Купец Пуд Исподлобьев, окончив обед, отодвигал тарелку, утирал салфеткой широкую рыжую бороду, откидывался на спинку стула, ударял ладонью по столу и кричал:
-- Чтоб они пропали, чертово семя! Чтоб они заживо погнили все! Напустить бы на них холеру какую-нибудь или чуму, чтоб они пооколели все!!
Бледная робкая жена Пуда всплескивала худыми руками и в ужасе широко раскрывала испуганные глаза:
-- Кого это ты так, Пуд Кузьмич?
Пуд ожесточенно теребил рыжую бороду.
-- Всех этих чертей -- французов, американцев и китайцев. Штоб знали!
-- Да за что же это ты их так?
-- Потому -- иностранцы. Потому -- не лезь.
Он сладко улыбался.
-- У нас в городу француз булочный магазин завел... Взять бы ночью пойти, да сдаля побить ему стекла каменьем. Стекло дорогое, богемское...
-- Да ему ж убыток? -- задумчиво возражала жена.
-- Пусть. Зато и иностранец. Ха-ха-ха! Вчерась я итальянца, который с фигурами, встретил. Ты, говорю, такой-сякой, чтоб тебя градом побило, патент на право торговли имеешь? В церковь ходишь? Да по корзине его! Народ, полиция; с околоточным потом беседовал. Как в романе.
Жена робко моргала глазами и молчала. Ей было жалко и француза булочника, и итальянца, но она сидела тихо, не шевелясь, и молчала.
* * *
Через некоторое время купец Пуд Исподлобьев опять, сидя за обедом, судорожно схватился за свою рыжую бороду и стал кричать:
-- Чтоб вас небесным огнем попалило, чтоб вы с голоду все попухли, чтоб вас нутряной червь точил отныне и до века!!
-- Французов? -- спросила жена.
Пуд Исподлобьев ударил кулаком по ребру стола.
-- Нет, брат, не французов! Полячишки эти, жидята, татарва разная... Нет на вас, гадов, праведного гнева Божьего!!
-- Да они ж в России живут, -- недоумевающе сказала жена.
-- Это нам безразлично -- все равно! Не наши черти!
Он задумался.
-- Вытравить бы их порошком каким, что ли. Или пилюлей. Потому иностранцы.
Однажды учитель местной гимназии приехал к Пуду Исподлобьеву с подписным листом.
-- Что? -- угрюмо спросил Пуд.
-- Не подпишетесь ли от щедрот своих? Страшное бедствие -- голод, болезни, голодный тиф.
-- Где? -- спросил Пуд.
-- В Самарской губернии.
-- Ходи мимо, учитель. Пусть дохнут от тифа! Так и надо.
-- За что? -- изумился учитель.
-- Потому -- мы рязанские, а они что? Самарцы. Не нашей губернии. Ходи мимо.
-- Да что вы такое говорите?! -- ахнул учитель. -- Разве они не такие же русские, как и мы?
-- Нет, -- упрямо сказал Пуд. -- Не такие. Не пожертвую. Будь еще наши, рязанские. А то какие-то иностранные люди -- самарцы.
-- Да какие же самарцы иностранные?! Они русские, как и мы с вами.
-- Врешь ты, придаточное предложение! Русские, брат, мы -- рязанцы!
Учитель внимательно посмотрел на Пуда, покрутил головой и уехал.
* * *
Сидели за чаем.
-- Человек пришел, -- доложила кухарка. -- В дворники найматься.
-- Зови, -- сказал Пуд Исподлобьев. -- Это ты, брат, дворником хочешь?
-- Мы.
-- А какой ты, тово... губернии?
-- Здешней. Рязанской.
-- Это хорошо, что Рязанской. А уезда?
-- Да уж какого ж уезда? Уезда мы Епифанского.
-- Вон! -- закричал купец. -- Гони его, кухарка! Наклади ему, паршивцу, по первое число.
-- За что ты? -- спросила подавленно жена после долгого молчания.
-- Иностранец.
-- Царица небесная! Да какой же он иностранец?! Наш же, рязанский.
-- Знаем мы. Рязанский -- рязанский, а уезда-то не нашего. Иностранного. Этакий ведь чертяга, убей его громом...
* * *
Если бы изобразить поведение купца Пуда Исподлобьева в виде спирали -- было бы ясно, что он со страшной быстротой мчался от периферии к центру. Круги делались все уже и уже, и близко виднелась та трагическая мертвая точка, которой заканчивается внутри всякая спираль.
На другой день после изгнания дворника к Пуду приехал в гости купец Подпоясов, живший от него через две улицы.
Пуд вышел к нему и сказал:
-- Ты чего шатаешься зря! Гнать я решил всех вас, иностранцев, по шеям... Нет у меня на вас жалости!
-- Пуд Кузьмич! -- отшатнулся Подпоясов. -- Побойся Господа! Да какой же я иностранец?!
-- Бога мы боимся, -- сухо отвечал Пуд. -- А только раз ты живешь в другом квартале, на другой улице, то есть ты не более, как иностранец. Вот вам Бог, вот -- порог... Иди, пока не попало...
Спираль сузилась до невозможности.
Пуду уже было тесно даже у себя дома. Он долго крепился, но в конце концов не выдержал...
Однажды позвал жену и детей, злобно посмотрел на них и сказал:
-- Пошли вон!
Жена заплакала.
-- Грех тебе, Пуд Кузьмич!.. За что гонишь?
-- Иностранцы вы, -- сказал Исподлобьев. -- Нету у меня к вам чувства, чтоб вы подохли!
-- Да какие ж мы иностранцы, Господи ж? Такие же, как и ты, -- Исподлобьевы...
-- Нет не такие, -- сердито закричал Пуд. -- Не такие! Я Исподлобьев, а вы -- что такое? Иностранцы паршивые... Вон с моих глаз!..
* * *
В большом пустом купеческом доме бродил одинокий истощенный Пуд... Он уже не ел несколько дней, а когда жена из жалости приносила ему пищу, он бросал в нее стульями, стрелял из револьвера и яростно кричал:
-- Вон, иностранка!!
Так он прожил неделю. К началу второй недели спираль дошла до своей мертвой точки. Пуд Исподлобьев увидел, что и он не более, как иностранец...
Висел три дня. Потом заметили, сняли с петли и похоронили.
Хоронили иностранцы.