I
Душилов вскочил с своего места и, схватив руку Крошкина, попытался выдернуть ее из предплечья.
Он был бы очень удивлен, если бы кто-нибудь сказал ему, что эта хирургическая операция имела очень мало сходства с обыкновенным дружеским пожатием.
-- Крошкин, дружище! Кой черт тебя дернул на это?
Душилов помолчал и взял руку Крошкина на этот раз с осторожностью, как будто дивясь прочности Крошкиных связок после давешнего рукопожатия.
-- Видишь, ты уже раскаиваешься... Ведь я эти глупые романы знаю -- вот как! Я как будто сейчас вижу завязку этой гадости: когда однажды никого из ближних не было, ты ни с того ни с сего взял и поцеловал ее в физиономию. У них иногда действительно бывают такие физиономии... забавные. Она, конечно, как полагается в хороших домах, повисла у тебя на шее, а ты вместо того, чтобы стряхнуть ее на пол, сделал предложение... было так?
Крошкин пожал плечами.
-- Уж очень ты оригинально излагаешь! Впрочем, что-то подобное было. Но что поделаешь... Глупость совершена -- предложение сделано.
-- Ах ты Господи! Можно все еще исправить. Ты еще можешь разойтись.
-- Черт возьми! Как?!
Душилов впал в унылое раздумье.
-- Не мог ли бы ты... поколотить ее отца, что ли! Тогда, я полагаю, всё бы расстроилось, а?
-- То есть как поколотить? За что?
-- Ну... причину можно найти. Явиться не в своем виде -- прямо к старику. Ты что, мол, делаешь? Газету читаешь? Так вот тебе газета! Да по голове его!
-- Послушай... Как ты думаешь: может дурак хотя иногда чувствовать себя дураком?
-- Иногда, пожалуй, -- согласился Душилов серьезно. -- Но сейчас я не чувствую в себе припадка особенной глупости: обычное хроническое состояние. Хотя старика, пожалуй, бить жалко...
-- Ну, вот видишь! Ах, если бы она меня разлюбила! Не нашел бы ты человека счастливее меня!
Душилов сделал новую попытку вывихнуть руку Крошкина, но тот привычным движением спрятал ее в карман.
-- Друг Крошкин! Хочешь, я это сделаю? Хочешь, она тебя разлюбит?
-- Может, ты ее собираешься поколотить?
-- Фи, что ты! Я только буду иметь с ней разговор... в котором немного преувеличу твои недостатки, а?
Крошкин подумал.
-- Знаешь, удав, -- это мысль! Только ты можешь все испортить?!
-- Кто, я? Будет сделано гениально.
-- Сумасшедший, постой! Куда ты?
Боясь, чтобы друг не раздумал, Душилов схватил шапку, опрокинул столик, оторвал драпировку и исчез.
II
Душилов сидел в саду с прехорошенькой блондинкой и вел с ней крайне странный разговор.
-- Итак, вы, Душилов, чувствуете себя превосходно... я рада за вас. А что поделывает Крошкин?
-- Какой Крошкин?
-- Ну, ваш друг!
-- Он мне теперь не друг!
-- Что вы говорите! Почему?
-- Потому что он не Крошкин!
-- А кто же он?
Душилов сокрушенно вздохнул.
-- Человек, который живет по фальшивому паспорту, не может быть моим другом.
Побледневшая блондинка открыла широко испуганные глаза.
-- Что вы говорите? Зачем ему это понадобилось?
-- Вы читали в прошлом году об убийстве в Москве старого ростовщика? Убийца его, студент Зверев, до сих пор не найден... Теперь вы понимаете?!
-- Душилов... Вы меня... с ума сведете.
-- Еще бы! Я и сам хожу теперь как потерянный!
-- Боже мой... Такой симпатичный, скромный, непьющий...
Душилов развел руками.
-- Это он-то непьющий?! Потомственный почетный алкоголик... Вчера он у вас не был?
-- Не был.
-- Вчера он ночевал в участке. Доктор говорит, что скоро будет белая горячка. Погибший парень!
-- Я с ума сойду! Ведь он был такой добрый... Когда умерла его тетка, он пришел к нам и навзрыд плакал...
-- Комедия! Если бы отрыть тетку и произвести экспертизу внутренностей...
-- Господи! Вы думаете...
-- Я уверен.
-- Но каково это его сестре!
Душилов грубо расхохотался.
-- Полноте! Вы имеете наивность думать, что это его сестра! У них в Могилеве была фабрика фальшивых монет, а познакомились они в Киеве, где оба обобрали одного сонного сахарозаводчика. Хорошая сестра!
На глазах девушки стояли слезы.
-- Вы знаете, что он хотел на мне жениться?
-- Знаю! Он вам говорил о своем намерении совершить свадебную поездку по Черному морю?
-- Да... Мы так мечтали.
-- Знайте же, слепая безумица, что вы должны были попасть в продажу на константинопольский рынок невольниц. У них с сестрой уже это все было устроено!..
Добрые, сочувственные глаза Душилова с искренним состраданием смотрели на девушку.
-- Душилов... один вопрос: значит, он меня не любил?
-- Видите ли... У него есть любовница -- француженка Берта, отбывшая в прошлом году в парижском Сен-Лазаре наказание за кражи и разврат.
Девушка глухо, беззвучно плакала.
-- Этого... я ему никогда не прощу.
-- И не прощайте! Я вас вполне понимаю... Кстати, у вас столовое серебро в целости?
-- Ка-ак? Неужели он дошел до этого?
-- Ничего не скажу... Вы знаете, я не люблю сплетничать, но вчера мне удалось видеть у него две столовые ложки с инициалами вашей доброй мамы. Ну, мне пора. Прикажете передать Крошкину, alias {Здесь: иначе (говоря) (лат.).} Звереву, от вас привет?
Девушка вскочила с растрепанной прической и гневным лицом:
-- Скажите ему... что он самый низкий мерзавец! Что ему и имени нет!
-- Так и скажу. Хотя имя у него есть, и даже целых четыре. Я еще скажу, что он, кроме мерзавца, поджигатель и детоубийца -- я нисколько не ошибусь. Ну-с, всего доброго. Поклон уважаемому папаше!
Душилов ушел из сада в самом благодушном настроении.
III
На другой день он решил зайти к другу Крошкину поделиться удачными результатами.
Вбежавши, как всегда, без доклада, он заглянул в кабинет друга и увидел его в странной компании.
За столом сидел судебный следователь и сухо, официально спрашивал бледного, перепуганного Крошкина:
-- Итак, убийство ростовщика вы решительно отрицаете? Лучше всего вам сознаться. Хорошо-с! А не скажете ли вы нам, чем вы занимались в прошлом году в Могилеве с вашей сообщницей, которую вы выдаете за сестру и которая так ловко оперировала в деле с сахарозаводчиком... Не согласитесь ли вы сознаться, что смерть вашей несчастной тетки ускорена не природой, а человеком, и этот человек были вы, -- при соучастии любовницы, француженки Берты, которую полиция сегодня тщетно разыскивает. Не запирайтесь, вы видите, что правосудию все известно!..