I
Саксаулова удивило: с молодым человеком Чипулиным он был очень мало знаком, и тем не менее Чипулин, встретив мужа и жену Саксауловых на вокзале, закричал от радости, завертелся и, поцеловав дважды ручку госпожи Саксауловой, признался, что никогда ему не выпадала на долю более приятная встреча.
-- Здравствуйте, здравствуйте, -- сказал Саксаулов.
-- Вот-то смешно! Приехал на вокзал и вдруг встречаю -- кого же? Вас. Прямо кому-нибудь расскажи -- не поверит... Изволите куда-нибудь ехать?
-- Да, я еду... а она провожает.
-- Едете, вероятно, для приятного удовольствия?
-- Какое! Тетка сильно заболела... в Рязани. Так вот, надо проведать.
Чипулин побледнел и хватился рукой за сердце.
-- Что вы го-во-ри-те! Заболела?! Да чем же, господи! Вотто несчастье!
-- Да она старуха. Чего ж ей и не поболеть?..
-- Ах, уж эти болезни... Ну, ничего. Мужайтесь! Может быть, все обойдется.
Тем не менее сам Чипулин долго не мог успокоиться. Он качал головой, соболезнующе почмокивал губами и весь вид его являл собою тревогу и скорбь о рязанской тетке Саксаулова.
-- Вы взяли билет? Позвольте, я возьму. Чего вам самим-то хлопотать.
-- Да билет есть. Пойдем на перрон. Семь минут до отхода.
Хорошенькая, черноглазая Саксаулова, опустив голову, в задумчивости пошла за мужем. Чипулин, идя рядом с ней, спросил:
-- Вот-то, я думаю, вам тоже тяжело расставаться с Петром Сергеичем... Такая, право, неприятность.
-- Ну он ведь через два-три дня вернется.
-- Оно-то, конечно, три дня, а все-таки признайтесь: ведь даже на три дня тяжело расставаться, а? Да, тяжело... Я понимаю вас. Ей-богу. Но как смешно: приехал и вдруг встречаю вас. Вы разрешите мне потом проводить вас домой?
-- Нет, помилуйте. Зачем же вас затруднять. Я сама...
-- О, что вы! Теперь время вечернее... Я никогда не допущу! Не правда ли, Петр Сергеич?
-- Отчего же... Я вам буду очень благодарен, если вы ее довезете.
-- Милый! Но мне прямо-таки неудобно пользоваться временем мосье Чипулина...
Чипулин страдальчески прижал руки к груди и простонал:
-- О, ради бога! Ну, ради бога, не думайте обо мне. Это -- обязанность каждого порядочного знакомого проводить домой знакомую.
Прозвонил второй звонок.
Саксаулов поцеловал жену, пожал руку Чипулину, но Чипулин обнял его и поцеловал.
-- От всего сердца, -- торжественно сказал он, -- от всего сердца желаю, чтобы ваша добрая тетушка очутилась в приличном здоровье и благополучии. Ура!
-- Спасибо, спасибо! Прощайте.
Чипулин побежал за тронувшимся поездом. Он махал платком, советовал не открывать окон в вагоне, настаивал на благополучном возвращении, а когда поезд удрал от него -- вернулся к Саксауловой.
Лицо его носило признаки тихой меланхолической грусти, которая, как заходящее солнце на верхушках деревьев, гаснет не сразу, а постепенно, передвигаясь от горькой складки у рта к затуманенным глазам, и умирает наконец на поморщенном челе.
-- Как всегда ужасно расставанье и как радостна встреча. Не правда ли? Мой совет таков: думайте о том, что три дня не вечность, -- и вам будет легче.
-- Да, да, -- сказала, кивая головой, Саксаулова. -- Ну, прощайте.
-- Ни-ни! Ни-ни-ни! Я должен проводить вас.
-- Да зачем же? Я возьму извозчика и поеду одна.
-- Ольга Захаровна! Но ведь нам по дороге... И подумайте, что скажут, когда узнают, что я, как какая-нибудь свинья, бросил даму на вокзале, а сам удрал. Ведь это простой долг вежливости. Я знаю, вы из деликатности отказываетесь.
-- Вовсе нет! Я поеду одна. Мне еще нужно дать телеграмму.
-- О боже! Да ведь здесь же есть телеграф! Пойдемте! Я провожу вас. Вы напишете телеграмму, а я подам ее. Честное слово, я не буду в нее заглядывать.
Сжав губы, Саксаулова последовала за Чипулиным, подошла к конторке и, потоптавшись немного, написала:
"Москва. Пречистенка. Гарданову для Лидочки. Ну, как поживаешь? У нас все время дожди. Оля".
Чипулин взял телеграмму и понес ее на отлете, подчеркивая этим, что он не позволит себе даже случайно заглянуть в нее.
-- Сдал! Теперь вы баиньки? Я довезу вас до самого дома.
Саксаулова посмотрела на него с невыразимым страданием и мукой.
-- Чипулин! Я должна одна поехать домой.
-- Ольга Захаровна! К чему эти деликатности? Ради бога, не стесняйтесь.
Саксаулова беспомощно посмотрела на потолок, постучала концом зонтика об пол и вдруг сказала:
-- Знайте же, надоедливый человек, что меня здесь ожидает Волк-Демьянский и мы поедем не домой, а в ресторан. Довольно с вас?
-- Иван Эрастыч? -- обрадовался Чипулин. -- О боже ж мой! Да чего вы раньше не сказали? Я вам сейчас найду его. Где он?
-- Он ожидает около багажного отделения.
-- Вот-то смешно! Да почему же он не провожал вместе с нами уважаемого Петра Сергеича?
