I
По обширной базарной площади, мокрой от недавнего дождя и сверкавшей от солнца, -- шли, взявшись за руки, два подрядчика: Никифор Блазнов и Иван Потапыч Стечкин.
-- Конечно, -- говорил Никифор, -- будь я барон или там герцог -- тебе было бы приятнее со мной идти.
-- Мила-ай ты мой, -- ласково возражал разнеженный Стечкин. -- Что мне барон! Что мне герцог! Главное -- чтоб душа была, да чтоб человек без поступков был.
-- Без поступков человека не бывает.
-- Бывает. Редко, но бывает.
-- Нету такого человека, чтоб был без поступков. Все с поступками!..
-- Ну хорошо, родной мой. Ну, может быть, бывает. Бог с ними. Пошли им Господь Вседержитель счастья... Ничего, Никифор Васильич, что я вас под руку держу?
-- Ничего. Помилуйте-с.
-- Ты бы застегнул пальто, Никифор Васильич. Дует, а?
-- Ничего, благодарю вас. Вы, может быть, устали, Ваня? Мне бы очень не хотелось, чтобы вы уставали...
На глазах Стечкина блеснули слезы умиления.
-- Ах, что вы, Никифор. Мне даже очень приятно с вами идти.
Приятели остановились среди площади и, припав друг к другу, обменялись долгим поцелуем.
-- Смотрите, Ваня, -- сказал подрядчик Никифор, указывая на деревянный балаган, обвешанный разноцветным полотном, -- вот цирк. Не зайдем ли мы сюда повеселиться?
-- В такой праздник не повеселиться грех. В буденный день нужно трудиться, а праздники посланы нам Господом для отдохновения.
-- Что верно, то верно!
Приятели взялись за руки и подошли к кассе.
-- Господин кассир! Христос Воскр... Чудеса! Кассира-то нет. Где же кассир?
-- Они, может быть, внутри заняты? Пойдем внутрь, поищем...
Подрядчики вынули по трехрублевке и, держа деньги впереди себя на вытянутой руке, чтобы кто-нибудь ненароком не заподозрил в них желания повеселиться на дармовщинку, -- шагнули за занавес.
Худой, костлявый человек, бормоча что-то, сидел на барьере, покрытом кумачом, и натягивал на тощие ноги темно-розовое трико.
-- Актер! -- благоговейно сказал Никифор. -- Здравствуйте. Христос вам Воскресе. Извините, что так нахально... Нам бы кассира...
-- Я кассир, -- сказал худой человек и, не натянув как следует трико, побежал к кассе.
Получив билеты, подрядчики поблагодарили артиста и осведомились:
-- Представление скоро?
-- Да вот публика наберется -- и начнем.
-- А буфет тут есть? Лимонадцу бы...
-- Пожалуйте!
Расторопный кассир, придерживая руками плохо натянутое трико, побежал вперед, юркнул за стойку и, взяв в руку штопор, сразу превратился в солидного буфетчика.
-- Как дела? -- спросил Никифор.
-- Дела как будто ничего, только публики мало. Место выбрали неудачное, что ли, -- уж не знаю.
-- Публику зазывать надо, -- посоветовал Стечкин. -- Такое дело.
-- Где ж тут нам разорваться, -- жалобно сказал артист. -- Мы только работаем вдвоем с братом да великан, да лошадь.
-- А хозяин?
-- Да мы-то и хозяева. И ничего тут не поделаешь. Великан с утра лежит пьян -- разговелся сильно. А брат одевается к выходу. Хучь разорвись.
Опечаленные этим меланхолическим сообщением, подрядчики вздохнули и тихо поплелись на места.
-- Нет, так нельзя... -- сказал вдруг Никифор, приостанавливаясь. -- Этак дело и лопнуть может. Пойдем, Ваня, наружу.
Подрядчики вышли на помост, отыскали какой-то барабан, звонок и энергично принялись за дело... Барабан загудел, застонал, колокольчик залился бешеным, тонким звоном, а Ваня, у которого голос был зычный, внушительный, -- сложил руки рупором и крикнул на всю площадь:
-- Пож-жалте! Замечательное представление лучших магиков, комиков и солистов лучших дворов! Будет выведена настоящая живая лошадь! Поразительный великан, небывалой еще длины, исполнит разные группы!!
