СУД СОЛОМОНА

Власть раскрыла целый ряд злоупотреблений киевск. сыскной полиции. Особенно неслыханными являются поборы и попустительство крупным ворам, грабителям и проч.

Из газет.

Киевский гражданин Топоренко, поворачивая на большую Васильковскую, столкнулся с компанией очень симпатичных и веселых молодых людей. Схватившись, затем, за карман, он не дал себе большого труда -- убедиться, что кошелек, с шестьюдесятью рублями исчез.

Гражданин Топоренко, обнаруживши пропажу, немедленно исполнил то, что от всякого гражданина требовалось: догнал четырех молодых людей, поднял крик, и, с помощью городового, все заинтересованные лица оказались в сыскном отделении.

Заведующий отделением принял их несколько иронически...

-- Боже, какая блестящая компания! Цилиндр и Клещ... и Кучерявый... и Санька!! А вы зачем, господин?

Топоренко выступил вперед и сказал:

-- Вот эти... кошелек у меня украли!

-- Не украли, а похитили! Но, неужели, они это сделали? Неужели, Цилиндр, которого я всегда ставил в пример другим, или Кучерявый, который так любит свою бедную больную мать -- могли это сделать. Неужели жизнь так портит людей? Но, может быть, вы нашли кошелек, ребята?

-- Так точно, ваше благородие, нашли.

-- На тротуаре, ваше благородие!

-- Идем это мы, а он у тумбочки лежит... ма-ахонький.

-- Ну вот видите! чего же вы хотите?

-- Помилуйте, там шестьдесят рублей! Пусть возвратят.

-- Гм... А вы знаете, что, по закону, за находку полагается треть?!

Топоренко переступил с ноги на ногу, помялся и сказал:

-- Ладно! Пусть уж берут 20 рублей.

-- 20 рублей. Вы говорите 20 рублей? Гм... Но вы знаете, что закон гласит: "каждый нашедший что-либо на тротуаре у тумбы, или в другом каком месте, имеет право на одну треть". Так?

Топоренко покорно кивнул головой.

-- Так.

-- Понимаете -- каждый! Значит, по закону, каждый из них должен получить 20 рублей... Так как их четыре человека, то если считать по 20 рублей, выходит -- 80. А у вас всего 60... Где же остальные?

Топоренко недоумевающее развел руками.

-- Да их всего-то и было 60.

-- Гм... досадно! Значит один из четырех остается неудовлетворенным, по закону... У вас с собой еще есть деньги?

-- В бумажнике... Рублей 40.

-- Прекрасно. Так додайте четвертому 20 рублей и будем считать дело законченным.

-- Г. письмоводитель, как же это!

-- Ничего не поделаешь -- закон!

-- Да ведь как же это: я потерял, я еще и плати?!

-- Да.

-- Не понимаю!

-- Вы потеряли на 20 рублей меньше, чем нужно.

Топоренко помялся и сказал:

-- Тогда извините, г. заведующий, я пошутил... Никаких денег я не терял!

-- Вот как!.. А вы имеете свидетелей, которые бы видели, что вы не теряли денег?

-- Нет.

-- Значит, вы их потеряли! Если же вы хотите противиться закону...

Топоренко противиться закону не хотел.

Когда он расплатился, заведующий отделением обратился к компании со словами:

-- Теперь одна маленькая формальность. По закону, всякая находка оплачивается пеней в пользу города... С вас следует... Портовых -- 2 р. 47 коп., на шоссейные дороги 1 р. 20 к. и овражковый сбор -- 19 коп., всего 45 рублей 50 коп. Прекрасно. Ступайте!! Расписки я с вас не беру...

Когда Топоренко вышел на улицу, его догнали молодые люди. Кучерявый, держа в руках Топоренковы золотые часы, вежливо сказал:

-- Стуканы изволили обронить, ваша милость. Нашли мы на лестнице.

Топоренко пощупал срезанную цепочку и сказал со вздохом:

-- Получите за находку 20 целковых. Только знаете... Обделаем это все экономически. Не стоит идти туда, в сыскное, чтобы по закону.

Имея ввиду взаимную выгоду, все сразу согласились.

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ РАССКАЗ

Два небольших худощавых черта решили украсть в ночь под Рождество -- Меньшикова.

В предприятии этом было более озорства, чем действительной необходимости, но эти два черта, к сожалению, были народ горячий и непрактичный, делавший все по первому побуждению.

Украли они в то время, когда он в стареньком халатике ходил по комнатам и, мурлыча псалмы, ругал кухарку за то, что она утаила, возвратившись с рынка, пять копеек.

-- Грабишь ты меня, подлая старушонка, -- визжал хозяин, размахивая руками.

-- Тебя ограбишь! Гляди ты... Такой мозглявый, а злости в ем целый пуд с фунтами...

-- Молчи, корявая! Подавись моим пятаком! Я, по христианскому смирению своему, прощаю тебя, чтоб ты, ради Рождества Христова, лопнула!

Черти перемигнулись и, схватив Меньшикова под руки взяли с места в карьер.

