(Хроника)
Это лето было какое-то особенное: жара была сильная, а общественная жизнь чрезвычайно слабая; мух было колоссальное количество, а газетной темы -- ни одной.
И наша маленькая газетка "Чебоксарские Вести" в это лето влачила жалкое существование, что мы, сотрудники, глядя ее предсмертные конвульсии, плакали. Хитрые читатели почти не покупали "Чебоксарских Вестей", зная, что, кроме объявлений, статьи по албанскому вопросу и петербургских перепечаток "об оздоровлении города", они ничего в ней не найдут.
-- Странно, что в городе нет убийств, -- удивлялся издатель. -- Взял бы кто-нибудь да убил бы кого-нибудь...
-- За что? -- спрашивает редактор.
-- Да я не знаю. Тому виднее. Подлецы все! Не кровь течет в жилах, а вода. Опять же -- корыстолюбия в них нет, желания присвоить что-нибудь, утащить что-нибудь у своего ближнего!
-- Что вы такое говорите! -- возмутился редактор.
-- Да ей-Богу! Если бы они еще были благонравны из-за добродетелей, а то ведь так... из-за простой трусости. Слякотный народишка!
Такой разговор они вели пятого июля; а 6 июля случилось преступление на Бармалеевой улице.
-----
Преступление состояло в следующем: в квартиру гимназического надзирателя Шаплюгина, воспользовавшись его отсутствием, забрался неизвестный злодей, взломал надзирателев комод и похитил надзирательские сбережения в сумме 140 р., а также новый сюртук, сшитый портным Канцлером.
7-го числа "Вести" уже писали об этом:
"Преступление на Бармалеевой улице".
"Гнусное злодеяние, взволновало и возмутило все мыслящие общественные элементы"...
После подробного изложения события и описания первых шагов сыскной полиции, газета настойчиво спрашивала:
"Можем ли мы быть уверены, что подобные, леденящие кровь преступления не повторятся? Можем ли мы спокойно спать в то время, когда преступник, этот тигр в образе человека, это существо без жалости и милосердия в душе, может быть, в это же время под кровом ночи бродит, сжимая в руке окровавленный кровью несчастной жертвы нож и задумывая новое преступление?"
Конечно, никто не мог спокойно спать. И не спали.
-----
Восьмого июля в городе только и было разговоров, что о преступлении на Бармалеевой улице, а газета того же числа писала:
Передовая статья:
-- Дума 3-го созыва -- работоспособная дума в кавычках -- отдыхает на лоне природы, и до судеб страны ей такое же дело, как до прошлогоднего снега. Проект обязательного обучения народа лежит до сих пор под сукном, и несчастный народ, темный, неграмотный, не озаренный светом знания, дичает, звереет, опускаясь и падая иногда до грабежей и преступлений... Случай на Бармалеевой улице достаточно показывает, до чего может довести преступное промедление в рассмотрении законопроекта о всеобщем обучении.
Фельетон носил такое заглавие:
"Отцы города и преступление на Бармалеевой улице". -- Свершилось! Как раз то, что мы предсказывали... Преступное равнодушие наших "гласных" (иначе, как в кавычках, этого слова нельзя поставить), отсутствие интереса у них к вопросу о ночных сторожах привели нас к тому, что теперь называется Цусимой... Да! На Бармалеевой улице гор. Дума имела новую Цусиму -- все по причине той же прославленной русской лени, русского "авось" и русского "небось"... Ха-ха. Слово за вами, господа "гласные".
Что касается хроники "Вестей", то она прямо неистовствовала... Было описание улицы, места преступления, план дома, предполагаемый путь преступника (пунктиром), интервью с Шаплюгиным, -- очень подробное и содержательное... Писал хроникер так:
-- Вчера мы посетили жертву преступления на Бармалеевой улице. Несчастный чувствует себя очень удрученно и о грабителе говорит не иначе, как с чувством глубокого возмущения. Он даже заболел и, большею частью, лежит. Сообщают, что полиция уже напала на следы. Вчера допрашивали портного Канцлера, сделавшего Шаплюгину сюртук. Маленькая подробность: в момент совершения преступления потерпевший был с друзьями в трактире "Пекин".
