.
-- Эх, сыночек! - говорит старуха. - Вот кабы было чем лесу купить, да новую избенку - избу целую выстроить.
-- Ну, так слушай. Обернусь я птичкой, понеси меня на базар и продай за двести рублей. Только, чур, клетки не продавай, не то домой не ворочусь.
По сказанному, как по-писанному, ударился о землю, сделался райской птичкой - ну, краше не бывало! Посадила ее старуха в клетку и понесла продавать. Обступили старуху люди, наперебой торгуют дивную птичку: так она всем показалася! А колдун тут как тут, признал старуху и догадался, что у нее за птичка в клетке сидит. Спросила она двести рублей; те заторговались, а он, не торгуясь, выложил все деньги и взял клетку.
-- Погоди, погоди, -- говорит старуха, -- я клетки не продавала.
Заспорил колдун туда-сюда; да, благо, добрые люди вступились, не дали отнять у старухи клетку. Делать нечего, взял колдун одну птичку, завернул в платок и понес домой.
-- Ну, дочка, -- говорит дома, -- купил я опять нашего молодца!
-- Где он, покажи.
Распахнул колдун платок, а птичка как юркнет из рук, прямо в открытое окошко, поднялась вверх, сердечная, и скрылась с глаз, только хвост показала!
Пришла старуха в избу, оглянулась, а сын уже вслед идет.
-- Спасибо, -- говорит, -- родная мама, что на этот раз не выдала.
Выстроили избу на славу. Только смотрит старушка в окошко на двор, да поохивает.
-- Что с тобой, матушка? - говорит сын. - Аль не можется?
-- Ничего, голубчик, -- говорит старуха. - Да вон, как погляжу, изба избой у нас, а во дворе -хоть шаром покати - ни коровушки, ни лошадки, ни свинки, ни курки.
-- Этому можно помочь, -- говорит сын. - Я обернусь нынче жеребцом, веди меня на ярмарку и бери триста рублей. Только смотри: жеребца продавай, а узды - ни-ни!
Ударился о сыру землю и оборотился жеребцом; повела его старуха на ярмарку продавать. Обступили старуху торговые люди, все барышники: тот дает дорого, другой дает дорого, а старуха просит того дороже, триста рублей, ни копейки не спускает. Откуда ни возьмись -- колдун, узнал опять. "Вот мой супостат! Будешь меня помнить", -- думает он.
-- За сколько жеребца продаешь, старуха? - спрашивает.
-- За триста рублей. Меньше не возьму.
-- Вот тебе все триста.
Бросил ей деньги и вскочил на коня. Хотела было старуха узду снять, толкнул он её на землю, усмехнулся:
-- Что ты, бабушка! Где это видано, чтобы коня без повода продавать! Эй, поберегись! Ударил по коню - и был таков! Только тут догадалась старуха, кто купил у нее сына, горько заплакала она, и деньгам не рада.
А колдун три дня, три ночи ездил на лихом жеребце, скакал без отдыха по горам, по долам, пока совсем не упарился; тогда поехал домой, привязал коня за кольцо к столбу туго-натуго, притянул голову так высоко, что еле дышать можно. Сам вошел в избу и хвастается перед дочкой:
-- Ну, теперь ему не уйти, -- говорит, -- шабаш!
-- Кому это, батюшка?
-- А нашему молодцу. Вон на дворе привязан, стоит.
Побежала девица посмотреть коня. Видит, стоит конь до смерти измученный, весь в мыле, а голова совсем кверху подтянута.
-- Ах ты, бедный, -- говорит, -- как тебя изъездил батюшка. Как подвязал! Ан нет, чтобы напоить, накормить!
Захотела она подлинней отпустить повод, стала распутывать да развязывать, а конь тем временем, как вырвется из рук.
-- Спасибо, красная! - крикнул ей человеческим голосом, бросился в чистое поле и пошел версты отсчитывать.
Побежала дочь к отцу: "Ай, батюшка" -- говорит -- "прости! Грех меня попутал, коня упустила".
Как услышал про это отец, мигом хлопнулся о сыру землю, сделался серым волком и пустился в погоню. Вот-вот близко, вот настигнет, в клочки разорвет. Слышит конь погоню, ударился о землю, полетел по поднебесью белым лебедем. Волк тут же перекинулся черным коршуном и летит за ним следом. Нагоняет коршун лебедя: вот-вот ударит! Видит лебедь - внизу река течет, -- бултых прямо в воду, обернулся ершом, ощетинился. А коршун за ним щукою, не отстает. Ерш живо юркнул в нору рака, щука ерша не берет с хвоста.
-- Эй, ты, ерш, -- говорит щука, -- повернись головой, я тебя съем!
-- Врешь, проклятая щука! - отвечает ерш. - Ерша - не съешь, подавишься. А коли ты, щука, востра, глотай ерша с хвоста.
И так стояли они трое суток. Вздремнулось наконец щуке; а ерш -- шмыг из норы и побежал водою дальше. Бежал-бежал, добрался к плотам, где царская дочь белье мыла, прыгнул из воды, перекинулся золотым кольцом, да прямо подкатился к ней под ноги. Подняла царевна кольцо, надела на пальчик, и любуется, а сама говорит: "Кабы по этому колечку да найти мне добра молодца - жениха себе!" А щука уже тут как тут; обернулась добрым молодцем. Подошел молодец к царевне, а сам-то разбойником высматривает и проговаривает: "Так и так, подняла ты мое колечко, отдай назад, да и выходи за меня".
Осерчала царевна, сдернула кольцо с пальчика и бросила на землю. "Как бы не так", -- говорит. А колечко рассыпалось мелкими зернами, и одно зернышко подкатилось царевне под башмачок. Колдун мигом обернулся петухом и давай клевать зерна: поклевал все, взлетел на окно, захлопал крыльями и закричал: "Кукареку! Кого хотел, того и съел!"
Тут выкатилось из-под царевнина башмачка последнее зернышко и оборотилось ясным соколом. Бросился сокол на петуха, запустил в него свои острые когти, стал щипать-теребить - только перья летят! И разорвал его надвое. Потом ударился о сыру землю и стал таким красавцем, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером описать. Царевне он так приглянулся, что сейчас же за него и она вышла, еле поспел молодец позвать на свадьбу старуху-мать. А как обрадовалась мать, то и сказать нельзя.
-- Вот, мол, не думала, не гадала, а в царицы попала! Ну, спасибо тебе, родимый сын, утешил на старость. Добыл-таки легкого хлеба!
Добыл он легкого хлеба, да с той же поры и позабыл свою науку. И сколько после этого ни ходило людей за легким хлебом, никто уже не находил: с последним колдуном сгинула и хитрая наука.