Недавно я съ ужасомъ прочелъ два анекдота объ извѣстныхъ людяхъ.
Первый былъ о покойномъ генералѣ Драгомировѣ.
Вотъ онъ -- буквально:
"Какъ извѣстно, Драгомировъ отличался остроуміемъ и находчивостью.
Одинъ знакомый какъ-то спросилъ его:
-- Что бы вы сдѣлали, если бы завтра получили извѣстіе, что турки перешли границу и находятся уже подъ Кіевомъ?
Ни слова не говоря, Драгомировъ снялъ съ пальца дорогое обручальное кольцо съ великолѣпнымъ брилліантомъ и сказалъ знакомому:
-- Надѣньте это кольцо себѣ на ногу.
-- Но это невозможно! -- отвѣчалъ, вскрикнувъ, удивленный знакомый.
-- Вотъ также невозможно, чтобы турки осмѣлились напасть на Россію, -- хладнокровно отвѣтилъ покойникъ.
Эта манера рѣзко и прямолинейно, не стѣсняясь ни чѣмъ, говорить то, что онъ думаетъ, создала ему много враговъ, чего нельзя сказать объ окружающихъ".
Второй анекдотъ такой:
"Покойный поэтъ Минаевъ отличался замѣчательнымъ искусствомъ говорить экспромты.
Вотъ одинъ изъ лучшихъ его экспромтовъ, сказанныхъ на похоронахъ извѣстнаго въ то время желѣзнодорожнаго строителя М., отличавшагося всѣмъ извѣстной слабостью къ слабому полу, который имѣлъ нѣсколько побочныхъ семействъ, кромѣ прямого.
Именно, увидѣвъ погребальную колесницу съ трупомъ покойника, онъ сказалъ находившемуся тутъ же актеру, Б., большому любителю кутнуть и пріятелю начинавшаго входить въ моду Достоевскаго:
О, человѣче! Былъ ты глупъ --
Теперь лежитъ предъ нами трупъ.
Покойся, милый прахъ, до радостнаго утра,
Пока червякъ не съѣлъ твое все нутро.
Остроумные экспромты извѣстнаго поэта доставляли ему въ свое время множество враговъ".
* * *
Выше я сказалъ, что прочелъ эти два анекдота съ ужасомъ.
Дѣйствительно -- вдумайтесь въ смыслъ всей этой полуграмотной чепухи: вплетаетъ ли она новые лавры въ чудесные вѣнки, которыми увѣнчаны оба "извѣстныхъ покойника".
И прочтя эти безсмысленныя строки, я, по ассоціаціи, призадумался надъ своей будущей судьбой. Дѣйствительно: вчера въ одной изъ газетъ передъ моимъ именемъ я впервые увидѣлъ пряное, щекочущее слово: "извѣстный".
Странное слово... Странное ощущеніе...
Итакъ -- я "извѣстный"..
Неужели?
Я человѣкъ по характеру очень скромный, и никогда не думалъ о себѣ этого... Ну -- пишу. Ну -- читаютъ.
Но чтобы все это было до такой степени -- вотъ ужъ не представлялъ себѣ!
И тутъ же я понялъ -- какую громадную отвѣтственность налагаетъ на меня это слово.
-- Дѣйствительно -- когда я былъ неизвѣстный -- пиши какъ хочешь, о чемъ хочешь и когда хочешь, ѣшь, какъ всѣ люди ѣдятъ, ходи въ толпѣ, толкаясь, какъ и другіе толкаются, и если на твоемъ пути завязалась между двумя прохожими драка, -- ты можешь остановиться, полюбоваться на эту драку или даже, въ зависимости отъ темперамента -- принять въ ней дѣятельное участіе, защищая угнетенную, по твоему мнѣнію, сторону.
А въ новомъ положеніи съ титуломъ -- "извѣстный" попробуй-ка!
Когда ѣшь -- всѣ смотрятъ тебѣ въ ротъ. Вмѣсто большого куска откусываешь маленькій кусочекъ, мизинецъ отставляешь, стараясь держать руку изящнѣе, и косточки отъ цыпленка уже не выплевываешь беззаботно на край тарелки (скажутъ -- некрасиво), а, давясь, жуешь и проглатываешь, какъ какой-нибудь оголодавшій сеттеръ.
