Начало всей этой исторіи почему-то твердо врѣзалось мнѣ въ память. Можетъ быть, именно, потому я имѣю возможность, ухватившись за этотъ хвостикъ, размотать весь клубокъ, до самаго конца.
Пріятно, очень пріятно слѣдить со стороны за человѣкомъ, который въ простотѣ душевной увѣренъ, что всѣ звенья цѣпи его поступковъ скрыты отъ чужого взгляда и, потому онъ, -- вышеупомянутый человѣкъ -- простодушно и безстыдно распускается пышнымъ махровымъ цвѣткомъ.
Авторъ -- большой любитель такихъ чудесныхъ махровыхъ цвѣтковъ.
Итакъ, хватаю эту исторію за самый хвостъ:
Четыре года тому назадъ мнѣ пришлось прожить цѣлую недѣлю въ квартирѣ Новаковича -- того самаго, который однажды зимой увѣрилъ всѣхъ, что можетъ проплыть въ водѣ шесть верстъ, a потомъ, когда я, поймавъ его лѣтомъ въ Севастополѣ, заставилъ продѣлать это -- Новаковичъ отказался подъ тѣмъ предлогомъ, что какой-то купальщикъ плюнулъ передъ тѣмъ въ воду.
Несмотря на такія странныя черты своего характера, Новаковичъ былъ въ сущности хорошимъ человѣкомъ, веселымъ, жизнерадостнымъ -- и я не безъ удовольствія прожилъ у него эту недѣлю.
Какъ-то послѣ обѣда, уходя изъ дому, мы измыслили забавную мистификацію: напялили на мольбертъ пиджакъ и брюки Новаковича, набили это сооруженіе тряпками, увѣнчали маской, изображавшей страшную святочную харю и, крадучись, ушли, оставивъ дверь полуоткрытой.
По уходѣ нашемъ было такъ:
Первой вошла въ комнату сестра Новаковича; увидѣвъ страшное существо, стоявшее передъ ней на растопыренныхъ ногахъ, нахально откинувшись назадъ -- она съ пронзительнымъ крикомъ отпрянула, шарахнулась вмѣсто двери въ шкапъ, набила себѣ на вискѣ шишку и уже послѣ этого кое-какъ выбралась изъ комнаты.
Второй сейчасъ же вбѣжала горничная съ графиномъ воды, который она несла куда-то. Отъ ужаса она уронила графинъ на полъ и подняла крикъ.
Третьимъ пришелъ швейцаръ, приглашенный перепуганными женщинами. Это былъ человѣкъ, котораго природа надѣлила желѣзными нервами. Подойдя къ молчаливому, жутко неподвижному незнакомцу, онъ сказалъ: "Ахъ ты, сволочь паршивая", размахнулся и ударилъ по страшной харѣ. Послѣ этого, полетѣвшій на полъ и буквально потерявшій голову незнакомецъ былъ освѣжеванъ, выпотрошенъ и водворенъ по частямъ на старое мѣсто: скелетъ поставили въ уголъ, мясо и кожу повѣсили въ платяной шкафъ, ноги задвинули подъ кровать, a голову просто выбросили...
Четвертымъ и пятымъ пришли мы съ Новаковичемъ. Въ зависимости отъ темперамента и общественнаго положенія мы были названы: "веселыми баринами", выдумщиками, вѣчно придумающими что-нибудь этакое..." и, наконецъ, "идіотами".
Графинъ мы компенсировали веселымъ ужиномъ, въ которомъ участвовали нѣсколько графиновъ -- и тѣмъ вся исторія окончилась. Впрочемъ, что я такое говорю -- окончилась... Она только началась.
* * *
Прошло три недѣли.
