(Посвящаю И. М. Хейфецу)
I
Я с самого раннего детства слышал эту фразу:
-- Надо откладывать на черный день!
Но, насколько я помню, в детстве у меня было о черном дне совсем иное представление, чем теперь. Черный день рисовался мне таким: случилось солнечное затмение, и среди белого дня наступила черная ночь. Тогда перепуганное человечество вынимает из комодов деньги, отложенные на этот случай, и начинает лихорадочно их тратить... Одного только не мог я в то время взять в толк: что за интерес человечеству тратить скопленные деньги именно в такое мрачное, суетливое, суматошливое время; и потом мне казалось, что черный день, когда ни зги не видно, мог являться непреодолимым препятствием для размена швыряемых денег... Разве что зажигали бы свечи.
В настоящее время я знаю, как и все другие взрослые читатели, что черный день может наступить даже при солнечной, яркой погоде, и затмение здесь ни при чем; знаю, что черные дни почти никогда не налегают внезапно, а подкрадываются медленно, ехидно и осторожно, успевая еще перед своим появлением высосать содержимое комодов, кошельков и старых чулков.
Один знакомый спросил меня:
-- Сколько вы зарабатываете?
Я сказал.
-- Ого! Много откладываете на черный день?
-- Да ничего не откладываю.
-- Это безрассудно! -- сказал строго знакомый. -- Сейчас вы молоды, здоровы, сильны и, работая много, зарабатываете еще больше. Но вдруг вы заболеете? Вдруг потеряете трудоспособность? Да что там болезнь?.. В один прекрасный день вы попадаете под автомобиль, калечитесь и -- что с вами будет?
Я опечалился... Призадумавшись, тихо отвечал:
-- Я... буду стараться... ходить по тротуарам.
-- Да я насчет автомобиля к примеру сказал. А на тротуаре вам на голову сверху свалится кирпич и пробьет череп, как спелый орех.
Сердце мое похолодело... Положение было отчаянное, безвыходное: на мостовой меня подстерегали страшные, бешеные автомобили, а на тротуарах кирпичи валились именно с таким расчетом, чтобы изувечить мою бедную, никому не делавшую вреда голову.
-- Хорошо! -- воскликнул я, с лицом, искаженным тяжелым предчувствием. -- С этого момента буду откладывать на черный день.
II
Через два дня, пересчитывая в бумажнике деньги, я нашел, что из них я могу без всякого для себя ущерба отложить на черный день пятьдесят рублей.
Сделал я это так: отложил в сторону две двадцатипятирублевки, потом помахал ими в воздухе и поспешно засунул в пустое, среднее отделение бумажника.
-- Отложено! -- сказал я громко. -- На черный день. Ровно через двое суток наступил черный день. О его
цвете не могло быть у всего человечества двух мнений: он был, именно черный. С утра одна очень симпатичная, прекрасная лицом и душой дама сказала, что для нее будет большим удовольствием, если мы поедем на несколько часов за город на автомобиле... В кармане у меня была только пятирублевка и два серебряных рубля. День немедленно съежился, потом потускнел, потом потемнел и, наконец, сделался таким черным, что я еле мог найти в бумажнике отложенные на этот случай деньги.
На другое утро после катанья я встретился с экономным знакомым. Он первый вспомнил о нашем разговоре и спросил:
-- Откладываете?
-- Откладывал. Да подвернулся, знаете, черный день... Катались с Марьей Герасимовной за городом... Понадобились деньги...
Он всплеснул руками.
-- Бог мой! Да какой же это черный день?!
Я сконфузился.
-- Вы там что-то такое... предостерегали, кажется, насчет автомобилей и их вреда...
-- Ну?
-- И вы были совершенно правы!! Это животное съело почти все мои сбережения за два дня.
Он долго и вразумительно объяснял мне, что такое черные дни и почему отсутствие денег на наем автомобиля не может считаться автомобильной катастрофой.
Мне кажется, я понял его.
Теперь для меня начнется новая жизнь: я буду трудиться, как вол, и накоплю уйму денег.
Через неделю я уже мог отложить в среднее отделение бумажника сто рублей.
III
Какой-то порочный, без всяких нравственных устоев человек украл мое пальто, и я был принужден отыскивать способы к приобретению нового.
В кармане у меня лежало сто рублей, но я, удобно усевшись в кресло, вступил сам с собой в резкий оживленный спор.
-- Нет! -- сказал я сам себе. -- Раз ты скопил эти деньги на черный день -- ты не имеешь права их тратить.
Мое благоразумное "я" возразило:
-- А откуда же ты возьмешь денег на пальто?