Съѣшь лишній кусокъ -- всѣ глазѣющіе скажутъ -- обжора.
Покажешься подъ руку со знакомой барышней -- развратникъ.
Заступишься въ уличной дракѣ за угнетеннаго -- всѣ закричатъ: буянъ, драчунъ! ("Навѣрное, пьянъ былъ!.. Вотъ они, культурные писатели... А еще извѣстный! Нѣтъ, Добролюбовъ, Бѣлинскій и Писаревъ въ драку бы не полѣзли").
И, благодаря этому, столько народа, заслуживающаго быть битымъ, остается не битымъ, что нравы грубѣютъ, и жизнь дѣлается еще тяжелѣе.
Наибольшая же трагедія -- это тѣ анекдоты о моемъ умѣ, находчивости и сообразительности, которые будутъ разсказываться и приводиться въ газетахъ (отдѣлѣ "смѣсь") послѣ моей смерти...
Воображаю:
"Извѣстный (разъ другіе писали, могу же и я написать?) писатель Аркадій Аверченко отличался дьявольской сообразительностью и находчивостью.
Одинъ знакомый спросилъ его:
-- Кто, по-вашему, выше -- Шекспиръ или Гѣте?
-- Мой портной Кубакинъ, -- отвѣчалъ остроумный писатель.
-- Почему? -- изумился ничего не подозрѣвавшій знакомый.
-- Потому, -- улыбнулся покойникъ, -- что онъ чуть не трехъ аршинъ росту.
Такими язвительными отвѣтами покойный юмористъ нажилъ массу враговъ среди сильныхъ міра сего".
* * *
Конечно, никто изъ насъ не застрахованъ отъ такихъ "анекдотовъ", но я сдѣлаю слабую попытку застраховаться отъ нихъ.
Именно я рѣшилъ записывать самъ всѣ тѣ будущіе анекдоты, которые должны печататься послѣ моей смерти.
Для начала позволяю себѣ привести одинъ анекдотъ-фактъ обо мнѣ, имѣвшій мѣсто не болѣе мѣсяца тому назадъ.
Изъ воспоминаній о покойномъ Аверченко.
Какъ извѣстно, покойный писатель любилъ въ хорошую минуту весело подшутить надъ своимъ ближнимъ, что доставляло ему много враговъ и тайныхъ недоброжелателей.
Приводимъ слѣдующій случай, правдивость котораго могутъ удостовѣрить многіе, пережившіе бѣднаго, безвременно погибшаго писателя...
Однажды, будучи застигнутъ въ пути снѣжными заносами и отсиживаясь на какой-то глухой станціи, покойный писатель горько жаловался сосѣдямъ по вагону на то, что если пройдутъ еще сутки, то всѣмъ придется голодать.
Одинъ актеръ, сидѣвшій около, сталъ подтрунивать надъ Аверченко и, въ концѣ концовъ, заявилъ:
-- Вѣдь завтра намъ всѣмъ уже придется бросать жребій -- кому изъ насъ быть съѣденнымъ... Что вы скажете, Аркадій Тимофеевичъ, если жребій падетъ на васъ и мы васъ съѣдимъ?..
-- Что я скажу? -- отвѣтилъ, улыбаясь, симпатичный покойникъ. -- Я скажу, что въ такомъ случаѣ рискую очутиться въ дуракахъ.
Въ тотъ моментъ никто не понялъ этого загадочнаго отвѣта, но въ послѣдніе годы онъ детально разъясненъ комментаторами писателя.
Вотъ, читатели, единственный пока анекдотъ обо мнѣ. Нравится анекдотъ или нѣтъ -- это другой вопросъ:
Но что онъ правдивъ -- за это ручаюсь. Пріятно быть болѣе предусмотрительнымъ, чѣмъ такіе умные люди, какъ генералъ Драгомировъ и поэтъ Минаевъ.