-- Вы г. А?
-- Да. Чем могу быть полезен?
-- Я представитель фирмы "Дирк и Голлинс". Конечно, слышали?
Конечно, я не слышал. Но терпеть не могу признаваться в подобных вещах. Наоборот, в таких случаях моя система -- полная осведомленность.
-- А-а... Как же! Как же!! Ну, как поживает старина Дирк? Попрыгивает?
-- О, его уже нет и на свете. Двадцать лет тому назад умер.
-- Ну, что вы! Воображаю, как круто приходится теперь несчастному Голлинсу... Наверное, от былой жизнерадостности не осталось и следа?
-- Никакого следа, совершенно верно. Двадцать четыре года тому назад он скончался, г. Голлинс.
Я был раздосадован.
-- Э, черт возьми! Что же тогда осталось от этой знаменитой фирмы?! От "Дирка и Голлинса"? Вероятно, один только союз "и"...
-- Осталась фирма, -- внушительно сказал посетитель.
Это был худощавый детина с синими вялыми щеками и такими редкими волосами на голове, что голова эта напоминала подушку для булавок. Глаза его были сухи, руки сухи и обращение сухо-деловое. Нельзя было представить себе этого человека пляшущим, обнимающим женщину или играющим в лапту.
Сюртук висел на его плечах угрюмо-деловыми складками.
-- Какое же вы ко мне имеете дело?
Он склонил набок свою розовую подушку для булавок и сказал, пережевывая губами какое-то таинственное съестное:
-- Я хочу предложить вам приобрести у нас ротационную машину.
-- Вот как! -- удивился я. -- Что же вас натолкнуло на эту мысль?
-- Как что? Вы печатаете несколько журналов, у вас издательство -- вам стыдно не иметь ротационной машины!
Вчера один лошадиный барышник при помощи этих же самых доводов убеждал меня купить пару лошадей:
-- У вас несколько журналов, вы имеете издательство -- вам стыдно не иметь лошадей.
Но вчерашнее предложение было ясно -- мне предлагали лошадей, я от лошадей отказался. Отказался от известных мне домашних животных, четвероногих, однокопытных, служащих человеку для перевозки тяжестей и для катанья. Я знал, что делал.
"Ротационная машина" -- я был в совершенном недоумении, -- что это за машина и для каких целей служит она человечеству?
-- Да... -- сказал я. -- Я уже давно подумывал об этой машине, но меня берет сомнение: удастся ли мне получить машину хорошего качества?
-- Лучше наших машин не найдете!
-- Ах, господи! -- печально возразил я. -- Это все так говорят... А доведись до дела -- с этой машиной наплачешься.
-- Помилуйте! У нас модель 1902 года!
Я умилился.
-- Совсем молоденькая. А как размер... большая она?
-- Помилуйте -- обыкновенная.
-- Так, так...
Я встал, подошел к шкафу, в котором лежал энциклопедический словарь, и стал шарить "рот". "Рот" не было. Сам же я на днях и стащил домой "рот" для выяснения спора с женой о происхождении Ротшильдов.
Вернувшись к столу, я сказал:
-- Не изложите ли вы мне преимущества вашего... вашей этой машины. Какова, например, ее работа?
-- То есть в час?
-- Ну да, в час. Не в год же, в самом деле.
-- Она делает в час около 5000.
Меня тянуло спросить: "чего?", -- но я не спросил из присущего всем нам ложного самолюбия.
"Не служит ли эта проклятая машина для катанья? -- пришло мне в голову. -- Вероятно так, если она делает в час столько-то".
Я солидно сказал:
-- Вы говорите, что ваша машина делает в час около 5000. Цифра порядочная. Но это -- во всякую погоду?
-- Помилуйте, -- пожал плечами представитель "Дирка и Голлинса". -- Вы преувеличенного мнения о нежности наших машин. Погода для нее абсолютно безразлична.
-- Вы говорите, она делает 5000 в час в любую погоду. И это при любой дороге?
Ужас и изумление отпечатлелись на его деловом лице. Мне даже показалось, что редкие волосы на его голове, похожие на булавки, воткнутые в подушку, зашевелились.
-- Любая дорога? О какой дороге вы толкуете?
-- Может быть, я не совсем по-русски выразился, -- развязно возразил я. -- Мне бы следовало вместо "дороги" сказать "пути". Она дает эти 5000 при любом пути эксплуатации, избранном ее владельцем.
Посетитель, казалось мне, стал терять равновесие.
-- При чем тут "любой путь". Я думаю, для ротационной машины путь один! Не будете же вы на ней шить себе платье или рубить котлеты.
(Слава богу! По крайней мере, теперь я знаю, что таинственная машина не предназначена ни для рубки котлет, ни для портняжных работ.)
-- Ну-с... Что же вы еще желаете узнать о нашей машине?