-- Откуда? -- подхватило легкомысленное "я". -- Да очень просто! Возьми авансом часть жалованья. Все равно, скоро месяц кончается.
-- Да? -- язвительно прищурилось благоразумное "я". -- А не все ли тебе равно, если ты возьмешь эти деньги у посторонних людей или сам у себя? Первое еще хуже хотя бы в том отношении, что ты просишь, клянчишь, унижаешься и вызываешь у кассира косые взгляды.
Легкомысленное "я" заерзало на месте и, припертое к стене, сердито стукнуло кулаком по столу:
-- Тогда на кой же черт это откладывание денег "на черный день"?! Какая-то кукольная комедия...
-- Да ведь мы первого числа, получив жалованье, пополним эту невольную растрату.
-- Нет, -- сказало легкомысленное "я". -- Это уже не то.
-- Да почему не то?
-- Да так, что-то такое чувствуется -- не то. Собирали, собирали, а тут какие-то займы... Среднее отделение бумажника пустеет на целых две недели...
-- Да пойми ж ты, что здесь ли, там ли возьмем -- все равно из одного кармана!!
-- Нет, -- заладило легкомысленное "я". -- Так-то оно так, а все как будто не то. Скопили и сейчас же забрали... Стоит после этого собирать?..
-- Вот и поговори ты с таким человеком! Русским языком мы тебе говорим, что деньги эти вернутся первого числа из жалованья! Могу тебе в этом поручиться.
-- Ты можешь? -- едко ухмыльнулось мое легкомысленное "я". -- А я так, представь, не могу...
Благоразумное "я" на этот раз победило, но, к моему удивлению, правым оказалось в конце концов легкомысленное "я". Первого числа я действительно получил три сотенных бумажки, но сейчас же сделал глупость: мне нужно было сейчас же вернуть сторублевку среднему отделению бумажника, а я не вернул, отложив это до завтра, "тем более", как сказал я сам себе, "ты человек взрослый и, надеюсь, понимаешь, что нет, по существу, никакой разницы между тем -- лежит ли бумажка в среднем или крайнем отделении бумажника"...
Ах! Разница была.
Я платил вечером за квартиру и каким-то образом оторвал у оставшейся сторублевки солидный угол, так, рублей на тридцать пять... Небольшим уголком я поужинал, еще угол целиком ушел на поездку в "Аквариум", и утром я держал в руках оборванную, обгрызанную середину -- так, рублей двенадцать.
Легкомысленное "я" ядовито хохотало и, кривляясь, подмигивало смущенному благоразумному "я".
-- Что? Ручалось?! Хе-хе... Уж я знаю... Уж если тронешь заповедную деньгу -- конец ей...
IV
-- Ну, что? Откладываете?..
-- Да... -- смутился я, не глядя на неугомонного знакомого. -- Откладывал... Но -- что прикажете делать... Понадобилось, я и...
-- Да вы где их держали?
-- А? Тут же, в бумажнике... Только в среднем отделении.
-- Ни-ни! Ни в каком случае! Деньги не должны быть около вас! Нужно делать так, чтобы вам было трудно их достать... Повертитесь, повертитесь, плюнете, махнете рукой, да и обойдетесь как-нибудь без них.
На этот раз я был уверен, что понял его... Пошел в магазин и сказал приказчику:
-- Дайте мне копилку... Только прочную. Такую, чтобы нельзя было ее сломать.
Я купил ее. Была она прочная, тяжелая и вместительная. Я принес ее домой, опустил в отверстие сорок рублей и потом, вынув ключ, вышел из дому.
-- Извозчик! На пристань.
На пристани я нашел лодку, выехал на средину реки и, вынув из кармана какой-то предмет, нерешительно повертел его в руках.
-- Гм... Может быть, не бросать? А вдруг -- пригодится... Нет! Нет!!
Я размахнулся и без колебаний швырнул в воду предмет, находившийся у меня в руках. Он, как ключ, пошел ко дну.
Да, признаться, это и был ключ. От копилки.
Облегченный, радостный, вернулся я домой.
Две недели золотым и серебряным дождем сыпались деньги в копилку.
К исходу третьей недели я однажды вечером взял в руки копилку и стал ее трясти, держа щелью вниз. Но проклятые мастера сделали внутри около щели какие-то закорючки таким образом, что монета никак не могла выскочить обратно.
Я поставил копилку на место и два дня бродил бледный, как тень, грустный.
Может быть, это было мое личное мнение, но дни казались мне черными... Я взял копилку, понес ее в кухню, повалил на пол и стал колотить по ней обухом топора... Копилка даже не поморщилась. Я стучал по ней лезвием, пинал ее ногами, топтал железным ломом -- кроме нескольких царапин, она осталась неуязвимой.