Заметив нескольких прохожих, остановившихся около балагана, Ваня отнял руки от отверстого рта и сказал более интимным тоном:
-- Заходите, господа, -- чего там. По крайней мере, коммерцию поддержите...
И, подмигнув, сообщил совсем уж конфиденциально:
-- Дело-то совсем швах... Хозяин худой, в чем только душа держится. Поддержали бы ради православного праздничка.
-- Заходите! -- приветливо поддержал его Никифор Блазнов. -- Милости прошу к нашему шалашу.
Кое-кто из публики ухмыльнулся и нерешительно взошел на ступеньки.
Ваня хватал колеблющихся за талию и деликатно подталкивал их к кассе, а Никифор, выставив голову из окошечка кассы, напустил на себя профессиональный вид и, не стесняясь отсутствием хозяина, занялся коммерческими операциями: выдавал билеты, получал деньги и быстро, привычным жестом бросал сдачу.
...К кассе подошел хозяин в коротком поношенном пальто, из-под которого виднелись темно-розовые ноги. Нисколько не удивившись деятельности друзей, он заглянул в кассу и спросил:
-- Много?
-- Двенадцать сорок.
-- Можно начинать. Идите на места.
II
Первый номер был такой: костлявый хозяин выкатил большой деревянный шар и вскочил на него... Но шар выскользнул из-под ног, и хозяин чуть не упал.
Длинноносый брат хозяина выглянул из-за кулис и презрительно сказал:
-- Эх ты! Растепа.
-- Я тебе говорил, что не надо было мне давать натощак вина: "нет -- выпей да выпей". Вот тебе и выпил, -- возразил хозяин.
Он снова прыгнул на шар, но шар, как пугливая лошадь, сбросил его и отбежал в угол.
-- Трудно, небось? -- сочувственно спросил мастеровой с синяком под глазом.
-- А ты думаешь что, -- с досадой сказал хозяин.
-- Попробовал бы сам!
-- Да, это дело трудное, -- согласилась добродушная публика, грызя семечки.
Порывистый подрядчик Никифор вскочил с места.
-- Позвольте, я вам помогу!
Он перешагнул через барьер, подкатил шар и, взяв хозяина под руку, подсадил его.
-- Ну, теперь держись за меня... Постой... Экий, братец, ты... Так и ушибиться легко.
Подрядчик обратил к публике сияющее, неизвестно по какой причине, лицо и снисходительно сказал:
-- Выпивши они... Дело праздничное.
-- Ничего, -- отвечала публика. -- В этакий праздник -- да не выпить?
Хозяин, устоявшись на шаре, засеменил ногами, подрядчик, держа эквилибриста под руку, одобрительно покрикивал, а шарманка, руководимая длинноносым братом, залилась веселым галопом.
Все захлопали.
-- Готово! -- сказал подрядчик. -- Отзвонил -- и с колокольни долой. Следующий!
Длинноносый брат хозяина вышел из-за кулис, таща на веревке собаку.
Одет он был в ситцевый клоунский костюм, помятый цилиндр и кое-где робко присыпан мукой.
Вид его вызвал всеобщее сочувствие и жалость.
-- Молоденький! -- сказала старуха, утирая нос платком.
Длинноносый снял цилиндр, раскланялся и начал:
-- Милосиви господа и госпожа! Я умей шрезвычайни шесть демонстровать этот четвероног, котори...
-- Говори по-русски, -- посоветовал Никифор.
-- Ладно. Вот, братцы, собака. Замечательной работы! Стреляет из пистолета, умирает по команде и отгадывает цифры.
-- Да ну? -- удивились в публике.
-- Ей-Богу. Вот, смотрите!
Клоун разложил на земле несколько кусков картона с цифрами, раскланялся с публикой и спустил с веревки собаку.
Собака повернулась и побежала за кулисы.
-- Куда она?! -- закричал клоун. -- Иси сюда, проклятая! Ты чего там стоишь, разиня?.. Придержи ее!..
Костлявый хозяин поймал собаку и подтащил к своему горемычному брату.
-- Иси, чтоб тебе подохнуть! А-лле! Господа, назовите какую-нибудь цифру.
-- Раз, -- сказал мальчишка.
-- Сто семнадцать тысяч пятьсот двадцать три, -- крикнул мастеровой.