Я барахтался в океане растерянности и недоумения. Я тонул и, как всякий утопающий, схватился за первое, что мне пришло в голову.
-- Сколько человек она может выдержать? -- в отчаянии крикнул я.
-- Вы странный покупатель. Никто из наших прежних покупателей не интересовался ротационной машиной с этой стороны.
-- Конечно, -- язвительно рассмеялся я. -- Ваши предыдущие покупатели принадлежали, вероятно, к тому сорту людей, который покупает кота в мешке. Я не таков, милостивый государь. Я спрашиваю: скольких людей ваша машина выдерживает?
-- Но, бог мой! -- отчаянно вращая глазами, вскричал представитель машин. -- Не будете же вы с вашими друзьями ездить на ротационной машине?
-- И не думал, -- обидчиво сказал я. -- Если я в своем выражении допустил некоторую неточность, красивую аллегорию...
-- Виноват, может быть, вы хотите спросить -- скольких людей требует наша машина?
-- Ну да, конечно! Хотя это не совсем точно, -- срезал я его. -- Машина не может "требовать".
-- Ну, другими словами, за ней требуется уход трех-четырех человек.
-- Тремя обойдусь! -- нахально заявил я. -- Только меня одно смущает: нет ли в вашей машине таких дефектов, которые лишали бы возможности быть ею довольным.
-- Вы говорите о ленте? Будьте покойны, главное достоинство наших машин -- они почти не рвут ленты.
Я мог перечислить в тот момент десятки предметов, которые во всю мою жизнь не перервали ни одной ленты -- и никто не ставил им этого в особую заслугу. Стоило только креслу, или этажерке, или телефонному аппарату не перервать ни одной ленты -- и мой собеседник отзывался бы о поведении этих бездушных предметов восторженно. Не было ничего легче, как заслужить расположение этого человека!..
-- "Почти", -- критически сощурил я глаз. -- Почти!.. Мне нужно, чтобы лента совсем не рвалась.
Он развел руками.
-- Этого вы не достигнете! Это недостижимый идеал!
-- К идеалам, молодой человек, нужно стремиться, -- нравоучительно сказал я.
-- Наша фирма и стремится. Например, что вы на это скажете: наша машина дает сразу двухцветную форму!
-- Кому дает? -- бестолково спросил я.
-- Вам же! А то кому еще.
Этот ответ окончательно сокрушил меня. Как! Мне предлагают машину, которая должна дать мне какую-то особую форму, да еще двухцветную. Пусть это будет гимнастический аппарат!.. Но почему он дает двухцветную форму? И притом -- сразу! Впрочем, аппарат, делающий 5000 в час... От него можно всего ожидать.
-- Вы полагаете, -- спросил я, колеблясь, -- что я особенно гонюсь за двухцветной формой?
-- Конечно, полагаю. К этому все стремятся.
-- Да? Представьте себе, что я к этому равнодушен. Милосердный Господь создал нас по образу и по подобию своему, и мы должны такими же и оставаться. Я предпочитаю развивать и совершенствовать свои умственные богатства, а не грубую животную силу!
-- Пожалуйста! -- раздражительно сказал он, пожевывая губами невидимую пищу. -- Но предупреждаю вас -- на плоских машинах2 далеко не уедете.
-- Я вас не пойму, -- развел я руками, пораженный. -- То вы сомневаетесь, чтобы я мог с друзьями ездить на ротационной машине, а то утверждаете, что на плоских машинах далеко не уедешь. На чем же мне тогда ездить?
-- Это дело вашего личного вкуса!.. Но я вижу, что ротационная машина вам не нужна. Прощайте!
-- А разве я утверждал противное, -- возразил я с тонкой улыбкой. -- Всего хорошего. Так старик Дирк отправился к праотцам? Досадно, досадно!
В дверях представитель машин остановился... Обернулся ко мне и сказал:
-- Не предложить ли вам хорошенькую "американку"?3
Я вспыхнул до корней волос и принужденно засмеялся.
-- Кого?
-- "Американку"! Очень хорошая "американка". Вы ее работой будете довольны. Попробуйте, не понравится -- заберу обратно.
-- Вы и этим делом занимаетесь? -- проворчал я, с омерзением глядя на этого разнузданного человека. -- Нечего сказать -- нравы!
-- Что? Может быть, у вас уже есть "американка"? Может быть, и не одна?
-- Прощайте, -- грубо сказал я. -- У меня есть жена, милостивый государь! Нам с вами не о чем больше разговаривать!
Я проклинаю свое ложное самолюбие, которое отравляет мне жизнь. Что стоило бы сразу спросить у моего гостя -- какой тип гимнастической машины он называет ротационной машиной?.. Тогда не пропал бы у меня час прекрасного рабочего времени, в течение которого можно было бы написать какую-нибудь действительно хорошую вещь...