Я расскажу все как было.

-- Как вы предполагаете назвать эту книгу? -- спросил мой издатель.

-- Я подумаю, -- отвечал я. -- Через три дня дам вам ответ.

Через три дня, встретившись со мной, издатель вторично задал тот же вопрос.

Я поднял глаза к небу и тихо сказал:

-- Жаркое, пышное лето... Медленная, зеркальная река, обрамленная дремлющей зеленью... Я стою на берегу и один за другим бросаю в воду круглые камушки... С громким всплеском они падают, исчезают, но от них бегут круги... Сначала маленький круг -- резкая, энергичная морщина на зеркальной глади... За маленьким -- больший, тоже четкий и энергичный, а за ним все более и более широкие, но уже нежные, незаметные... какие-то умиротворенные и кроткие... И последний огромный круг, замирающий где-то за пределами моего зрения, совсем неуловимый, как улыбка на лице умирающего... Я бросаю второй, третий камушек. Такие же ожерелья появляются вокруг того места, где он утонул, -- ширятся, расплываются и умирают. Вернее, не умирают, -- они все идут, идут крошечными, микроскопическими волнами, но простой, грубый глаз их не увидит...

-- Все это так, -- перебил издатель, этот человек с типографской машиной вместо сердца, -- но все-таки как же вы назовете книгу?

-- Мои рассказы, -- задумчиво сказал я, -- те же круги по воде... Сравнение головы читателя с рекой, в которую бросаешь камни, немного смелое, но я прибегаю к этому сравнению, чтобы вы меня поняли... Мои рассказы так же должны западать в читательские головы и, сделав в читательской памяти резкий, энергичный круг, постепенно расплыться на всю читательскую жизнь нежными, еле уловимыми волнами.

-- Пожалуй, это для читателя слишком сложно, -- возразил издатель. -- Он не сумеет всего этого проделать.

-- Чего проделать? Ему ничего не надо и проделывать. Это сделается само собой...

-- Значит, вы говорите, что берете книгу, бросаете ее читателю в голову, и он...

-- Да нет же! -- нетерпеливо сказал я. -- Просто книга выходит обыкновенным способом, но я даю ей такое название, которое должно иметь некоторую логическую связь с ее содержанием.

-- Я немного не понял... как название? "Широкая, пышная река летом, в которую вы..."

-- Ах, Боже мой! Я назову книгу: "Круги по воде". При чем тут пышная река летом?

Понял ли меня этот человек, с фальцовочной машиной вместо души, презиравший всякое первое издание, еле раскланивавшийся с третьим и подобострастный, суетливый перед десятым? Я думаю, нет.

Тем не менее он сказал:

-- Как хотите. Значит, круги по воде? Я, значит, сегодня же заказываю обложку художнику.

* * *

Конечно, кроме себя, никого винить мне не следует. Нужно было обстоятельно потолковать с художником, рисовавшим обложку, чего я, за недосугом, не сделал.

Увидев эту обложку уже в печати, я зашатался... У меня потемнело в глазах и из груди вырвался стон.

-- Что это такое?! -- закричал я, сдерживая готовые хлынуть слезы.

-- Круги на воде, -- самодовольно сказал художник. -- Не думаете ли вы, что их маловато? Я на них не скупился.

-- Это круги на воде! -- застонал я. -- Совсем другая мысль!.. А мне нужно было не "на", а "по"! Слушайте!

Я, обессиленный, опустился на стул и тихо начал:

-- Жаркое, пышное лето... Медленная, зеркальная река... Я стою на берегу и один за другим бросаю в воду камушки... И от них бегут круги...

-- Да... -- неуверенно сказал художник. -- Те круги иначе рисуются... Другой сорт... Впрочем, знаете что? Оставьте так.

-- Так?! А моя мысль, моя прекрасная аллегория...

-- Так тоже получается аллегория... Вы выпустили книгу. Для всякого человека, которого гнетет тоска, это тот спасательный круг, за который он должен ухватиться...

-- Вы мне не льстите? -- подозрительно спросил я.

-- Что вы! Прекрасная книга! Прямо спасение утопающих.

-- Ну вы думаете, прекрасная? -- улыбнулся я сквозь слезы.

-- Она-то? Поразительная книга!

Это меня немного успокоило.

-----

Я счел необходимым предпослать читателям это краткое объяснение, боясь, чтобы они не заподозрили меня в отсутствии сообразительности.

Виноват художник.

Нет более прямолинейных и "не от мира сего людей", чем художники.

Недавно я попросил того же самого художника нарисовать обложку для "альманаха мелочей" под названием. "Пауки в банке".

-- Хорошо, понимаю! -- сказал он, вдумавшись в заглавие. -- Это будет очень забавно: изобразить помещение банка и за конторками сидят этакие пауки, водя лапами по книгам...

-- Боже вас сохрани! Не банк, а банка. Пауки в банке! Аллегория собрания ядовитых мелочей!

Нет более прямолинейных и стремительных людей, чем художники.

Попробуйте поручить одному из них нарисовать, не объяснив как следует, зайчиков на стене. Будьте уверены, что он аккуратно развесит на стене головой вниз десяток мертвых зайцев и будет утверждать потом, что тут есть тоже аллегория.

Автор