Гражданин Иван Братушкин пришел к своему приятелю Петру Наздарову и, бледный, решительный, вдохновенно сказал:

-- Наздаров! Мы, русские граждане, не можем остаться равнодушными к тому, что наши братья-славяне могут погибнуть в неравной борьбе... Мы должны спасти их... Это безобразие!..

Из-под стула вылез шпик и схватил Братушкина за руку:

-- А-а... Ты так-то?! Осуждаешь наш режим? Безобразие? Пойдем-ка со мной?! Там тебе покажут безобразие!!!

-- Да я не насчет нашего режима, -- захныкал Братушкин. -- Я относительно турок...

-- Э, нет, брат! Если сказал -- безобразие, значит, относительно нас. Это мы тоже хорошо понимаем.

Братушкина заковали в кандалы и под надежным конвоем повели.

* * *

Счастливо отделавшись штрафом за осуждение и критику действий правительства, Братушкин повеселел и опять пришел к Наздарову.

-- Друг, Наздаров! Мы, русские граждане, все-таки должны возвысить свой свободный голос против турецкого насилия и восстановить попранные права родных нам по духу сербов. Давай напишем могучее воззвание, и наш мощный голос потрясет всех, кого он достигнет.

-- Ладно, -- согласился озаренный суровой и непоколебимой решимостью Наздаров. -- Напишем. Потрясем. Достигнем.

Он сел за стол и начал на листе бумаги:

"Воззвание. Все, в ком не умолкла совесть, и кто чувствует себя другом справедливости, должны выразить громкий протест"...

Из-под комода вылез запыленный, полураздавленный шпик и торжествующе вскричал:

-- Те-те-те! Протест? В ком не умолкла совесть?! Обращение к кадетам-максимилистам? Пожалуйте-с!

-- Виноват... Но это по поводу турецких насилий...

Шпик держался за тощий живот и хохотал.

-- Уморили! Австрийские насилия?! Хо-хо! Ковальчук! Заходи справа... Хватай этого рыжего! А я и Топоренко справимся с этим... Вяжи их!

* * *

Выйдя из тюрьмы, Наздаров и Братушкин нерешительно остановились на углу и переступили с ноги на ногу.

-- Наздаров! -- сказал Братушкин.

-- Что, Братушкин? -- сказал Наздаров.

-- В качестве граждан великой славянской страны, мы можем и должны спасти Сербию, которая бьется в тисках турецкого насилия... Объединимся! Устроим собрание для выяснения дальнейших тактических шагов.

-- Живио!! -- радостно закричал восторженный Наздаров.

Стоявший недалеко городовой наградил друзей несколькими тумаками за нарушение тишины, и разогнал их в разные стороны.

К сожалению, администрация не разрешила собрания, посвященного балканским делам, -- и лицам, сочувствующим идее облегчения участи Сербии, пришлось собраться на конспиративной квартире.

Это было совершенно безопасное место -- мастерская модной портнихи, сочувствующей идее облегчения участи балканских славян.

Наученные опытом, Наздаров и Братушкин осмотрели все углы, стулья, заглянули даже в швейные машины, и только тогда со спокойным сердцем открыли заседание, посвященное великой задаче освобождения людьми великой страны людей маленькой страны.

-- Граждане! -- вскричал Наздаров, -- доколе же мы будем переносить насилие наглой зазнавшейся толпы османов [Османами часто называли турок (от огромной Османской империи, распространявшейся от Ближнего Востока до Балканского полуострова, от Средних веков до 18 в.).]. Мы тоже славяне, и нашим стремлением должно быть: защита всех славян от ига рабства, мощное слово негодования против насильников и активная помощь страдальцам...

Манекен, на котором было надето роскошное дамское гипюровое платье, зашевелился, сбросил с себя облекавшие его кружева и гипюр, и закричал на чистом русском языке:

-- Неразрешенное собрание? Ага... Побледнели, голубчики?! Эй, кто там!!! Дорофеев, Сиволдайченко, Просандеин... Бери, хватай, вяжи...

На этот раз зачинщикам смуты и беспорядка, отчаянным Братушкину и Наздарову удалось бежать из окруженной со всех сторон модной мастерской...

Пойманы они были на границе, в то время, когда перебирались в несчастную угнетенную Сербию с оружием и боевыми снарядами.

Когда их везли в тюрьму -- оба плакали и молились:

-- Пропала несчастная Сербия! Боже, Ты видишь, что мы уже ничего не можем сделать... Спаси Сербию!

* * *

Недавно я проходил мимо окон тюрьмы и, сделав несколько шагов, заметил, что на землю из окна упала бумажка, залепленная черным хлебом:

На бумажке было написано:

-- Братья русские! В качестве русских граждан, горячо протестуем против насилий и безобразий, под гнетом которых изнывает несчастная Сербия... Братья русские! Поднимем свой мощный грозный голос против турок и австрийцев и заступимся за угнетаемых славян!!

Записка эта показалась мне не совсем ясной и была препровождена графу В. Бобринскому для разъяснения. [Владимир Алексеевич Бобринский (р. 1868) -- граф, помещик, фабрикант, депутат II -- IV Гос. дум от Тульской губернии, правый националист; с 1919 -- в эмиграции.]

Фельетон написан в связи с событиями на Балканах, где в 1910-1913 гг. шли выступления против остатков турецкого владычества. На заседаниях Гос. думы эти вопросы постоянно поднимались. В события на Балканах стремились вмешиваться и Россия, и Австрия и др. государства Европы.