-- Инородческое засилье, -- подумал Меньшиков.

Сначала он впал в уныние, но когда по дороге узнал, что его везут бесплатно -- повеселел.

-----

Когда мрачные своды ада поглотили несущуюся тройку, черти поставили Меньшикова на пол и, тяжело дыша, присели.

Будучи предоставлен самому себе, Меньшиков съежился и потихоньку пошел вперед...

По дороге он нашел валявшуюся щепочку и ржавую гайку... Поднял эти предметы и положил за пазуху.

Встретив молодого черта, беззаботно размахивавшего в углу коротким хвостом, Меньшиков строго обратился к нему с вопросом:

-- Где главный черт?

-- Налево по коридору.

-- То-то, вот... Налево по коридору! Все вы -- лентяи, лежебоки! Чем делом таким заниматься, без толку хвосты треплете.

Отыскав не без труда главного черта, Меньшиков вежливо поклонился ему и сказал:

-- Я право, не понимаю вас! Распустили публику до того, что смотреть противно!.. Инвентарь в беспорядке, по дороге ценные предметы валяются брошенными, как попало... Молодежь не уважает старших, время проводит в разных соблазнительных забавах. Пока не поздно -- советую вам обратить ваше внимание!

Главный черт сконфузился.

-- Говорил я им! Так разве это черти? Люди какие-то, извините за выражение!

Меньшиков скорбно покачал головой.

-- Нехорошо, молодой человек, нехорошо! Есть у меня проектец один -- искоренения ваших беспорядков... но раньше я должен сказать два слова о тех инородцах, которые несли меня. Они, представьте, с идеями, а о вас говорили такое... Позвольте, впрочем, вашу ушную раковину...

Меньшиков долго шептал, что-то главному черту, который хмурился все более и более.

-----

Жизнерадостного черта, размахивавшего перед Меньшиковым хвостом, высекли. Хранитель гаек был отстранен от должности за нерадение по службе, истопнику был объявлен за щепочку выговор, а экспансивные черти, принесшие Меньшикова, до сих пор томились в предварительном заключении.

Впрочем, против них был восстановлен не один главный черт. Все население, узнав, что именно эти черти принесли Меньшикова, страшно возмущалось ими и грозились при выходе заключенных из тюрьмы, расправиться своими средствами.

Прежняя веселая адова жизнь исчезла.

Все ходили, как накрахмаленные, и когда кто-либо видел вдали сгорбленную фигуру и слышал шаркающие шаги Меньшикова -- давал другим знак. Все замолкали или начинали благонамеренную беседу о высокой температуре и вздорожании грешников...

-- Здравствуйте, детки, -- ласково говорил, подходя Меньшиков. -- Работаете? Молодцы, я за вас замолвлю словечко кому следует. Постой... А это что у тебя за бумажка во рту спрятана? А ну-ка, дай ее мне посмотреть... Нет, ты не упирайся дьяволенок! Дай-ка ее, дай!.. А-а... хорошо-с. Так вы вот какими делами занимаетесь... Отметим-с! Отметим-с!

Он во все входил, всех распекал, ссорил разными сплетнями самых дружных чертей и, в конце концов, достиг того, что его ненавидели и боялись как огня.

Однажды черти подучили двух инициаторов кражи Меньшикова поговорить с ним начистоту и серьезно.

Они подошли к Меньшикову и робко сказали:

-- Скучаете, Михаил Осипович?

-- Нет, отчего же, детки. Дела всегда много.

-- Ну уж, не скромничайте... Жарко здесь, беспорядочно... Небось, на землю опять не прочь вернуться? Мы бы и отнесли вас обратно, а?

Меньшиков смолчал, а потом пошел и донес, что черти ропщут на жару и беспорядок, а его, якобы, уговаривали бросить начатую работу и вернуться на землю.

-----

Звезда Меньшикова стала разгораться ярким пламенем... Ему уже платили за строку доноса по полтиннику.

Но однажды, обнаглев, он дошел до того, что стал учить чертей богомольности.

Этого и начальство не могло вынести.

Поморщилось и велело выбросить Меньшикова обратно, даже без сохранения пенсии и мундира.

Черти опять принесли Меньшикова на землю и поставили, как и в момент похищения, перед кухаркой.

-- А говядину покупаешь третий сорт, да показываешь первый! Знаем мы вас, кухарок!

-- Врешь, подлый мужичонка! Чтоб тебя черти взяли!

-- Держи карман шире...-- угрюмо сказали печальные похудевшие черти и потихоньку вышли из комнаты.

ОТЧЕТ ПЕРЕД ИЗБИРАТЕЛЯМИ

-- Эй, вы, рвань коричневая! Чего толпа толпится?

-- А чего ж ей... Послухать каждому лестно.

-- Да тут что -- драка?

-- Протри глаза! Видишь -- эшафотик? Оттелева разговор будет.

-- Об чем?

-- Об этом самом. Депутат перед почтеннейшей публикой отчитываться будет.

-- Ответит он за это!

-- Чего ответит? Разрешение, можно сказать, вина и елея, дадено.

