Всякий вновь входящий считал своим долгом облобызаться с юбиляром-антрепренером, который встречал гостей у дверей, кланяясь всем с беспокойно ликующим видом.
Всякому вновь входящему юбиляр говорил так:
-- Семен Иваныч! Низкое спасибо за то, что ответили на мое скромное приглашение! Вася! Здравствуй! Низкое спасибо за то, что... скромное приглашение... вспомнил... Григор Григорич! Низкое спа... за приглашение... скромная память... Василий Пентелеймоныч! Низкое... ничего, что насморк, поцелуемся... Скромное приглашение... низкое спас... Игнатов!..
Напустив в комнату достаточное число почитателей, юбиляр пошептался с распорядителем, и, похлопав в ладоши, крикнул с искусно разыгранной скромностью:
-- Дорогие гости! Пожалуйте за стол перекусить чего-нибудь... У меня очень невзыскательно...
Он лгал. В душе его все пело и ликовало, потому что ужин был приготовлен не такой уж скромный, -- и закуски, и горячее, и шампанское. А десерт был совсем диковинный: выдолбленные ананасы с какой-то былой штукой внутри.
Уселись за столы. Места хватило всем, кроме одного обиженного судьбой, потертого юноши. Юноша долго бродил между столами с видом человека, который развязно спешит куда-то по собственному делу, и едой не интересуется. Не найдя места, юноша, снедаемый горем, пробрался к дверям и незаметно ушел, решив раз навсегда порвать с шумным светом и заняться научными исследованиями...
Закуски уничтожались почитателями юбиляра с изумительной торопливостью. Так отступающая армия спешит сжечь и, вообще, уничтожить все приготовленные запасы, чтобы они не достались неприятелю. Успокоились только тогда, когда неприятель был поставлен в безвыходное положение. И, наконец, подали какой-то бульон.
Первым встал местный рецензент единственной в городе газеты, человек до того изысканный и светский, что окружающие тускнели около него, как светляки перед электрическим фонарем. Но да и этот человек, умевший владеть собой, сейчас волновался. Стараясь скрыть обуревавшие его чувства, он схватился за сползший на бок галстук, передвинул его еще дальше и начал странной нотой, как отсыревший орган:
-- Кге!.. Милостивые государыни и милостивые государи! Позвольте мне, скромному летописцу русского театра, сказать несколько слов о том, к кому сегодня прикованы все любящие восторженные взоры, -- о том, кто сейчас сидит со скромно опущенной, талантливой головой, одним словом, -- об антрепренере здешнего театра, Кузьме Федоровиче Сверкалове! Кузьма Федорыч! Позволь тебе поклониться от имени зрителя и принести нашу теплую благодарность за те минуты незабываемого, трепетного восторга, который мы переживаем в этом театре, превращенном твоим гением в светлый храм искусства. Пусть в этот день все узнают и услышат о тебе правду, -- о тебе, чутком, умном художнике, обаятельном товарище и кротком, милосердном человеке к младшей актерской братии... Ура!
Грянули аплодисменты. Все гуськом потянулись к юбиляру целоваться. Образовалась очередь, которую бледный от восторга антрепренер не всегда видел даже у своей театральной кассы.
Когда, разбушевавшиеся волны общего восхищения и приязни к юбиляру немного улеглись, раздался стук ножа о тарелку.
-- Тссс!.. Слушайте, слушайте!
-- Многоуважаемые собравшиеся! -- сказал оратор, ражий поклонник театрального искусства. -- Здесь говорили сейчас о маститом юбиляре -- гордости русской сцены! Да! Он этого вполне заслуживает... Но не забудем же и о тех скромных трудолюбивых муравьях, с помощью которых достиг уважаемый юбиляр своего величия и значения! Не забудем, господа, и об актерах-строителях этого храма, руководителем и вдохновителем которых был юбиляр... За них поднимая я свой бокал! Господа! За здравие актеров!
И снова зазвенела тарелка, о которую неистово колотили черенком ножа.
-- Господа! -- сказал третий оратор. -- Сейчас здесь мой многоуважаемый оппонент говорил об актерах, назвав их строителями храма, рабочими, если так можно выразиться, подрядчиком которых, вдохновителем которых был юбиляр. Нет, господа! Настоящим вдохновителем и творцом всего является режиссер -- гениальный полководец этой разнокалиберной армии, и за него я поднимаю свой бокал! А юбиляр -- это просто большая финансовая сила, которая сумела организовать коммерческую сторону предприятия... Итак, за здоровье режиссера! Ура!!
Восторженное ура прокатилось по комнате.
И четвертый оратор тоже встал и скромно начал:
-- Здесь говорили об уважаемом юбиляре, как об организаторе деловой, коммерческой стороны предприятия. Откуда оратор это взял? Позвольте мне, господа, поднять бокал за истинную вдохновительницу и доброго гения коммерческой части нашего театра -- купеческую вдову, Агнию Стечкину, которая, к сожалению, сейчас доведена болезнью до печального пребывания в доме для умалишенных. Ура!
Все выпили и потом притихли, так как встал следующий оратор:
-- Здесь говорили о болезни многоуважаемой купеческой вдовы Стечкиной, о болезни, которая довела последнюю до сумасшедшего дома. Так... Болезнь довела ее до сумасшедшего дома, а кто, или что довело ее до болезни? Не то-ли предприятие, организатора которого мы здесь чествуем? И я считаю своим долгом выпить за то, чтобы наступили те светлые времена, при которых подобные вещи казались чудовищными, а не собирали бы здесь толпу людей, инертно любующихся на развал искусства... Да здравствует будущее, когда все антрепренеры из волков превратятся в овец!
Гром аплодисментов не помешал сказать следующему оратору:
-- Здесь говорили сейчас о каком-то золотом веке, веке добрых антрепренеров... Жалкий оптимистический бред! Нет! Долго еше не выведутся эти грабители, эти канальи! Конечно, о присутствующих не говорим, но самое лучшее, господа, выпьем -- и молчок! Черт с ним! Ура!
-- Предыдущий оратор, -- сказал следующий оратор, -- сказал фразу: "о присутствующих не говорим"... Да почему? Вот, я, например, имею мужество сказать в лицо юбиляру: куда вы дели залоги театральных служащих? Почему второй актер Беззубов пытался отравиться и не отравился только потому, что у него не было денег -- ты ему не заплатил ни копейки! Почему бездарная лошадь Паникадилова играет первые роли? Почему я с тебя уже три месяца не могу получить пятьдесят рублей? Тебе кричали ура? Нет, брат, нужно кричать "караул!"
Следующий и последний оратор сказал очень кратко:
-- Да разве с ним словами можно? Намять ему бока, чтобы знал... Сеня, ты сидишь ближе к нему -- дай-ка ему, как следует!
Сеня, пошатываясь, встал, -- и чествование юбиляра затянулось далеко за полночь...