I
Два верхних этажа громадного дома были заняты меблированными отдельными комнатами, населенными разгульным, беспутным народом: репортерами, студентами, начинающими поэтами и просто разными порочными молодыми людьми.
В минуты просветления после нашей чадной жизни мы собирались в угловой комнате рыжего Васюканова и, тихо беседуя, недоумевали:
-- Чем живет наш хозяин?
Денег за комнаты не платил никто, кроме технолога Ильяшенко. Да и то, поступая так в пьяном виде, Ильяшенко потом глубоко и сильно раскаивался. Вытрезвившись, он рвал на себе волосы, а однажды даже пошел отнимать у хозяина деньги, заплаченные в одну из таких минут разгула и расточительности.
Хозяин денег не возвратил.
Жильцов было так много, что хозяин в лицо их не помнил, хотя были такие, например, как я, которые жили по два года.
Однажды, поднимаясь по лестнице, я столкнулся лицом к лицу с хозяином.
Он посмотрел на меня и, заискивающе подтолкнув меня плечом, нерешительно спросил:
-- Слушайте... А как же насчет деньжат? А?
Я широко раскрыл глаза.
-- Деньжат? Каких деньжат?
-- За квартиру...
-- За квартиру? За какую квартиру?
В моем тоне было столько неподдельного изумления, что хозяин, сбитый с толку, сконфузился.
-- Разве вы не мой квартирант?
-- Я? Что вы?! У меня свой дом на Дворянской и именье в Крыму... А сейчас я иду к своим друзьям. Так, знаете... навестить.
Он погладил ладонью руки перила лестницы.
-- Вот оно что! Так, так... В таком случае, молодой человек, не могли бы вы повлиять на ваших друзей в смысле деньжат, а? Они что-то, между нами говоря, сильно затянули уплату.
Я принужденно рассмеялся.
-- Как же вы меня просите об этом, когда даже не знаете, к кому я иду?!
-- О, это все равно... Мне все должны. Вы не беспокойтесь: ошибки никакой не произойдет.
-- Хорошо, -- пообещал я. -- Будьте покойны. Все будет сделано.
-- То есть... что -- все?
-- Все решительно! Без всякого исключения! Все в буквальном смысле этого слова! Прощайте. Привет супруге!
Он, волоча ноги, пошел вниз, а я, как стрекоза, взлетел наверх и кликнул сейчас же клич среди всего беспардонного народа:
-- Господа! -- сказал я. -- Положение становится невыносимым! Хозяин уже осмеливается затрагивать скромных честных жильцов на лестницах! Очевидно, дела его совсем швах.
Сострадательный настройщик предложил:
-- Устроим ему подписку!
В тот же вечер в пользу хозяина была устроена подписка, давшая 4 рубля 2 копейки наличными деньгами и 7 рублей 30 копеек в виде пустой стеклянной посуды типа бутылки.
II
Ко мне зашел Васюканов и со стоном покатился на кровать.
-- Ужасный случай!
-- Да?
-- Да! Глупый хозяин нанял новую горничную.
-- Не обязал ли он тебя платить ей жалованье?
-- Она некрасивая! Понимаешь, такая некрасивая, что я чуть не упал в обморок. У нас шесть горничных -- есть хорошенькие, средние и некрасивые, но это -- Бог мой! Что я с ней буду делать!
-- Предложи ей вместо любви дружбу.
-- Это не то. Моя специальность требует не дружеских, а интимных отношений с женщинами, посвятившими себя услугам человечеству и уборке комнат.
-- Неужели она такая некрасивая?
-- А вот посмотри сам.
Опечаленный специалист по горничным нажал кнопку звонка и мрачно опустился на диван.
Вошла новая горничная.
Была она маленького роста, с длиннейшими красными руками, широкоскулая, с микроскопическим нацелившимся в потолок носом, веснушчатая, серолицая, увенчанная жидким пучком волос бледно-желтого цвета.
-- Вот она, -- сказал жестокий с женщинами сердцеед Васюканов. -- Рекомендую! Звезда Востока. Лакомый кусочек для любителей изящного и элегантного!
Горничная смутилась, опустила голову и из-под нахмуренных бровей метнула сердитый взгляд на Васюканова.
-- Замолчи! -- вскричал я. -- Здравствуйте, голубушка. Как вас зовут?
-- Валей!
-- Ва...лей?!
-- Ну да. Валентина. Что же тут удивительного?
-- Гм... -- сказал Васюканов. -- Никогда я не встречал большей гармонии между именем и внешними данными! Вот, милая Валентина, -- мой друг не прочь за вами приволокнуться. Вы, несомненно, ребенок в его вкусе.
