О ТОМ, КАК МОХНАТКА НА СВЕТ БОЖИЙ ВЫШЛА

В саду -- пчельник, в пчельнике -- ульи, в ульях -- соты, в сотах -- ячейки, в ячейках -- или мед, или крошечные белые яички; а в яичках? -- В яичках пчелиная детва, будущие пчелы. Лежат они там, как в колыбельке, тепло и мягко, спят там крепко-крепко, не шелохнутся. Но вот очнулась одна малютка, зашевелилась; скорлупка яичная вкруг нее лопнула, распалась. И что же там? -- Там была не настоящая еще пчела, а личинка, маленький белый червячок с кольчатым телом и роговой головкой. Только высунулась личинка из колыбельки -- взрослая пчела-няня уж тут как тут: нажевала нежной медовой жижи и капает хоботком в рот личинке. Глотает личинка и растет, и крепнет. Прошла неделя -- и пора ей куколкой стать, окуклиться. Выпустила она из нижней губы паутинку и давай обвивать вокруг себя. Глядь -- совсем завернулась, что в одеяльце, и не видать вовсе.

-- Ишь ты, плутовка! В кокон завернулась, баиньки опять захотелось? -- сказала пчела-няня.-- Ну, ладно, спи на здоровье; да чтобы никто не мешал, пожалуй, еще сверху крышечкой накроем.

Взяла она воску да и замазала ячейку. И спит куколка под восковою крышечкой; спят рядом в других ячейках другие куколки, которых их няни такими же крышечками накрыли.

Проходит еще неделя, проходит другая. Вдруг -- стук-стук! Кто там стучится, кто скребется? -- Это первая куколка после долгого сна первая же проснулась и вон хочет. Только она теперь уже не куколка, а настоящая пчела стала, с глазами и хоботком, с ножками и крыльями. Прокусила кусальцами крышку над собою, просунула вверх передние ножки, уперлась задними в дно ячейки -- и выползла вон.

-- А, здравствуй, милая! Как спала? -- сказала ей пчела-няня.-- Да какая же ты мохнатая! Ну, значит, так тебе и быть Мохнаткой.

А маленькая пчела была немногим разве мохнатее других; мы, люди, пожалуй, ее от других бы и не отличили; но пчелы друг друга сейчас же узнают. Так за молодою пчелкой имя Мохнатка навсегда и осталось.

Первым делом пчела-няня ее по-своему, по-пчелиному, обмыла и причесала, то есть попросту облизала и обдернула кругом; потом повела к медовому горшку и накормила золотистым медом. Когда же Мохнатка накушалась всласть, и все тельце ее, и ножки, и крылья оттого окрепли, -- пчела-няня вывела ее к выходу улья, на леток. Солнце так ярко брызнуло в глаза Мохнатке, что она с непривычки зажмурилась. Но потом, как пригляделась, даже пискнула от радости. Первый раз в жизни видела она и славную зелень кругом, и вверху чистое голубое небо. И было ей так тепло на солнышке, и в воздухе от деревьев и трав пахло таким сладким духом...

-- Ишь, разнежилась! -- сказала пчела-няня.-- Что, небось, хорошо на свете-то Божьем, а?

-- Чудно!.. Ай, да кто же это?

Мохнатка страшно испугалась. Мимо шла какая-то двуногая громада. Пчела-няня весело рассмеялась.

-- Кого испугалась! -- сказала она.-- Да ведь это наш лучший друг: хозяин наш, старик-пчеляк. Он и улей-то нам построил, он и на зиму нас, пчел, от холода в погреб укроет. Правда, к осени немножко обидит: выкурит из улья дымом да добрую половину сот себе вырежет. Но надо же и ему чем-нибудь поживиться: он трудится для нас, мы для него. Его-то что бояться! Но есть у нас, пчел, много настоящих врагов... Поживешь -- узна╢ешь; теперь же пока надо тебе еще свой дом родной узнать. Пойдем, покажу.

И повела она Мохнатку по улью.