9-го июля в передовой "Вестей" говорилось так:
"Как это ни печально, но весь наш бюджет зиждется на доходах от винной монополии, и правительство сознательно попустительствует злу пьянства, приводящего народ к несчастьям и разорению. Пусть преступление на Бармалеевой улице стоит перед министерством финансов живым укором! Если бы хозяин квартиры Шаплюгин не сидел в момент преступления в трактире с горячими напитками -- "Пекин", а сидел бы дома -- преступления бы не случилось... Впрочем, что эти укоры министерству финансов?!..
И погромче нас были витии..."
Хроника сообщала, что жена Шаплюгина, узнав о трагическом преступлении, выезжает из Старой Руссы, где она гостила у сестры. Хроника приводила рассказ дворника и показания портного Канцлера. Хроника обещала, в виду сенсационности всего дела, поместить портрет пострадавшего и рисунок (от руки) дома, где произошло преступление. Хроника это сделала.
Во всем городе самым известным человеком считался теперь Шаплюгин. Им интересовались, некоторые восхищались его стойкостью и мужеством, некоторые завидовали, а большинство с лихорадочным интересом ожидало раскрытия преступления...
Город понемногу стал оживляться. В газете появились свежие объявления: портного Канцлера, трактира "Пекин" и какого-то слесарного мастера, предлагавшего обывателям делать замки такой прочности, которая не позволит никому вновь пережить "ужасы Бармалеевой улицы".
Уже приехала жена Шаплюгина... уже его выбрали в члены клуба, и незнакомые вежливо раскланивались с ним на улице... Уже была написана передовая о реформе полиции в связи с нераскрытием преступления на Бармалеевой улице, -- а преступник все не обнаруживался.
Наконец, он обнаружился самым странным образом, самым простым образом: в трактир "Пекин" пришел заблудший бродячий дьяконов сын Геранька, и, так как на нем был надзирателев сюртук, и менял он надзирателеву сторублевку -- его схватили. Он заплакал, стал на колени и поцеловал буфетчику руку.
Злодея связали и под конвоем громадной толпы повели в часть... Наэлектризованная громовыми статьями "Вестей", толпа эта едва не растерзала негодяя.
Хроникер "Вестей" навестил его в участке и даже беседовал с ним. Леденящие душу подробности сообщил он в газете.
Передовая была -- "о реорганизации духовного ведомства в связи с причастностью сына священнослужителя к злодейству на Бармалеевой улице..."
Напечатано было стихотворение о страшном дьяконовом сыне, под заглавием:
-- "Десница Божия".
-----
Весь август был целиком занят сенсационным преступлением на Бармалеевой улице, судом над преступником и приговором. (Передовая -- реформа местного суда и недостатки министерства юстиции).
Часть сентября питалась слабыми отголосками преступления, описанием самочувствия заключенного злодея и чертами из жизни Шаплюгина...
А с октября месяца в нашей газете подуло свежим ветром, паруса бодро надулись и мы весело ринулись вперед на борьбу с реакцией. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Однажды дождливым ноябрьским днем, в редакции появился Шаплюгин... Мы, признаться, уже забыли о нем и были, поэтому, очень удивлены его визитом.
-- Что вам угодно?
-- Несчастье, -- сказал он. -- Такое, перед, которым бледнеет "преступление на Бармалеевой улице". Вот-то материалу вам, господа!
Мы сухо спросили:
-- Да, в чем дело?
-- Ночью к нам забрались трое мужчин в масках, связали нас и вынесли все, что можно было унести. У одного даже был револьвер. Жена ранена...
-- Хорошо, -- небрежно кивнул головой редактор. -- Можете идти. Спасибо.
И на другой день в хронике появилось петитом:
-- "Третьего дня трое неизвестных, войдя к гимназическому надзирателю Шаплюгину, произвели нападение и унесли кое-что из утвари. Дело ограничилось одним испугом, да мелкими царапинами, полученными женой Ш. К розыску приняты меры".