Сидя въ уголкѣ гостиной на одномъ шумномъ вечерѣ я услышалъ и увидѣлъ слѣдующее. Новаковичъ подошелъ къ одной группѣ острившихъ и разсказывавшихъ анекдоты мужчинъ -- и сказалъ:
-- Ну, что этотъ вашъ анекдотъ о купцѣ! Старина матушка. Его еще Ной Каину и Авелю въ Мессопотаміи разсказывалъ. А вотъ я вамъ разскажу фактъ, случившійся со мной...
-- Ну, ну?
-- Однажды вечеромъ, недѣли три тому назадъ я устроилъ у себя въ комнатѣ чучело человѣка, изъ мольберта, ботинокъ, костюма и святочной маски... Устроилъ, значитъ, и ушелъ... Ну-съ -- заходить зачѣмъ-то моя сестра въ эту комнату... Видитъ эту штуку ну... и вы сами понимаете! Бросается вмѣсто дверей въ шкафъ -- трахъ головой! Кровь ручьемъ! Падаетъ въ обморокѣ. На шумъ вбѣгаетъ горничная, a у нея въ рукахъ, можете представить, дорогой фарфоровый кувшинъ. Увидѣла лежащую хозяйку, увидѣла кровь, увидѣла этакаго неподвижнаго страшнаго дядю, бросила дорогой фарфоровый кувшинъ на полъ, -- да вонъ изъ комнаты. Выбѣжала на переднюю лѣстницу, а по лѣстницѣ какъ разъ швейцаръ поднимается съ телеграммой въ рукахъ. Бросается она на швейцара, сбиваетъ его съ ногъ, и катятся они внизъ по лѣстницѣ!!. Ну, кое-какъ съ оханьями и проклятіями встаютъ, поднимаются, объясняются, швейцаръ беретъ револьверъ, идетъ въ комнату, пріотворилъ дверь, кричитъ: "Сдавайся!" -- "Не сдамся!" -- "Сдавайся!" -- "Не сдамся!.."
-- Виноватъ, -- перебилъ Новаковича одинъ изъ слушателей, очень изумленный. -- Кто же это могъ отвѣчать ему: "не сдамся"!? Вѣдь человѣкъ-то вашъ былъ сдѣланъ изъ мольберта и тряпокъ?..
-- Ахъ, да... Вы спрашиваете, кто отвѣчалъ: "не сдамся!?" Гм... да. Это, видите-ли, очень просто: это сестра моя отвѣчала. Она, какъ разъ, очнулась отъ обморока, слышитъ, что кто-то кричитъ изъ другой комнаты "сдавайся!" да и подумала, что это товарищъ разбойника. Ну, и отвѣтила: "не сдамся!" Она у меня храбрая сестренка; вся въ меня.
-- Да... Бываетъ. Что же дальше?
-- Что? Швейцаръ изъ револьвера прямо въ грудь нашему чучелу: бахъ! Тотъ на полъ -- бацъ. Бросились, a тамъ одни тряпки. Сестра со мной потомъ два мѣсяца не разговаривала.
-- Почему два мѣсяца? Вы же говорите, что это произошло всего три недѣли тому назадъ.
-- Ну, да! Что жъ такое... Уже три недѣли не разговариваетъ, да я думаю, еще недѣль пять не будетъ разговаривать -- вотъ вамъ и два мѣсяца.
-- Ахъ, такъ... Да... Бываетъ. Странная, странная исторія.
-- Я же вамъ говорю! А вы имъ тамъ какой-то анекдотъ о купцѣ разсказываете!..
* * *
Прошелъ годъ...
Однажды большая компанія собралась ѣхать на Иматру.
Были и мы съ Новаковичемъ.
Когда ѣхали въ вагонѣ, то разсѣлись такъ, что я сидѣлъ черезъ двѣ скамейки -- отъ Новаковича.
Видѣть я его не видѣлъ, но голосъ слышалъ,
Новаковичъ говорилъ:
-- Я нахожу вашу исторію съ привидѣніемъ конокрада -- банальной. -- Вотъ со мной однажды случилась исторія -- такъ исторія!
