Перебравшись через большевистскую границу, актер Бронзов встряхнулся, как собака, выпрыгнувшая из холодной воды на берег, выпустил из себя сжатый большевиками воздух и, радостно фыркнув, въехал в земли украинские.

-- Ф-фу!!

Растянувшись на мягких пружинах купе спального вагона, мечтал по-карамазовски -- сладострастно:

-- Вот приеду в Киев -- будет что порассказать! Удивлю. И обыскивали, и чуть было не арестовали, и костюм новенький забрали. Прямо граф Монте-Кристо! Тысяча и одна ночь! Приключения Ливингстона в Центральной Африке!

* * *

Весь Крещатик кипел и бурлил, как раскаленный дьяволом гигантский котел.

Внутри афишных тумб наскоро устраивали новые паштетные. В проезжавшем автомобиле испортился механизм. Автомобиль остановился и, пока его чинили, в кузове наскоро открыли паштетную. На тротуаре валялась брошенная кем-то коробка от гильз. В ней пробегавший мимо мальчишка устроил паштетную.

Три знакомых москвича окружили ошарашенного суматохой Бронзова.

-- Давно из Москвы? Как добрался?

-- Ах, это целый роман! -- отвинтил Бронзов невидимый кран. -- Прежде всего, в Зернове большевики меня задержали и стали осматривать вещи... Один высокий, черный такой, с усами...

-- Короче! -- лениво перебил его киевский старожил (он жил в Киеве уже 2 месяца). -- Догола раздевали? В волосах бриллианты искали? Золотые зубы изо рта вынимали?

-- Н-нет, -- с сожалением вздохнул Бронзов. -- Не раздевали. Не вынимали. А только один такой, маленький, бритый, арестовать хотел, но я...

-- Так чего вы лезете со своими рассказами? Надоело! Что же это за переезд через границу: "чуть-чуть не обыскали", "чуть-чуть не арестовали"... Пресно, голуба!

Киевляне покатили дальше, а Бронзов угрюмо усмехнулся и проворчал:

-- Ишь, черти. Не проберешь. Обыска им мало, выбрасывания из вагона мало. Заелись.

Он ухватил за пуговицу пробегавшего мимо знакомого:

-- Куда вы?

-- В паштетную. Пирожное с белым хлебом есть. А вы?

-- А я из паштетной. Кекс ел с белым хлебом. Что же вы не спрашиваете, как я доехал?

-- А что? Разве в дороге случилось что-нибудь особенное?

-- Ну! Шутка ли, -- загорелся священным огнем Бронзов. -- Большевики дорогой три раза арестовывали. В волосах бриллианты искали! Зуб золотой вынули!!

Знакомый лениво потянулся, зевнул...

-- Тек-с! тек-с. Бывает. Штыками в спину кололи? На рельсы перед маневрирующим паровозом клали?

-- Что вы? -- испугался Бронзов. -- Разве можно?

-- А меня клали! Так черт ли я буду слушать ваши пошлейшие бриллианты в волосах?! Задерживают зря на тротуаре! А я как раз спешу по делу. Тут один дом снарядом попорчен. Так мы с приятелем в дырке паштетную открываем...

Убежал.

Полупогасший Бронзов схватил за руку полузнакомого москвича. Залепетал, а глаза кротко молили: "удивись, скотина!".

-- Стойте! Ехал. Через большевиков. Штыками кололи. На рельсы клали. Дочиста. В чем мать родила вырвался. Скальп сняли. Оброс, слава Богу. Вам только одному и рассказываю. Доверительно.

-- У стенки стояли? -- скучающе осведомился полузнакомый. -- Пулю в лоб имели? Поймите, что все остальное приелось. Все рассказывают одно и то же.

* * *

Только к вечеру в пивной "Утешение" Бронзов имел некоторый успех. Слушали благосклонно с некоторым почтением и даже слегка удивлялись:

-- На Орше поставили меня к стенке. Пли! шесть пуль в груди, одна так, кое-где. Падаю! три штыковых раны. Кладут в могилу. Засыпают. Засыпался я, но потом думаю: "нет, шалишь! Еще польска не згинела". Была у меня в кармане пилочка для ногтей... Разрыл пилочкой с трудом могилу, вылез, выковырял пули, украл аэроплан, вырезал все население, да и сюда. Над Фундуклеевской мотор стал давать перебой, да наплевать уж... Хе-хе, не страшно. Прямо на паштетную трах, уселся и конец. Человек! Еще дюжину пончиков и фунт белого хлеба с маслом! Получите, кстати, и за пирожные сто сорок два с полтиной.

КОММЕНТАРИИ

Впервые: Зритель, 1918, 13-15 октября, No 33.

Проблематика фельетона была навеяна раздуваемыми в то время слухами об ужасах пересечения границы между РФСР и независимой Украинской Державой и явилась результатом собственных впечатлений Аверченко от путешествия из Петрограда в Киев в октябре 1918 г.

На Орше поставили меня к стенке... -- Орша в то время -- станция на границе РФСР и Украинской Державы. Сам Аверченко въехал на территорию Гетманщины через пограничную станцию Унеча.

Еще польска не згинела -- Первая строка гимна Польши.

Над Фундуклеевской... -- одна из центральных улиц Киева (ныне носит имя Богдана Хмельницкого).