-- Нет, нет, чтоб одна цифра была. До десяти! В публике подсказали:
-- Один! Семь! Два! Девять! Пять! Четыре! Восемь! Шесть! Три! Десять!
Собака, ободренная увесистым пинком длинноносого хозяина, взвизгнула, прыгнула и схватила цифру 6.
-- Кто сказал 6? -- спросил клоун.
-- Я, -- пролепетал гимназист, вспыхнув от гордости.
-- Вот-с ваша цифра! Собака сама взяла.
Шарманка, заведование которою, по просьбе хозяина, взял на себя гимназист, заиграла, публика бешено зааплодировала.
Ободренный успехом, клоун вынес стул, на спинке которого висел пистолет с веревкой, привязанной к курку, и сказал:
-- Сейчас моя собака будет стрелять. Сейчас будет японская война двух держав. Алле!
Собака забилась под стул.
-- Алле!!
Ни просьбы, ни пинки, ни угрозы не могли заставить собаку вылезть из-под стула.
-- Алле, мразь разнесчастная!!
-- Позвольте, я выстрелю, -- предложил Иван Потапыч, искренно болея душой за клоуна.
-- Пожалуйста... Сделайте одолжение.
Подрядчик встал и, потянув за веревку, выстрелил из пистолета.
Ему поаплодировали.
-- Трудно? -- спросил гимназист.
-- Нет, пустое, -- скромно ответил подрядчик.
-- Еще что будет? -- спросил хозяина Никифор.
-- Лошадь еще могу вывести, если хотите.
-- Не стоит. Чего там животное зря мучить. Повеселились и баста.
-- Может, шпагу проглотить? -- несмело предложил хозяин.
-- Еще что выдумай. Я в позапрошлом году был на Святую в балагане -- так один тоже шпагу глотал. Только (покушал он плотно, что ли) возьми и затошни его, извините. Что же вы думаете? Шпагу эту аршина на три вперед выбросило. Не пасхальное это дело -- шпага...
-- А я тоже в Армавире видел... -- сказал мастеровой...
III
Хозяева и публика уселись на барьер, на первые места и погрузились в разные интересные воспоминания. Старуха рассказала, как детей в молоке варят, чтобы они были мягче; подрядчик Ваня вспомнил случай, когда один из его рабочих поднял на спине 18 пудов.
-- А у нас великан есть, -- таинственно сказал длинноносый клоун. -- Пьет и пьет. Так уж сложили его в уборной и не показываем публике.
-- Большой? -- спросил мастеровой.
-- Не особенно. Так, средний. Больших-то на праздники всех разобрали, осталась только мелочь. Может, посмотрите?
Все гурьбой встали и отправились осматривать пьяного великана.
Братья оказались правы наполовину: он был скорее пьян, чем великан.
-- Так в лежачем виде не видно его, -- сказал подрядчик. -- Его бы поставить.
-- Илья! -- сказал хозяин, -- прислони его к стенке.
-- Пошел! -- закричал великан, поднимая кулак. -- Тронь только, я тебе покажу, стерва!
-- Ох, эти уж закулисные интриги, -- вздохнул Никифор. -- Чистая беда с ними. Пойдемте, господа.
Все вышли. На правах старого знакомого хозяин удержал за руку двух подрядчиков и шепнул им:
-- Может, по рюмочке водки выпьете?
-- Дело, паренек! Только уж мы угостим! Может, ваш братец за коньяком сбегает?
Была ночь... Маленькая керосиновая лампочка тускло освещала уборную цирка. В углу висели украшенные бумагой обручи, клоунский костюм, и лежал тот самый шар, который был укрощен хозяином лишь при помощи подрядчика. На полу, укрытые размалеванной парусиной, мирно спали четверо: два подрядчика, хозяин и его длинноносый брат. Издали, из другой уборной, доносился тоненький носовой свист великана.
Голодная лошадь отвязалась, вышла из стойла и долго бродила всюду, молчаливо отыскивая какой-нибудь пищи.
Зашла в уборную, стянула со стола соленый огурец и, разжевывая его, посмотрела на спящих.
"Хороши голубчики, -- подумала она про хозяев. -- И с какой только вы подозрительной компанией не свяжетесь! Сегодня напились, а завтра опять есть нечего".