-- Пойдем, Кучерявый. Я эти разрешения знаю. Я, брат, уже в девятьсот пятом, после такого разрешения, две недели в больнице отлеживался.

-- Попало?

-- Почему попало. А от городской головы разрешение есть?

-- Будьте без сумления. Всеми дозволено: Господин губернатор разрешили, палицмейстер, городской голова, архиерей и мещанский староста... Гуляй душа!

-- Вот оно, вот... Смотрите!

-- Чего ж цепей на ем нет?

-- Дура! Нешто он арестант... С ним сам господин пристав за ручку. Вишь ты, хлопают ему как.

-- Бра-а-во!! Бис!

-- Господа граждане! Будучи почтен избранием в народные представители, я...

-- Ой! Кто это окурок за шиворот бросил?!

-- Пренебреги!

-- Да ежели он с огнем...

-- Дьяволы! Тут разговор сурьезный, а он с окурком.

-- Ты-то хорош!

-- Тссс...

-- После роспуска второй Государственной Думы... [3 июня 1907 года был выпущен указ царя о роспуске II Государственной Думы. Инициатором указа был П. А. Столыпин. По сути, произошел государственный переворот, поскольку нарушался Манифест 17 октября 1905 г. и Основные государственные законы, утвержденные 23 апреля 1906 г., согласно которым принятие любого закона невозможно без участия Думы. В соответствии с новым положением вдвое сократилось представительство рабочих и крестьян и соответственно увеличилось представительство имущих классов.]

-- Г. депутат! Я просил бы вас не касаться действий правительства.

-- А как же сказать?

-- Говорите -- "после третьего июня"...

-- Хорошо. После третьего июня, когда было это самое, мы съехались, хотя с тяжелым сердцем...

-- Виноват, я критики правительства не могу допустить...

-- Я и не критикую!

-- Нет, вы говорите "с тяжелым сердцем". Это порицание...

-- Извините!.. Мы съехались с легким сердцем, веря, что при наступившем успокоении, правительство даст нам возможность работать без помехи. Но...

-- Я прошу вас без "но" в этом месте.

-- Помилуйте, г. пристав! Вы меня перебили... Я хотел сказать слово "нося". Нося в себе эту уверенность...

-- Как же ты, косолапый, говорил, что дозволено?

-- Так он, вишь ты, с рельс все соскакивает...

-- А от господина врачебного инспектора разрешение есть?

-- Загалдели... Тише!

--...При рассмотрении законопроектов, внесенных министром...

-- Я вас покорнейше прошу прибавлять в таких случаях: "г. министром".

-- Слушаюсь!.. внесенных его высокопревосходительством господином министром, мы нашли некоторые из них не соответствующими...

-- Г. депутат! Я серьезно предупреждаю...

-- Но, позвольте...

-- Именно, я не могу позволить!

-- Слушаюсь! Гм!.. Мы нашли их превосходными. Таким образом, общая конъюнктура момента, зафиксированная теми обстоятельствами, кои, не являясь ни одной из желательных равнодействующих, могли до известной степени укрепить те ветхие устои...

-- Чтой-то он, ребята!?

-- Н-да... Закрутил!

-- Памороки ему забили! [Старое областное выражение; означает примерно: "задурили голову", "напустили туману".] Известно, с отчаянности чего не скажешь...

-- Ему бы от господина брандмейстера бумажкой какой запастись...

-- Много ты понимаешь! Причем тут брандмейстер?

-- Дикие мы. А только я тебя ушибить всегда могу!

-- То есть, это за что же?

-- Вообще.

--... Грядковая культура хлебов, милостивые государи, заключается в том, что в разрыхленную почву кладутся зерна, приблизительно на такой глубине, чтобы...

-- Виноват... Вы это о чем же?

-- Разве нельзя?

-- Нет, но вы имеете разрешения на беседу по поводу Думы, а это что же такое?.. какая-то культура... Хлеба...

--... Зерно в разрыхленной почве...

-- Послушайте, об этом не надо!

-- Хорошо-с. Население Австралии состоит, преимущественно из мужчин и женщин. Волки в диком состоянии очень опасны и коренное население Галиции...

-- В силу предоставленного мне права, я, находя изложение г. депутатом предположенной программы не по существу каковое носит характер насмешки над администрацией -- закрываю собрание.

-- Так.

-- Наговорился!

-- Отвел душеньку...

-- Ловко это насчет бюрократического режима прокатился. Волки, говорит, жрут, не разбирая мужчин и женщин, а мужики на грядках без хлеба сидят на манер Австралии.

-- То-то и оно. Жена, дети, а рискует чем!

-- Кучерявый, бежим, чичас бить почтейнейшую публику будут.

-- Господи ты мой! Дураков не сеют, не жнут...

-- Пойду это я сейчас и нарежусь -- до полного омертвления... Ей-Богу! И завалюсь до завтра... И завтра нарежусь! И послезавтра.

-- Эй, дядя!

-- Ну?

-- Ты не забудь и в среду нарезаться.

-- Будьте благонадежны.