I
Репортер Шмурыгин вышел из редакции в крайне угнетенном состоянии духа. Удручала его проборка, заданная редактором за доставление несвежего материала.
Последнюю остроту редактора он находил даже пошлой:
-- Если вы думаете, что всякая дичь должна быть несвежей, то жестоко ошибаетесь. Тем более что ваши утки большей частью доморощенные.
-- Это ты кому говоришь! -- шептал, идя по улице, пасмурный репортер. -- Ты говоришь, волосатый черт, представителю прессы! За это теперь и ответить можно...
Потом он стал мечтать:
-- Хорошо бы, если бы этот дом вдруг моментально провалился! Эффектная вещь. Строк на сто. Или какой-нибудь автомобиль, чтобы с размаху въехал в зеркальное стекло кондитерской. Воображаю, как позеленел бы Абзацов! А то он всюду со своим длинным носом первый поспеет.
С житейских событий он перешел на политические.
-- Хорошо бы депутатов стравить на драку... Потом -- впечатлений, интервью, показаний очевидцев -- рублей на сорок. Пойти разве и сказать одному правому депутату, что другой правый депутат назвал его идиотом. Тот ему задаст за идиота! Разве можно так оскорблять парламентского деятеля?! Да что толку... Потасовки-то ведь я не увижу. Ну, времена! Хотя бы на самоубийство какое, самое паршивое, наскочить.
И вслед за этой мыслью репортер вздрогнул, будто пронизанный электрической искрой...
Он увидел себя на пустынном мосту через Фонтанку, куда завели его сладостные грезы о несбыточном, и увидел не только себя, но и другого человека, свесившегося через перила моста и якобы любовавшегося гаснущим закатом.
-- Э! -- сказал самому себе Шмурыгин, -- зачем бы этому фрукту торчать здесь без дела и любоваться черт знает на что. Ясно, что парень ждет удобной минуты, чтобы, -- он не был бы репортером, если бы не сказал этой фразы, -- чтобы покончить все расчеты с жизнью.
У него ни на минуту не явилось мысли удержать предполагаемого утопленника от самоубийства. Человек в нем спал беспробудно. Проснулся репортер, настойчивый, любопытный и хладнокровный.
-- Может быть, черти унесут меня отсюда. Но сам я ни за что не отойду от этого моста. Покажу я им, какая у меня дичь бывает. Сам, напишу, видел. Восторг, что такое!!
И он, как ворон у падали, стал кружиться около моста.
II
Молодой человек не замечал ничего, что делалось вокруг него.
Репортер ясно видел, как он, стоя все в той же позе, судорожно цеплялся пальцами за верхушку перил, что-то бормотал про себя и, нахмурив брови, упорно, сосредоточенно смотрел на плескавшуюся под ним влагу.
-- Тоже не легко бедняге решиться, -- проснулся на секунду в Шмурыгине человек, но репортер внутренно показал человеку кулак, и тот спрятался.
-- И чего тянуть волынку. Не понимаю! -- сказал репортер.
Так, в томительном ожидании, с одной стороны, и бормотании с нахмуренным страдальческим взглядом, обращенным на воду, -- с другой, прошло полчаса.
Шмурыгину так надоело нудное ожидание, что он решил помочь событиям.
Подойдя к перилам и тоже облокотясь на них, Шмурыгин стал беззаботно смотреть вдаль.
Потом покосился на соседа и непринужденно сказал:
-- Каков закатец-то, а?
-- Чтобы черт побрал этот закатец. Меня бы это вовсе не огорчило! -- ответил угрюмо молодой человек.
-- Ага! Меланхолия! -- торжествующе подумал репортер. -- Тем лучше!
-- В сущности говоря, вы правы. Что такое закат? И что такое наша жизнь вообще? Так, одни страдания.
Собеседник промолчал, и это ободрило репортера.
-- Так вот, вдумаешься в жизнь и приходишь к заключению: ну, что в ней хорошего? И я преклоняюсь перед теми, которые по своей воле рвут эту серую, скучную нить жизни...
-- Идиотская жизнь, -- поддержал молодой человек. -- Я вот целый час стою здесь, и ничего мне не приходит в голову.
-- То есть вы не решаетесь?
-- На что?
Репортер смутился.