Валентина пожала плечами и, прищурив глаза так, что они бесследно пропали, тихо сказала:
-- Этого мало, что они хотят. Нужно, чтобы и мне они понравились.
Посмотрела презрительно на Васюканова и вышла.
С этих пор наш этаж невыносимо задирал нос перед другими этажами: на нашем этаже была самая безобразная горничная в околотке.
Только мы, только наша свора могла изобрести такую безумно нелепую причину самохвальства и гордости.
III
Напротив двери моей комнаты в коридоре помещался телефон.
Васюканов сидел у меня и рассказывал, какой он умный и как все удается ему в жизни.
-- Я теперь живу безбедно и сыто, а почему? Потому что башка работает.
-- С каких же пор ты стал жить безбедно?
-- С прошлой недели. В прошлую среду я явился к соседу Оськину, к этой старой желтой крысе. И выпросил взаймы рубль. "Да вы не отдадите?" -- догадался почему-то Оськин. "Я? Что вы! Я, признаться, славлюсь своей честностью. Завтра же отдам". Взял у него. Прожил. На другой день пошел к швейцару Гавриле и говорю: "Милый! Выручи двумя рублями. Завтра отдам!" Сначала он усомнился, а потом дал. Рубль я сейчас же пошел отдал Оськину, а рубль прожил. Через день прихожу к Оськину: "Одолжите, пожалуйста, три рубля".
-- "Да вы не отдадите!" -- "Я? Рубль же отдал, как обещал, и три отдам". Зловещий старик дал. Пошел я к Гавриле, вернул ему два рубля, а на рубль жил и веселился сообразно со склонностями. Затем снова явился к Гавриле: "Дай, милый, четыре рубля". "Вам, -- говорит, -- можно, вы аккуратные!" Дал. Три рубля снес я Оськину, а рубль истратил на пищу, питье и одежду. Потом прихожу к Оськину через день, прошу: "Дайте пять рублей!" -- беру! Четыре рубля Гавриле, а рубль...
-- Довольно! -- сказал я. -- Система ясна. В ней есть только один недостаток. Сколько и кому ты сейчас должен?
-- Гавриле. Девять.
-- На пятнадцатом рубле предприятие лопнет, предупреждаю тебя. -- Постарайся, по крайней мере, чтобы пострадал Оськин.
Васюканов пообещал:
-- Он пострадает.
За дверьми раздался голос, настолько скрипучий, что его без колебания можно было приписать предмету нашей своеобразной гордости: Валентине.
-- Кто у телефона? -- спрашивала она. -- Что? Это вы, Михаил Львович? Здравствуйте. Что? Что вы делаете? Как? Все в свои газеты пишете? Вы, смотрите, на меня не напишите!.. Все утро? Думали обо мне? Охота вам. Я такая неинтересная!.. Ха-ха! Что? Нет, не приду. Вы не умеете скромно держать себя. Когда зовете, так вы и такой и сякой, и скромненький, и тихий, а придешь -- сейчас с объяснениями... Что? Кататься? Нет, не поеду. Холодно! Да и зачем на извозчиков тратиться... Что? Обманываете! Все вы сначала о любви толкуете, а мы, дуры, верим...
Мы сидели с Васюкановым смущенные, растерянные.
-- Ч...черт знает что!! -- сказал он, смотря на меня во все глаза. -- У этого огородного пугала есть любовник?!
-- Очевидно! -- пробормотал я и рассмеялся. -- Интересно бы его видеть.
-- Наверно, какой-нибудь беглый из приюта для слепорожденных... Или опустившийся ночлежник, живущий за ее счет...
-- Нет, милый, это не то. Он пишет в газетах и тратит свои деньги, чтобы катать ее на извозчиках.
Васюканов ударил кулаком по столу.
-- Черт знает что! Теперь всю ночь я не буду спать!.. Это кошмар какой-то!
Я открыл дверь и выглянул.
Она стояла еще у телефона и говорила:
-- Ну, прощайте. Завтра я позвоню. Что? Тысячу поцелуев? Не много ли будет? Ха-ха!
Увидев меня, она смутилась, охнула, закрыла лицо руками и убежала.
IV
Прошло два дня.
У меня сидели гости: Васюканов, Ильяшенко и два молодых агента по сбору объявлений -- все наши соседи, жившие по этому же коридору.
Разговаривали. Неожиданно нашу беседу перебил звонок и голос в передней:
-- Алло! Я у телефона. Да. Валентина. Здравствуйте, господин Жорж. Что? Видеться со мной? А что скажет Михаил Львович, если узнает? Да... Большая разница. Он любит по-настоящему, а вы только говорите... Что? Этого мало! На словах вы все любите! Куда? В драматический? Спасибо, в другой раз. Сегодня может позвонить Миша. Как? Интересная пьеса? Гм... Ну ладно. Только с условием: после театра чтобы без ужинов. Прямо домой. Что? Ха-ха! Знаем мы эти ужины. А? Знаем мы вас, мужчин... Хорошо, только оденусь и приеду. А? Да.