-- Именно?
-- Взялъ я однажды какъ-то, въ прошломъ году, да и соорудилъ у себя въ комнатѣ чучело разбойника -- изъ мольберта, пиджака, брюкъ и ботинокъ. Привязалъ къ рукѣ ножъ... большой такой острый... и самъ ушелъ. Заходитъ зачѣмъ-то въ комнату сестра -- видитъ эту ужасную фигуру... Бросается вмѣсто дверей, въ бѣльевой шкафъ -- трахъ! Дверка вдребезги, сестра вдребезги... Бросается она къ окну... Трахъ! Распахнула она его, да съ подоконника -- прыгъ! А окно-то въ четвертомъ этажѣ... Послѣ этого вбѣгаетъ горничная, a въ рукахъ у нея на подносѣ дорогой фарфоровый сервизъ еще екатерининскихъ временъ... Отъ дѣда остался. Ему теперь и цѣны нѣтъ. Сервизъ, конечно, вдребезги, горничная тоже... вылетаетъ на лѣстницу, падаетъ на швейцара, который съ околодочнымъ и двумя городовыми поднимался по лѣстницѣ кому-то повѣстку вручать и вся эта компанія, можете себѣ вообразить летитъ, какъ этакій бульденежъ -- съ лѣстницы внизъ. Крикъ, визгъ, стоны. Потомъ поднялись, разспросили горничную, подошли всѣ къ таинственной комнатѣ... Конечно, шашки на-голо, револьверъ на-голо... Приставъ кричитъ...
-- Вы, говорили "околодочный", -- кротко поправилъ Новаковича одинъ изъ слушателей.
-- Ну, да, не приставь, a помощникъ пристава. Это все равно, что околодочный... Онъ послѣ въ Батумѣ былъ приставомъ... Ну-съ, кричитъ, значитъ, приставъ въ дверь: "сдавайся!" -- "Не сдамся!" -- "Сдавайся!" -- "Не сдамся!".
-- Кто же это отвѣчалъ приставу: "не сдамся?". Вѣдь въ комнатѣ было только чучело...
-- Какъ только чучело? А сестра?
-- Да сестра вѣдь, вы говорите, выскочила изъ окна четвертаго этажа.
-- Ну, да... Такъ вы же слушайте! Выскочить-то она выскочила, да зацѣпилась платьемъ за водосточную трубу. Виситъ у самаго окна, вдругъ слышитъ: "сдавайся!" Думаетъ, разбойникъ кричитъ, ну, конечно, дѣвушка храбрая, съ самолюбіемъ: "не сдамся!" Хе-хе... "Ахъ, -- говоритъ приставъ, -- такъ ты такъ, мерзавецъ?!. Не сдаваться? Пали въ него, ребята!" Ребята, конечно: бахъ! бахъ! Чучело-то мое упало, но за чучеломъ стоялъ старинный столикъ краснаго дерева, какъ говорятъ, изъ загороднаго шале Маріи Антуанеты... Столикъ, конечно, вдребезги. Зеркало старинное вдребезги!.. Входятъ потомъ... Ну, конечно, сами понимаете... Ужасъ, разгромъ... Спросите сестру, она вамъ разскажетъ; когда бросились къ чучелу, такъ глазамъ не хотѣли вѣрить -- такъ было все хорошо прилажено. Сестра потомъ отъ нервной горячки померла, пристава въ Батумъ перевели...
-- Какъ же вы говорите, чтобы мы сестру спросили, a потомъ сообщаете, что она умерла?
-- Ну, да. Что-жъ такое. Она и умерла. А зато другая сестра есть, которая при этомъ была и все видѣла...
-- Гдѣ же она теперь?
-- Она? Въ Восьмипалатинскѣ. За члена Судебной Палаты замужъ вышла.
Съ минуту помолчали. Да-съ. Исторія съ географіей!
