Стоит мне только вспомнить об этой истории, как непроизвольная улыбка начинает подергивать углы моих губ...
И это не веселая улыбка -- о, нет! -- в ней больше печали и скорби... Мне делает грустно, когда ясно почувствуешь -- в каком необозримом океане страшных мелочей и обыденщины мы барахтаемся, пока благородная аристократическая старуха Смерть не потянет нас на дно.
* * *
Эту историю рассказала мне молодая женщина с белокурыми волосами и нежным, как лебяжий пух, бело-розовым телом, рассказала в минуту тихого затишья после бурных поцелуев, ласки и объятий.
Лежа около меня и обвивая мою шею любящей, благодарной рукой, она прошептала эту историю мне на ухо, отделяя вводные и придаточные предложения, вместо запятых, поглаживанием моих растрепавшихся волос и вместо точек в конце фразы целуя меня скользящими поцелуями в шею и в ухо.
Это была настоящая Божьей милостью женщина: если она в этот момент не отдавалась любви, если она отдыхала от любви -- она все равно рассказывала о любви.
* * *
-- Ты знаешь, голубчик мой славный, говорят, что любовь сильнее смерти... Не знаю, очень может быть. Однако я знаю, что бывают вещи не только сильнее смерти, но и сильнее любви.
И если бы ты знал, мой милый, какие это на посторонний взгляд смешные по своей ничтожности вещи... И однако в них непобедимая сила...
Вот будь паинькой, не перебивай меня и не мешай, а я тебе расскажу историю мой кузины Любочки Ракитиной. Положи голову ко мне на грудь... вот так, и теперь веди себя тихо и слушай, мой глупый мальчик, на чем держится любовь человечья.
У Любочки Ракитиной был муж и был любовник...
Мужа своего она, как это принято, не любила, а любовника обожала; прямо молилась на него.
Муж ее служил в каком-то департаменте небольшим чиновником, а любовник был крупный делец, инженер, все время проводивший в разъездах и только раза два в месяц приезжавший в Любочкин город на свидание к своей любимой...
Любочка была прекрасным чудесным человеком, да и инженер был парень прямо замечательный. Я относилась к ним, как к брату и сестре, и, признаться, даже немного помогала этой на редкость великолепной паре.
Так они и жили себе поживали, она воспитывала маленького сына, ухаживала за усталым после работы мужем и за всем этим очень любила инженера, а он ее.
В прошлом году я оставила эту идиллию в полном разгаре и уехала на Кавказ на все лето, а когда я вернулась... оказалось, что все у них пошло прахом.
В момент моего приезда горничная доложила мне:
-- А вас тут инженер Сергей Сергеич все спрашивал. Почитай, два-три раза на дню... Бледный чивой-то, расстроенный. Да вот, никак, он опять идет...
Он ворвался ко мне, как буря, уронил на пол фуражку и, схватив меня за руку, стал вертеть у самого моего носа измятой затрепанной телеграммой:
-- Что это?!! Видели вы что-нибудь подобное?!! В чем дело? Да говорите же скорее или я разобью себе голову о стенку!
-- Прежде всего, здороваются, дяденька, а потом надо раньше показать мне телеграмму, а потом понять, что да как?
Телеграмма оказалась краткая:
"Все ясно. Все на свете ложь и обман. Не пытайтесь искать встречи, не пытайтесь писать, не отвечу. Любочка".
-- Изменили? -- укоризненно спросила я.
-- Кто?! Я изменил?! Да побойтесь вы Бога! Ведь я ею только и жил! Приезжал сюда, был около нее, уезжал -- только и жил, только и дышал ее телеграммами. И вот получил последнюю... О, черррт! Как это все дико и нелепо!
-- Может быть, вы чем-нибудь ее обидели?
-- Что вы! Да я скорее Бога бы обидел, чем ее...
-- Не предложили ли вы ей, Боже упаси, денег... Она ведь очень щепетильна в этом отношении...
-- С ума я сошел, что ли. Это значило бы, что я ее вовсе не уважаю. А я -- молился на нее.
-- Тогда я ничего не понимаю.
-- Мне от этого не легче. Я хотел бы, чтобы вы понимали.
-- Ну, ладно, черт с вами. Я поговорю с ней. Подошла к телефону. Позвонила:
-- Ты, Любочка? Здравствуй, с приездом меня. Послушай, тут у меня бегает по комнате один молодой безумец...
-- Сергей Сергеич? -- торопливо вскричала Любочка. -- Ради Бога, ни слова о нем! Все кончено, и я бы очень просила тебя не мешаться в это дело!
-- Но повидать-то тебя можно?
-- Не сейчас. Так... на следующей неделе или... даже позже. – В трубке послышалось нечто вроде рыданий. Потом все стихло.
Как приговоренный к смерти, пошатываясь, ушел от меня инженер. А на другой день уехал в Сибирь с сердцем раздавленным, как клубничная ягода каблуком.
Мучилась я, мучилась... Так дня три мучилась. Наконец, не вытерпела -- полетела к Любочке.
Если бы ты видел -- это был фонтан, гейзер горьких слез.
-- Любочка, говори правду. Ты его разлюбила, изменила ему?
-- Я его люблю! Он мой полубог.
-- Провинился он чем-нибудь?
-- Он? Он меня любит даже слишком.
-- Дуреха! Почему же вы тогда расстались?
-- Так нужно было.
-- Муж узнал, что ли?
-- Он ничего не подозревает.
Билась я с ней часа три... Наконец, ласками, угрозами, бранью и поцелуями вытянула по кусочкам, по обрывкам истину...
Если бы ты знал, что это была за истина!
Пряча свое лицо у меня на груди, голосом, прерывающимся рыданиями, поведала она мне.
-- Ты ведь знаешь... что Сергей Сергеич все время разъезжает, кроме одного или двух приездов в месяц, он во время... отъездов он из каждого города присылал мне срочную... телеграмму... о своей любви... Иногда даже две телеграммы в день... И все просил, чтобы я ему... отвечала тоже срочно... Иногда тоже два раза в день...
-- Ну, так в чем же дело, дурочка?! Что же здесь ужасного? Наоборот, это доказывает только любовь...
Она вскочила с пылающим лицом, растрепавшимися волосами и разразилась, как буря:
-- Да пойми же ты, что эти срочные телеграммы обходились мне 200-250 рублей в месяц, а мой муж у себя в департаменте получает только 300 рублей в месяц!
-- Бедняжка ты моя, -- ахнула я. -- Но почему же ты ему не сказала, Сергей Сергеичу?
-- Что ты, что ты... Да я скорее бы умерла, чем призналась в своей бедности. Наше чувство было так красиво... Разве можно его этим опошлить?..
-- Гм, да... А если бы ты знала, как он тебя любит...
-- А я? Я ночами не сплю, все думаю о нем и плачу, и плачу... Но расстались мы все-таки красиво!
Она опустила голову и прошептала, припоминая:
-- "Все на свете ложь и обман. Не пытайтесь искать встречи"... Чтобы послать эту телеграмму срочно, мне пришлось заложить свое летнее пальто с синим шелковым воротником. Помнишь?
* * *
-- Вот и вся история, искорка моя дорогая. Если тебе эта история понравилась -- поцелуй меня покрепче и прижми к себе, а то я по тебе уже соскучилась.
(Последний абзац не читается. -- В.М.)
Впервые: Приазовский край, 1918, 30 декабря (12 января), No 232. Печатается впервые по тексту газеты.