Левее, черт желтоглазый! Левее!
Извозчик.
-- Дома?
-- Это как для кого...
-- Ха-ха... хе-хе... Шутник ты, Григорий!
-- Вам что нужно то, господин?
-- Господи! Голубчик, Григорий. Неужто ж, не признал? Сколько раз, кажется...
-- Проходили бы вы. Нельзя тут постороннему народу останавливаться.
-- Гриша! Милый! Да какой же я посторонний? Это я-то посторонний! Ты уж тово... пропусти меня, Гришенька. Мне нужно самого Владимира Николаевича [Имеется в виду Владимир Николаевич Коковцов, занявший пост председателя правительства после П. А. Столыпина.] видеть.
-- Нельзя. Чужих пускать не велено.
Гучков сморщил лицо в больную, страдающую улыбку и ненатурально захохотал.
-- Я? Чужой?! Веселый ты человек, Грегуар. Тебе бы где-нибудь в театрах выступать... Стишки смешные писать... гм... да.
-- Нельзя. Чужих пускать не велено.
Швейцар стоял, как каменное изваяние.
-- Гм... да. Так ты, тово, друг Горацио. Пойди и скажи: Гучков, мол, видеть хочет. Нужно, мол.
-- Нельзя, -- тупо смотря в землю, прогудел швейцар. Посторонних лиц пущать не велено.
-- Грицко, дорогуша моя! Да что ж тут такое делается? Что с тобой? Ведь это я: Александр Иванович Гучков! В лидерах который.
Швейцар подумал.
-- Не знаю. Проходите. Нельзя.
Рядом с Гучковым стоял сухой, тощий, скривившийся набок октябрист. Он потянул Гучкова за рукав и робко сказал:
-- Пойдем, Александр Иваныч. Чего там... Ну, не пускают -- что уж делать... Уж значит нельзя. Уж они, швейцары эти, знают.
-- Нет, я не уйду! -- обиженно закричал Гучков. -- Ты меня пустишь! Вызови мне самого Коковцева!
-- Во-во, -- засмеялся швейцар. -- Так он сам сейчас и выйдет. Пожалуйте мол, дядя, в хоромы чаев перловских с сахарами бобринскими кушать! Э-эх! Проходите уж.
Гучков покраснел от гнева.
-- Хороше же!..
Он сделал несколько шагов назад, скрестил руки, откинул голову и внушительно произнес:
-- Мы ждем!
Швейцар зевнул и почесал концом булавы за спиной.
-- Вы слышите? Мы ждем!
Швейцар стоял, молча. Улыбался в усы.
-- Эй, серьезно говорю вам: мы ждем!
-- Ну, чего там дурака валяешь, -- шепнул Гучкову искривленный октябрист. -- Дума здесь, что ли?!
-- Швейцар! -- властно сказал Гучков. -- Мы ж-д-е-м!
Швейцар вынул газетку, сел на стул и погрузился в чтение. Прошло минут десять.
-- Швейцар, -- устало, печально сказал Гучков. -- Мы ждем... Ведь, вы же видите...
Было тихо. Шелестела только газета.
Искривленный октябрист сел на землю и покорно опустил голову. Гучков стоял.
Шелестела газета. Моросил дождь... Где-то визжал и плакал граммофон.
-- Швейцар!! -- с последним взрывом горя и отчаяния, болезненно закричал Гучков. -- Вы разве не видите -- мы ждем! Молчите? Хорошо же...
Он ткнул ногой сидящего октябриста.
-- Пойдем. Не пускают к Коковцеву. Понимаем-с, понимаем-с...
Он сделал бодрое лицо, взял товарища за руку и зашагал вдоль по Фонтанке...
Но, повернув в переулок, остановился, опустился, обвис и, бессильно прислонившись к каким-то воротам, закрыл лицо руками.
-- Высосал! Выжал, как лимон, износил, как старые сапоги -- и бросил! Гучков -- первый человек был, Гучкову первое место... Советовались с Гучковым, заискивали у Гучкова. А теперь -- пошел вон, старый изношенный глупый октябрист!..
Искривленный октябрист стоял около и гладил Гучкова по мокрому от дождя плечу.
-- Ну, что там... Зачем так. Просто, его, вероятно, не было дома, или занимался какими-нибудь домашними делами... или голова болела. В другой раз, глядишь -- и примет.
-- Нет, Вася... Нет!! Не утешай меня. Все для меня теперь ясно, Вася...
Он обернулся, бледный, постаревший, с дрожью в плечах и в голове.
-- Что делать? Где выход? Куда я теперь гожусь -- старый, глупый, обойденный октябрист? Что я умею делать? На что способен? Вот был Гучков, час тому назад был... А теперь... Вася... Нету Гучкова. Обо... лочка осталась... тряпка... выж... жатый лим... лимон!
Он схватился за голову.
-- Выбросили!!..
* * *
В Думе к лидеру эсдеков подошел курьер и сообщил, что его хочет видеть Гучков.
-- Что ему надо! -- удивился лидер. -- Где он?
Прячась за белой колонной, стоял Гучков. Сюртук его был в пуху, на лице лежали серые свинцовые тени, и около ботинка из-под брюк болталась белая штрипка.
-- Вы меня звали?
Гучков опасливо огляделся, взял эсдека за руку и отошел в угол.
-- В чем дело?!
-- Скажите, милый, -- тихо промолвил Гучков. -- Где вы... покупаете бомбы? Мне нужен десяточек.
Эсдек отодвинулся.
-- С ума вы сошли! Для чего нам бомбы. Откуда мне знать, где они продаются?..
-- Да, да... Знаем мы вас. Ей-Богу, я вас не выдам. Скажите только -- где?
-- Убирайтесь вы от меня! Что общего у меня с какими-то бомбами?
-- Как же так? -- удивился Гучков. -- Ведь все левые бросают бомбы.
Эсдек пожал плечами и отошел.
Гучков пошел за ним, заглядывая ему в лицо, размахивал руками и быстро шептал:
-- Может, к себе меня возьмете? Может, место какое у вас во фракции есть? Я мог бы прокламации сочинять, экспроприации делать... бомбы чинить... типографию...
-- Отстаньте вы от меня, нелепый человек.
Гучков остановился и со стоном обрушил сжатый кулак себе на грудь:
-- Так что же мне тогда делать?