-- Ну, как вам сказать... Людей с характером очень мало. Это ведь не то, что взять, да и выпить бутылку этой зловонной воды.
-- Поверьте, что мне легче выпить бутылку этой зловонной воды.
-- Еще бы, -- сочувственно поддакнул репортер, -- ни в пример легче. А все-таки если вдуматься, то какой это пустяк: шаг за перила, один миг -- и тебя уже нет. Прелестно.
III
Молодой человек отодвинулся.
-- Вы это о чем же?
-- Спугнул! -- подумал Шмурыгин. И смущенно продолжал:
-- Я говорю насчет эпидемии самоубийств. В наше проклятое время они имеют большой резон д'этр [Резон д'этр (фр.) -- буквально "смысл существования", здесь: разумное основание, смысл.], как выражается наш передовик.
Молодой человек сочувственно закивал головой.
-- Ей-Богу, вы правы! Да вот взять хоть бы меня сейчас: в самую пору вниз головой с моста прыгнуть.
-- И вы думаете, что я буду вас отговаривать? Нет! Я очень понимаю, что значит, когда нет выхода. Впрочем, простите, я вам мешаю. Может, мой разговор в такие минуты неприятен.
-- О, нет, не беспокойтесь. Я все равно сейчас ухожу. Пойду в другое место, может быть, там что-нибудь выйдет.
Репортер похолодел, как труп, только что вытащенный из воды.
-- Ради Бога! Куда же вы? Разве здесь так плохо?
-- А разве хорошо? Я вот уже сколько времени час за часом бесцельно трачу здесь время. Прощайте!
Репортер задрожал от ужаса.
-- Но будто вам не все равно! Поверьте, жизнь так дурна... Каждый лишний час, проведенный на этой бессердечной земной коре, такое мучение... Тем более что нигде поблизости нет ни людей, ни лодок... Колоссальное удобство.
Неизвестный нахмурился.
-- Я вас не совсем понимаю! Что вы говорите? Затем, это волнение так подозрительно...
Шмурыгин покраснел и потупился.
-- Послушайте. Я буду с вами откровенен... Ведь вы меня не обманете! Я прекрасно понял, что вы собираетесь топиться. Ну, хотите топиться -- Христос с вами -- топитесь. Идея не глупая. Но какого черта вам искать другого места. Чем здесь, спрашивается, плохо? Место пустынное, вода глубокая -- превосходно! Фить! Как камень. А тащиться куда-то, где вас всегда могут вытащить, это, -- простите, -- даже глупо.
IV
Молодой человек выслушал горячую речь репортера, сосредоточенно думая о чем-то другом.
-- Вы знаете, я, кажется, буду вам очень благодарен... Но, скажите откровенно, для чего вам понадобилось, чтобы я утонул именно здесь?
-- Я хотел лично видеть все это.
Неизвестный покачал головой.
-- Жестокое, бессмысленное любопытство!
Репортер ударил себя ладонью в грудь.
-- Жестокое? Бессмысленное? Ошибаетесь! Я думал, что имею дело с умным человеком. Ведь, поймите, вам решительно все равно, а я, в качестве репортера, заработаю на этом деле. Вы не можете представить, в какой цене очевидцы.
Веселое выражение появилось на лице незнакомца.
-- Позвольте пожать вашу руку. Не зная того сами, вы оказали мне большую услугу!
-- Боже мой! Какую?
-- Вы мне дали тему для рассказа.
-- Черт возьми! А... топиться? -- разочарованно воскликнул Шмурыгин.
-- Да с чего вы взяли, дубовая голова, что я хочу прыгнуть в воду? Просто я стоял на месте, где мне никто не мешал, и хотел выжать тему для нового фельетона. Иногда мысль совершенно не работает. А вы мне дали прекрасный сюжет. Хе-хе. Всего хорошего -- побегу писать.
-----
Как пришибленный, поплелся репортер за фельетонистом.
И в мозгу зашевелились мысли:
-- Хорошо, если бы ветром занесло сюда на Фонтанку какой-нибудь воздушный шар... Чтоб в лепешку шмякнулись голубчики! Или чтобы тот, идущий рабочий, поскользнулся и в кармане у него разорвалась бомба. Жаль только прохожих мало -- жертв почти не будет... Человек в нем спал.