* * *
...Недавно, войдя въ гостиную Чмутовыхъ, я увидѣлъ возбужденнаго Новаковича, окруженнаго цѣлымъ цвѣтникомъ дамъ.
-- ...Полицеймейстеръ во главѣ наряда полиціи подходитъ къ дверямъ, кричитъ: "Сдашься ты, или нѣтъ? -- "Не сдамся!" -- "Сдашься"? -- "Не сдамся!" "Пли, ребята!" Пятьдесятъ пуль! какъ одна -- вдребезги! "Сдаешься? -- "Не сдамся!" -- "Пли! Зови пожарную дружину!! Разбивай крышу! Мы его сверху возьмемъ! Выкуривай его дымомъ -- взять его живымъ или мертвымъ!!" Въ это время возвращаюсь я... Что такое? Во дворѣ пожарная команда, дымъ, выстрѣлы, крики... "Виноватъ, г. полицеймейстеръ", говорю я, "что это за исторія такая?" -- "Опасный, говорить, бандитъ засѣлъ въ вашей комнатѣ... Отказывается сдаться!" Я смѣюсь: "А вотъ, говорю, мы его сейчасъ"... Иду въ комнату и выношу чучело подъ мышкой... Съ полицеймейстеромъ чуть ударъ не сдѣлался: "Это что за мистификаціи, кричитъ. Да я васъ за это въ тюрьмѣ сгною, шкуру спущу!!" -- "Что-о? -- отвѣчаю я. -- Попробуй, старая калоша!" -- Ш-штосссъ?! Выхватываетъ шашку -- ко мнѣ! Ну, я не стерпѣлъ; развернулся... Потомъ четыре года крѣпости пришлось...
-- Почему же четыре! Вѣдь это было года три назадъ?..
-- А? Ну, да, Что-жъ такое... Три года и было. Подъ манифестъ попалъ.
-- Ну, да... развѣ что такъ.
-- Именно, такъ-съ!!
А когда мы съ нимъ вышли изъ этого дома и, взявшись дружески подъ руку, зашагали по тихимъ залитымъ луною улицамъ, онъ, интимно пожавъ мой локоть, сказалъ:
-- Сегодня, когда ты вошелъ, я имъ одну исторію разсказывалъ. Ты начала не слышалъ. Изумительнѣйшая, прелюбопытнѣйшая исторія... Однажды устроилъ я въ своей комнатѣ изъ мольберта и разныхъ тряпокъ подобіе человѣка, a самъ ушелъ. Зашла зачѣмъ-то сестра, увидѣла...
Я не могъ дальше сдерживаться.
-- Послушай, -- сказалъ я. -- Какъ тебѣ не стыдно разсказывать мнѣ ту самую исторію, которую мы же съ тобой и устроили... Неужели, ты не помнишь? И драгоцѣнныхъ сервизовъ не было, полицеймейстера не было, пожарныхъ не было... А просто горничная разбила графинъ для воды, потомъ позвала швейцара, и онъ сразу разобралъ на кусочки все наше произведеніе...
-- Постой, постой, -- пріостановился Новаковичъ. -- Ты о чемъ это говоришь? О той исторіи, которую мы съ тобой подстроили? Ну, да-а!.. Такъ это совсѣмъ другое! То, дѣйствительно такъ было, какъ ты говоришь, a это было въ другое время. А ты, чудакъ, думалъ, что это то же самое? Ха-ха! Нѣтъ, это было даже на другой улицѣ... То было на Широкой, a это на Московской... И сестра была тоже другая... младшая... А ты думалъ?.. Ха-ха! Вотъ чудакъ!
Когда я взглянулъ на его открытое, сіявшее искренностью и правдивостью лицо -- я подумалъ: я ему не вѣрю, вы ему не повѣрите... Никто ему не повѣритъ. Но онъ -- самъ себѣ вѣритъ.
* * *
И строится, строится пирамида Хеопса до сихъ поръ...