Валентина повесила трубку и стремглав понеслась в свою комнату, вероятно, одеваться. Васюканов развел руками.
-- Очевидно, в этом городе есть какая-нибудь особенная секта людей, которым нравится Валентина?! Какой-нибудь орден подвижников. Раньше бичевали тело, а теперь любезничают с этим кошмаром, с этой гримасой человечества! Хо-хо-хо!
Ильяшенко, задумчиво глядя через наши головы, сказал:
-- Вы судите поверхностно. Предположите, что в этом уроде есть что-то такое, есть такая какая-то сила и обаяние, которые лишают иных людей рассудка... Может быть, в сущности, она интереснейшая женщина!
-- Но как же такую можно поцеловать? -- вскричал хриплым голосом беспокойный, порывистый Васюканов. -- Как?
-- Попробуйте, -- усмехнулся сборщик объявлений.
Васюканов хлопнул ладонями.
-- Попробую!!
Вошла Валентина, одетая в синее бархатное платье. Наряженная, в шляпе, она казалась еще безобразнее. Мне показалось даже, что было что-то гармоничное в ее безобразии.
Все мы смотрели на нее чрезвычайно внимательно.
-- Вам, господа, ничего не понадобится? -- независимо спросила она. --Я ухожу. Может, в лавку сходить нужно?
-- В театр едете? -- спросил Васюканов и -- как это ни странно -- в голосе его прозвучала нотка ревности.
Агент подошел к ней ближе и, обняв рукой ее талию, спросил:
-- Неужели, вы без корсета?
Она засмеялась.
-- Тсс... Нельзя руки распускать, господа. Я девушка.
-- Девушка? -- прищурился Васюканов. -- Кланяйтесь от меня, девушка, Жоржу.
Она всплеснула руками, смутилась и у нее вырвалось:
-- Ах! Откуда вы знаете?
Все засмеялись, и она, сконфуженная, убежала, переваливаясь на ходу.
V
Однажды я, проходя вечером по коридору, видел, как Васюканов поцеловал Валентину; при этом он держал ее за руку и спрашивал:
-- Что это за Жорж? Что это за Михаил Львович и Костя? Почему ты с ними разговариваешь? Они тебе нравятся? Да? Да?
Она тихо усмехалась.
-- Пустите. Не жмите руку. Какие вы все странные... Вчера и господин Ильяшенко меня все спрашивал: кто такие, да почему с ними разговариваю, да люблю ли?
Увидев меня, Васюканов выпустил ее руку и, принужденно усмехаясь, сказал:
-- Странное существо! Не правда ли?
Я промолчал.
Вечером ко мне зашел Ильяшенко, один из агентов и Васюканов.
И опять мы слышали разговор:
-- Кто это? Дядя Вася? Здравствуйте! Спасибо за подарок... Что? Напрасно тратитесь... Вы уже старый, а я девушка честная и того, что вы думаете, -- не будет... Что? Замуж? Ох-хо! О нет, нет. Давно видели Жоржа? Кланяйтесь ему...
Брови Васюканова были нахмурены. Ильяшенко кусал губы, а агент только повторял:
-- Черт подирай! О, черт подирай!
Кажется, все они думали о Валентине больше, чем нужно. Разговор после этого шел вяло. Прощаясь с ними, я сказал:
-- Заходите ко мне завтра в это время. Я что-то покажу вам.
-----
Они пришли.
-- Тссс, -- сказал я. -- Молчите!
Я вынул из кармана нож, вышел в коридор и, взобравшись на подоконник, перерезал вверху телефонный провод.
-- Зачем это? -- удивился Васюканов, когда мы вернулись в комнату. -- Ведь хозяину придется платить за исправление.
-- Я сам заплачу, -- сухо сказал я.
В коридоре послышались знакомые шаги, остановившиеся около телефона, и сейчас же послышался голос:
-- Центральная? Дайте номер 43-65. Что? Спасибо. Кто у телефона? Это Жоржик? Здравствуйте. Ну как вам спалось после вчерашнего? Что? Ха-ха! Не знала я, что вы такой нахал... Ха-ха-ха-ха! Мне кажется, вы не можете видеть женщину, чтоб не... ну, вы знаете что... Что? Любите? Ох, сколько раз я уже слышала от вас, мужчин, это! Всем, наверное, вы говорите одно и то же. Что? Хорошо. Сегодня я приеду к вам... Только, чтобы без объятий! Слышите?..