На подмостках появился новый персонаж:
-- "Конферансье".
Чаще всего это молодой человек с лоснящимся, точно эмалированным пробором, безукоризненно одетый и с округленными жестами, слегка отдающими "куаффюрою".
Красуется этот молодой человек на авансцене, переминается с ноги на ногу, как застоявшаяся лошадь, и растеряно и виновато улыбаясь, лепечет "под Балиева":
-- Дирекция, не щадя затрат... Антракт на 10 минут по петроградскому времени... и т.п.
Но уже через неделю-другую после открытия сезона все взятое напрокат остроумие изнашивается, и тогда несчастный "конферансье" начинает увядать на глазах у всех.
Говорит он с публикой уже все меньше и меньше. Да и что скажешь?
С выражением лица христианского мученика появляется он на авансцене и, обводя потухшим взглядом зрительный зал, неуверенно докладывает:
-- "Травиата из русских песен"...
А еще через неделю-другую вы можете прочитать в хронике театральной газеты:
"Конферансье N. разошелся по принципиальным соображениям с кабаре "Вытекший глаз" и поехал в Бахмут в кабаре "Лиловый ихтиозавр"".
Израсходовав балиевский репертуар в "Лиловом ихтиозавре", бедный конферансье "по принципиальным соображениям" перекочует в новое кабаре и будет странствовать этак многие годы, пока не поредеет его лоснящийся пробор и пока в России останется хоть один город, где еще не слышали:
-- Дирекция, не щадя затрат... Антракт на 10 минут по петроградскому времени...
* * *
Мне почему-то всегда очень жалко этих молодых людей и хочется помочь им.
Но как? Как?
Идея! Не написать ли для них "conferance'a"?
Попробую.
Может быть, он будет не совсем забавен, но все же он выведет не одного "конферансье" из затруднительного положения, освежив и обогатив их репертуар.
* * *
-- Милостивые государыни и милостивые государи! Дирекция поручила мне ознакомить вас с задачами и целями нашего театра, вы и представить себе не можете, до чего мне это трудно. Какой я "конферансье", посудите сами? Ни умения разговаривать с публикой, ни находчивости, ни пенящегося остроумия... Но ничего не поделаешь: из всей нашей труппы я -- самый разговорчивый, вот и того... этого...
Правда, все это вышло совершенно случайно. Вначале предполагалось пригласить настоящего, заправского "конферансье", но когда хватились, то оказалось, что все хорошие "конферансье" уже разобраны: Керенский конферирует где-то в Лондоне, Троцкий -- на чехословацком фронте, а знаменитый "конферансье" Ленин занялся почему-то оптической работой -- "втирает очки" народу...
Вот и пришлось выпустить на сцену меня... И вот я здесь...
О чем же я должен сказать вам? Вспомнил, вспомнил: -- о задачах и целях нашего театра! Так вот: задачи эти очень трудны. Мы должны быть и веселы, и остроумны, и злободневны. А легко ли, по-вашему, быть теперь злободневным?
Вот, например:
Задумали мы дать забавный шарж на министра Иванова. Написали пьеску, поставили ее, загримировали актера вот этим самым Ивановым, а -- глядишь -- на спектакле никто из публики уже не помнит, кто такой этот Иванов. На министерском посту за это время перебывало уже десять человек...
Да что политика -- даже простой песни мы не можем инсценировать, потому что она отстала от момента, как черепаха от поезда.
Возьмите, к примеру, хоть эту песню:
На последнюю, да на пятерку
Найму тройку лошадей,
Дам я кучеру на водку,
Погоняй, брат, поскорей!
Позвольте узнать, на какую это пятерку вы наймете теперь тройку лошадей? Да ведь нынче конец на одной кляче стоит 10 рублей, сколько же слупят с вас за тройку?
Или это:
"Дам я кучеру на водку"...
А где же он эту водку достанет? И сколько придется заплатить за нее? Даже на самогонку надо дать рублей 50. Пятьдесят плюс 10 за проезд -- вот и выйдет, что один конец вам влетит в 60 рублей...
А затем:
"Погоняй, брат, поскорей!"
Легко сказать "погоняй!". А вы лошадь овсом кормили, что просите погонять? Сено ей давали? От гнилой соломы не очень-то она поскачет...
И вот приходится перефразировать эту песню так:
На последние сто карбованцев
Найму извозчика я одноконного
Пообещаю ему бутылку пива
Погоняй, товарищ, пока лошадь не издохла!
Нескладно, но зато верно.
Теперь несколько слов о нашей труппе. О, это замечательная, исключительная труппа!
Начнем с режиссера.
О, что это за режиссер!
Этот человек может поставить все что угодно: "Евгения Онегина", "Отелло", сто рублей на карту... Что ни увидит -- все поставит. И единственное, чего он не может поставить, это керосин для Киева. Впрочем, этого и никто не умеет...
А наши актеры! О, какие это актеры! Об их гастролях заботится и киевская, и одесская публика, причем одесситы ждут не дождутся, когда они уедут в Киев, а киевляне -- в Одессу...
А наш аккомпаниатор! Какой это замечательный христианин! Правая рука его никогда не знает, что делает левая...
А наш декоратор?! Все, к чему ни прикоснется его кисть, тотчас же привлекает публику. Да чего вам больше: -- на днях ему поручили выкрасить забор -- и что же?! Все проходившие мимо этого забора останавливались...
Вообще наша труппа -- это Пантеон знаменитостей! О себе же я из скромности умолчу, но вы, надеюсь, сами оцените меня...
Оценка же производится по правилам нашего театра так: при выражении одобрения вы должны аплодировать, ударяя правой ладонью об левую, при неодобрении же наоборот -- левой о правую...
* * *
Вот и написал первое "пособие для начинающих "конферансье"".
Может быть, и этот "conferance" неудачен, но все же он имеет хоть одно достоинство:
В нем ни разу не упоминается ни:
-- Дирекция, не щадя затрат... Ни:
-- Антракт на 10 минут по петроградскому времени.
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Зритель, 1918, 1-2 сентября, No 1. Печатается по: Рыбаков Михаил. Неизвестные фельетоны Аркадия Аверченко // Радуга. 2001. No 1-2.
...слегка отдающими "куаффюрою". -- Напоминающими движения парикмахера (куафер -- парикмахер).
..лепечет "под Балиева". -- Балиев Никита Федорович (1876/1877-1936) -- легендарный актер, режиссер и конферансье "серебряного века", создатель московского театра миниатюр "Летучая мышь". Мастерски владел искусством импровизации. Эмигрант (Константинополь, Париж, Нью-Йорк).
...На последнюю, да на пятерку. -- Первый куплет русской народной песни "Ваня".