"Спрос на порнографическую литературу упал. Публика начинает интересоваться сочинениями по истории и естествознанию".
(Книжн. известия)
Писатель Кукушкин вошел, веселый, радостный, к издателю Залежалову и, усмехнувшись, ткнул его игриво кулаком в бок.
-- В чем дело?
-- Вещь!
-- Которая?
-- Ага! Разгорелись глазки? Вот тут у меня лежит в кармане. Если будете паинькой в рассуждении аванса -- так и быть, отдам!
Издатель нахмурил брови.
-- Повесть?
-- Она. Ха-ха! То есть такую машину закрутил, такую, что небо содрогнется! Вот вам наудачу, две-три выдержки.
Писатель развернул рукопись.
"...Темная мрачная шахта поглотила их. При свете лампочки была видна полная, волнующаяся грудь Лидии и ее упругие бедра, на которые Гремин смотрел жадным взглядом. Не помня себя, он судорожно прижал ее к груди, и все заверте..."
-- Еще что? -- сухо спросил издатель.
-- Еще я такую штучку вывернул: "Дирижабль плавно взмахнул крыльями и взлетел... На руле сидел Маевич и жадным взором смотрел на Лидию, полная грудь которой волновалась и упругие выпуклые бедра дразнили своей близостью. Не помня себя, Маевич бросил руль, остановил пружину, прижал ее к груди, и все заверте..."
-- Еще что? -- спросил издатель так сухо, что писатель Кукушкин в ужасе и смятении посмотрел на него и опустил глаза.
-- А... еще... вот... Зззаб... бавно! "Линевич и Лидия, стесненные тяжестью водолазных костюмов, жадно смотрели друг на друга сквозь круглые стеклянные окошечки в головных шлемах... Над их головами шмыгали пароходы и броненосцы, но они не чувствовали этого. Сквозь неуклюжую, мешковатую одежду водолаза Линевич угадывал полную волнующуюся грудь Лидии и ее упругие выпуклые бедра. Не помня себя, Линевич взмахнул в воде руками, бросился к Лидии, и все заверте..."
-- Не надо, -- сказал издатель.
-- Что не надо? -- вздрогнул писатель Кукушкин.
-- Не надо. Идите, идите с богом.
-- В-вам... не нравится? У... у меня другие места есть... Внучек увидел бабушку в купальне... А она еще была молодая...
-- Ладно, ладно. Знаем! Не помня себя он бросился к ней, схватил ее в объятия, и все заверте...
-- Откуда вы узнали? -- ахнул, удивившись, писатель Кукушкин. -- Действительно, так и есть у меня.
-- Штука нехитрая. Младенец догадается! Теперь это, брат Кукушкин, уже не читается. Ау! Ищи, брат Кукушкин, новых путей.
Писатель Кукушкин с отчаянием в глазах почесал затылок и огляделся:
-- А где тут у вас корзина?
-- Вот она, -- указал издатель.
Писатель Кукушкин бросил свою рукопись в корзину, вытер носовым платком мокрое лицо и лаконично спросил:
-- О чем нужно?
-- Первее всего теперь читается естествознание и исторические книги. Пиши, брат Кукушкин, что-нибудь там о боярах, о жизни мух разных...
-- А аванс дадите?
-- Под боярина дам. Под муху дам. А под упругие бедра не дам! И под "все завертелось" не дам!!!
-- Давайте под муху, -- вздохнул писатель Кукушкин.
* * *
Через неделю издатель Залежалов получил две рукописи. Были они такие:
I. Боярская проруха
Боярышня Лидия, сидя в своем тереме старинной архитектуры, решила ложиться спать. Сняв с высокой волнующейся груди кокошник, она стала стягивать с красивой полной ноги сарафан, но в это время распахнулась старинная дверь и вошел молодой князь Курбский.
Затуманенным взором, молча, смотрел он на высокую волнующуюся грудь девушки и ее упругие выпуклые бедра.
-- Ой, ты, гой, еси,-- воскликнул он на старинном языке того времени.
-- Ой, ты, гой, еси, исполать тебе, добрый молодец! -- воскликнула боярышня, падая князю на грудь, и -- все заверте...
II. Мухи и их привычки
(ОЧЕРКИ ИЗ ЖИЗНИ НАСЕКОМЫХ)
Небольшая стройная муха с высокой грудью и упругими бедрами ползла по откосу запыленного окна.
Звали ее по-мушиному -- Лидия.
Из-за угла вылетела большая черная муха, села против первой и с еле сдерживаемым порывом страсти стала потирать над головой стройными мускулистыми лапками. Высокая волнующаяся грудь Лидии ударила в голову черной мухи чем-то пьянящим... Простерши лапки, она крепко прижала Лидию к своей груди, и все заверте...