Я гляжу на них сверху вниз...
И не потому, чтобы я их презирал, а просто я выше их, хотя и сижу в кресле: Лиля высотой не более аршина, Котька -- вершка на два выше.
Каждый из них опирается обеими руками о мое колено, и оба не мигая глядят в мои бегающие глаза.
-- Я у Шуры книжку видел, -- сообщает Котька и умолкает, ожидая, чтобы я спросил: "Какую?"
-- Какую?
-- Называется: "Мальчик у Христа на елке".
-- Мда-а, -- неопределенно мычу я. Молчание.
Лиля решает поддержать брата:
-- А я стихи новые знаю.
И замирает вся, напрягается, трепетно ожидая одного только словечка: "Какие?"
-- Какие?
Обыкновенно около нее нужно работать целый час, чтобы вытянуть хоть какие-нибудь стишонки.
Но тут она, как обильный весенний дождик по крыше, прорывается сразу:
У нашей елки
Иголки -- колки,
В дверную щелку
Мы видим елку...
Звезда, хлопушки.
Орехи, пушки.
-- Все. Вчера в журнале читала.
-- Так-с, -- снова мямлю я. -- Стишки хоть куда. А это знаешь: "Зима. Крестьянин торжествуя..."?
Но такой оборот разговора обоим невыгоден.
-- Мы это знаем. Слушай, дядя... А бывают елки выше потолка?
-- Бывают.
-- А как же тогда?
-- Делают дырку в потолке и просовывают конец в верхний этаж. Если там живут не дураки -- они убирают просунутый конец игрушками, золочеными орехами и веселятся напропалую.
Котька отворачивает плутоватую мордочку в сторону и задает многозначительный вопрос:
-- А кто живет этажом ниже нас -- у них есть дети?
-- Не знаю. Кажется, там старик какой-то.
-- Жаль. А знаешь что, -- неопределенно говорит Котька, -- я на Рождество буду слушаться.
-- И я! И я! -- ревниво кричит Лиля.
-- Важное кушанье! -- пожимаю я плечами. -- Вы всегда должны слушаться. А нет -- я сдеру с вас шкуру, набью ее ватой, и уж эти-то детки будут сидеть тихо.
Котька приподнимает одну ногу, осматривает ботинок, который у него в полном порядке, и, казалось бы бесцельно, сообщает:
-- У наших соседов, говорят, нынче елка будет.
-- Не соседов, а соседей.
-- Ну, пусть соседей. Но елка-то все-таки будет.
Положение создается тягостное.
-- Елки... -- мычу я. -- Елки... Гм!.. Тоже, знаете, и от елок иногда радости мало. Вон, у одних моих знакомых тоже как-то устроили елку, а свечка одна горела, горела, потом покосилась да кисейную гардину и подожгла... Как порох вспыхнул дом! Восемь человек сгорело.
-- Елку нужно посредине ставить. Рази к окну ставят, -- замечает многоопытная Лиля.
-- Посредине... -- горько усмехаюсь я. -- Оно и посредине бывает тоже не сладко. В одном тоже вот... знакомом доме... у Петровых... Петровы были у меня такие... знакомые... Так у них -- поставили елку посредине, а она стояла, стояла да как бухнет на пол, так одну девочку напополам! Голова к роялю отлетела, ноги к дверям.
К моему удивлению, этот ужасный случай не производит никакого впечатления. Будто не живой ребенок погиб, а муху на стене прихлопнули.
-- Подставку нужно делать больше и тяжельше -- тогда и не упадет елка, -- деловито сипит Котька.
-- На подставке одной далеко не уедешь, -- возражаю я. -- Главная опасность -- это хлопушки. Знавал я такую одну семью... как бишь их? Да! Тоже Петровы. Так вот один из мальчуганов взял хлопушку, поднес к глазам, дернул где следует -- бац! Глаз пополам, и ухо на ниточке!
Мы все трое замолкаем и думаем -- каждый о своем.
-- А вот я тоже знала семью, -- вдруг начинает задумчиво и тихо, опустив головенку, Лиля. -- Ихняя фамилия была Курицыхины. И тоже, когда было Рождество, так ихний папа говорит: "Не будет вам завтра елки!" Они завтра тоже легли спать днем, и ихний папа тоже лег спать днем... Нет, перед вечером, когда бы была зажгита елка, если б он сделал. Так они тогда легли. Ну, легли все и спят, потому елки нет, делать нечего. А воры видят, что все спят, забрались и все покрали, что было, чего и не было -- все взяли. Ну, проснулись, понятно, и плакали все.
-- Это, наверное, был такой случай? -- спрашиваю я, делая встревоженное лицо.
-- Д... да, -- не совсем убежденно отвечает Лиля.
-- Значит, если я не устрою елки, к нам тоже заберутся воры?
-- Заберутся, -- таинственно шепчут оба.
-- А если вы не ляжете спать в это время?
-- Нет, мы ляжем!!!
Дольше терзать их жалко. И так на лицах застыла мучительная гримаса трепетного ожидания, а глаза выражают то страх, то надежду, то уныние и разочарование.
Не желая, однако, сразу сдать позицию, я задаю преглупый вопрос:
-- А вы какую бы хотели елку: зеленого цвета или розового?
-- Зеленую...
-- Ну, раз зеленую -- тогда можно. А розовую уж никак бы нельзя.
* * *
Как щедры дети: поцелуи, которыми меня осыпают, совсем не заслужены.