Анекдот в 1-м действии
Скамейка на берегу моря. Неизвестная дама сидит, что-то вышивая.
Подходит Розенберг.
Розенберг. Слушай, маска! Я тебя знаю.
Дама. С ума вы сошли? Где у меня маска?
Розенберг. Неужели, без маски? Такая красивая, что я думал -- в маске. Нет, вы, впрочем, не сердитесь. Это я так, чтоб завязать с вами разговор. Что это вы тут -- на море любуетесь?
Дама. Не ваше дело!
Розенберг. Почему не мое? А, может быть, я сам моряк?
Дама. Не считаете ли вы себя моряком потому, что в лужу сели.
Розенберг (испуганно вскакивая). Где? (Смотрит под скамейку.) Нет (садится). Зачем мне садиться в лужу? А по Черному морю я больной плавать? Ох, если бы вы видели, мадам, как я себя держу на море -- прямо как лев! Вы знаете, я как-то ехал на пароходе в Феодосию, там была такая буря, что пароход прямо пополам переламывался. А я стою, как Наполеон, и курю себе папироску. Так подбегает знакомый Шмелькин и кричит мне: "Розенберг! Идиот! Что вы стоите такой спокойный и не волнуетесь? Ведь пароход же тонет!" Так я ему говорю: "А что мне с того волноваться, что он тонет? Что он -- мой, что ли"?
Дама. Не размахивайте руками. Вы мне мешаете работать.
Розенберг (кротко). Я не размахиваю, я только разговариваю. Ой, слушайте, я тоже один раз видел, как пароход "Двенадцать Апостолов" налетел на скалу! Так знаете, как налетел? Трах -- и напополам, шесть апостолов налево, шесть апостолов направо!!
Дама (показывая вперед, в воду). Ой, рыба, рыба!
Розенберг. Где вы видите? Какая рыба?
Дама. Кажется, осетрина проплыла.
Розенберг. Что вы говорите? Осетрина? Скажите, и большой кусок? Вообще, эта осетрина вызывает всегда на меня воспоминания. Когда я играл в ресторане в румынском оркестре, так всегда ужинал с осетриной.
Дама. Как в румынском оркестре? Вы разве румын?
Розенберг. Немножко. Видите, в этом оркестре было только два румына: я и Шепшелевич. Остальные -- все евреи. Скажите, мадам, вам нравится опера "Самсон Данилыч?"
Дама. Такой оперы нет. Есть "Самсон и Далила".
Розенберг. То, наверное, другая.
Дама. Как же вы попали в румынский оркестр?
Розенберг. С военной службы. Ой, как мне не везло! Сначала из меня хотели сделать кавалериста, так я сел на лошадь, а она стала так прыгать, что я совершенно на хвост съехал. Так я кричу: "Слушайте, давайте мне другую лошадь -- ибо эта уже кончается!" Ну, меня сняли и перенесли в пехоту. Так там тоже были неприятности. Вы понимаете, однажды был смотр, и приехал корпусный генерал, так он говорит нам: "Здорово, ребята!?" Ну, раз он так спрашивает, так я выхожу вперед и говорю: "А какое наше там здоровье! Понимаете, генерал, -- говорю я, -- третий день в боке у меня что-то колит... Слушайте, как вы думаете, если я помажу с йодом -- пройдет?" Так потом за это мне были большие неприятности.
Дама (глядя вперед). Ой, рак, рак!
Розенберг. Где вы видите рака? (Испуганно подбирает ноги.)
Дама. Вон там что-то красное проползло. (Пауза.)
Розенберг. Что? Рак? Красный? На море? Ой! Вечные женские иллюзии. Что вы там вышиваете?
Дама. Аппликацию
Розенберг. Ей-Богу... Я думал это болезнь такая бывает.
Дама. Так то -- апоплексия. Удар.
Розенберг. Что вы говорите? У меня, знаете, тоже здоровье плохое. Доктора прописали мне Египет, так ни в одной аптеке не достанешь. Мадам, вы были в Палестине.
Дама. Не была.
Розенберг (удивленно). Что вы говорите?! Я, положим, тоже не был. У нас же там свое государство. Понимаете: национальный банк, национальный музей, национальный театр, всюду национальный мрамор -- очень красиво! А на рейде стоит наш крейсер с национальным флагом и на корме золотая надпись "Контр-адмирал Циперович!" Правда красивенько?
Дама. Послушайте, вы мне надоели.
Розенберг. Что значит -- надоел. А может, вы мне нравитесь? Может, я буквально влюблен в вас! Слушайте, хотите я приду до вас.
Дама. Приходите. Мой муж спустит вас с лестницы.
Розенберг (гордо). Кого? Меня? Розенберга?! С лестницы?! (другим тоном). Ну, так лучше, я тогда действительно не пойду.
Дама. Ну и прекрасно.
Розенберг. Хотите -- я вас угощу с кофеем? По-варшавски или по-одесски -- как хотите?
Дама. Что это такое -- по-одесски?
Розенберг. Это когда один пьет, а другой платит. Пойдем, а? Что мне стоит на женщину разориться. Восемь лет тому назад одна мне стоила четырнадцать с полтиной, так я даже почти забыл об этом.
Дама. Проваливайте, вы мне смертельно надоели!
Розенберг. Послушайте! Вы меня еще не знаете. Если вы скажете "нет" -- я пойду и утоплюсь.
Дама. Топитесь.
Розенберг. То есть как так: "топитесь"? Я же могу утонуть!
Дама. А мне какое дело.
Розенберг. Там же холодная вода. Я буду мокрый и вы... меня больше окончательно не увидите.
Дама. Я только этого и хочу.
Розенберг. Мадам! Вы же с огнем шутите! Вот я уже иду топиться. Нуте же! Держите меня! Держите меня за руку, а то я прямо брошусь в воду. Ну, держите же меня! Держите! (Сует ей руку.)
Дама. Отстаньте вы от меня с вашей рукой. Топитесь сколько влезет.
Розенберг. Ах, так! (с оскорбленным видом отходит. Пауза. С невыносимой гордостью). Розенберги -- не топятся. Ву-а-ля!
Уходит, помахивая тросточкой.
Занавес
Пьеса была написана для рождественской программы константинопольского "Гнезда перелетных птиц" в январе 1922 г. (Presse du soir, 1922, 5 января, No 4).