Пришла даже мне в голову мысль: взорвать эту машину динамитом. Но я побоялся шума, грохота и скандала.
В тот же вечер я сделал шаг, который при некоторых осложнениях мог бы грозить мне каторгой. Так как слесарные мастерские были уже закрыты, я обернул проклятую кассу в платок и потащил на конец города, где проходил железнодорожный путь. Подкрался к рельсам, положил на одну из них кассу и стал дожидаться в канаве прохода поезда...
Поздно вечером мы ужинали с Марьей Герасимовной в "Аквариуме", и при расплате лакей попросил меня переменить одну из золотых монет, которая, по его словам, была "как будто жеваная"...
V
Я отправился в сберегательную кассу и обратился к чиновнику:
-- Можно у вас вносить деньги на сбережение?
-- Можно.
-- Прекрасно. Я буду вносить, но если я приду когда-нибудь требовать их -- вы мне не давайте...
-- Этого мы не имеем права.
-- Да скажите просто: нет в кассе денег. Все якобы истрачены.
-- Этого нельзя. В кассе деньги всегда должны быть.
-- Почему? Ну скажите просто вашим сторожам, чтобы они вывели меня. А если я буду упираться, настаивать и требовать вклад обратно, отдуйте меня просто палкой.
-- Вы с ума сошли! Кто же нам позволит расправляться палкой с клиентами?!
-- Так какая же это тогда сберегательная касса?! Эх вы!
Я ушел, резко хлопнув дверью.
После этого я отправился к своему экономному знакомому и спросил его совета. Положение казалось мне безвыходным.
Он пожевал конец уса, постучал пальцами о стол и неожиданно предложил мне:
-- Знаете что? Отдавайте деньги мне. А я человек крепкий... И если вы даже в ногах у меня будете валяться, прося деньги на какой-нибудь вздор, я вам не дам ни грошика.
-- Правда? -- обрадовался я. -- О, как я буду вам благодарен.
С души моей свалился камень.
На другой день я встретился со своим благодетелем и вручил ему первые шестьдесят рублей.
Он одобрительно кивнул головой, сунул их в карман и сказал:
-- Прекрасно! А теперь зайдем в ресторан -- я угощу вас ужином и бутылочкой-другой винца.
Мы зашли. Во все время ужина я сидел, восторженный, светлый и строил планы, как у меня накопится много денег и я буду чувствовать себя независимым человеком.
Когда ему подали счет, он вынул мои деньги и бросил на стол двадцатипятирублевку.
-- Постойте! -- изумился я. -- Зачем же вы расплачиваетесь моими деньгами?!
Он усмехнулся.
-- Эх вы! Дитя! Не все ли равно... Ну, я не захватил с собой денег, а потом приду домой и пополню.
-- Ах, так!..
VI
До сих пор я собрал уже около двух тысяч, и все они лежат у моего экономного, благоразумного знакомого.
Он не солгал. Его сердце оказалось тверже скалы.
Несколько раз я пробовал вымаливать у него небольшие суммы, но -- увы -- все было безуспешно.
-- На что вам? -- говорил он. -- На букеты, театры, костюмы да финтифлюшки разные? Это, батенька, на черный день!
Недавно я захворал тифом. Денег при себе у меня не было... Я с радостью вспомнил о своих сбережениях и, в одну из минут сознания, попросил у навестившего меня знакомого небольшую сумму.
-- Ну вот, -- слабо улыбаясь, пролепетал я, когда он приехал ко мне, -- и наступили черные дни... Лежу я, одинокий, горю в огне, в бреду, а денег нет. Теперь-то уж вы дадите, я думаю?
-- Ни-ни, -- благосклонно ответил он. -- Ни в коем случае. Это еще, батенька, не черный день. Вы лежите в больнице и, так или иначе, но за вами ухаживают. Ничего! Отлежитесь. Вот если бы вам отрезало поездом обе ноги или хватил паралич... Тогда другое дело.
Я действительно отлежался.
После тифа у меня было два черных, по моему мнению, дня: я остался без работы и без денег, а потом у меня случилось что-то с почками, и доктора настоятельно требовали, чтобы я ехал на Кавказ.
В эти черные дни я два раза приступал с просьбами к моему казначею, но он не находил моих черных дней черными...
-- Э, нет, батенька... И не думайте! Не дам! Вот если бы вас изранило упавшим на голову аэропланом, или выскочивший в зверинце из клетки лев помял бы вас как следует, -- вот это я понимаю! Да-а!.. Это черные дни!
Теперь я сижу и с ужасом думаю:
-- Странно! А что, если так-таки у меня никогда и не будет черных дней?!