-- Потому что было неудобно.
-- О боже! Иван Эрастыч такой прекрасный человек.
-- Еще бы, -- злобно сказала Саксаулова. -- Он мой любовник, знаете ли вы это, -- и муж кое-что подозревает. Вот почему Эраст не провожал его! Понимаете вы, москит вы надоедливый?!
-- Вот что-о, -- протянул Чипулин, и лицо его озарилось предоброй лукавой улыбкой. -- Вот это здорово!
-- Только если вы скажете хоть одно слово мужу или комунибудь -- Эраст выстрелит в вас.
-- Я?!! Скажу?!! Лучше же мне сейчас откусить свой язык. Нет-с! Чипулины не говорят. Не беспокойтесь! Я все это вам устрою.
-- Что все? -- обеспокоилась Саксаулова.
-- Все, все.
Кое-что Чипулин действительно устроил: он побежал в багажное отделение, отыскал там изумленного его появлением Эраста, привел его к Саксауловой, а потом проводил их до извозчика, усадил и, придерживаясь за крыло экипажа, сказал, элегически любуясь на небо:
-- Не правда ли, как хорошо любить? Приятнейшее занятие в сердечном смысле. А? Мужайтесь!
-- Пошел! -- закричал Эраст извозчику.
Извозчик дернул, и умиленный Чипулин чуть не упал, так как крыло экипажа выскользнуло из-под его руки.
Забыв согнать с лица испуганное выражение, долго следил за экипажем Чипулин, и уста его шептали: "О ты, могущественнейшее чувство!"
Потом спохватился Чипулин и, поспешно заменив испуганное выражение лица другим, задумчивым, пошел домой.
II
На другое утро Саксаулова получила городскую телеграмму:
"Будьте покойны. Все устрою. Телеграфируйте мне час и день приезда мужа. Феодосий Чипулин".
На это Саксаулова ответила:
"Что там такое вы устраиваете? Ничего не надо. Молчите и больше ничего".
Вечером пришла вторая телеграмма от Чипулина:
"Нужно устранить подозрения. Надеюсь успеть к приезду. Мужайтесь!"
Саксаулова написала телеграмму:
"Вы просто дурак".
Но телеграф отказался передать эту телеграмму, на том-де основании, что ругательные слова запрещено передавать по телеграфу.
На третий день явился Саксаулов.
Жена приехала встречать его за пять минут до прихода поезда, а запыхавшийся Чипулин показался тогда, когда поезд уже подошел.
Поздоровавшись с Саксауловым, Чипулин зашел за его спину и сделал ряд знаков, которые должны были вполне успокоить Саксаулову, что все, дескать, обстоит как следует.
-- Ну, что у вас тут новенького? -- спросил Саксаулов.
-- Ради бога! -- вскричал, прижимая руки к сердцу Чипулин. -- Прежде всего -- как тетушка?
-- Здорова. Спасибо. Выздоровела.
-- О боже! Воображаю, в каком вы восторге!
Саксаулов посмотрел внимательно на Чипулина и пожал плечами.
-- Что ты поделывала без меня? -- спросил он жену.
Чипулин сделал озабоченное лицо, полез в жилетный карман и вынул оттуда какие-то билеты.
-- Вот-с. Это мы с Ольгой Захаровной были в театре. Видите? Даже контрольные купоны оторваны. Пресмешная пьеса. Хи-хи-хи. Это мы были позавчера. А в день вашего отъезда я, значит, отвез Ольгу Захаровну домой и, посидев немного, уехал, так как у нее заболела голова, и она легла спать.
-- Ну, едем домой, -- нетерпеливо сказала Саксаулова. -- Прощайте, Чипулин.
Муж стал расплачиваться с носильщиком, а Чипулин наклонился к Саксауловой и таинственно подмигнул.
-- И дома у вас все устроено. Дворнику дал десять, двум горничным и швейцару по пяти. Все дали слово молчать.
-- Что б вы пропали! -- сказала Саксаулова.
-- Что? -- переспросил вернувшийся муж.
-- Я говорю -- куда ты запропал? Поедем. У меня голова болит.
-- Да? И вчера болела?
-- Да, да! -- сказал Чипулин. -- Вчера Ольга Захаровна совсем из дому не выходила. Была больна... Как же-с. Вот докторское свидетельство.
Действительно, он порылся в боковом кармане и вынул какое-то свидетельство.
Саксаулов широко открыл глаза.
-- Да к чему же свидетельство? Ничего не понимаю.
-- Больна Ольга Захаровна -- очень просто. Значит, никуда и не выходила, сидела дома. Вот и свидетельство -- видите ее имя и число месяца. Я вам сейчас позову извозчика. Кстати, знаете, удивительно пресмешная вещь... Вы знаете Эраста ВолкДемьянского?
-- Я думаю, -- сказал муж, усмехнувшись углом рта.
-- Так такое совпадение, можете представить: захожу вчера к нему -- три дня как болен. Лежит -- жар у него, из дому не выходит. Такая странность.
Саксаулов опустил голову. Потом спросил:
-- Может, вы и на его болезнь имеете докторское свидетельство? Ха-ха-ха!
Смех его был странный.
-- Умоляю тебя, едем! -- вскричала Саксаулова. -- Мне очень нехорошо!!
-- Верю, -- покачал головой Саксаулов. -- Тебе очень нехорошо... Прощайте, Чипулин.
-- До свиданья. Но не смешно ли: три дня лежит ВолкДемьянский в жару, в бреду и все время твердит имя какой-то Альфонсины.
Чипулин уперся руками в бока и раскатился самодовольным смехом ловкого хитреца.