Когда корабль тонул, спаслись только двое:

Павел Нарымский -- интеллигент.

Пров Иванович Акациев -- бывший шпик...

Раздевшись догола, оба спрыгнули с тонувшего корабля и быстро заработали руками, по направлению к далекому берегу.

Пров доплыл первым. Он вылез на скалистый берег, подождал Нарымского и, когда тот, задыхаясь, стал вскарабкиваться по мокрым камням, строго спросил его:

-- Ваш паспорт!

Голый Нарымский развел мокрыми руками:

-- Нету паспорта. Потонул.

Акациев нахмурился.

-- В таком случае я буду принужден...

Нарымский ехидно улыбнулся.

-- Ага... Некуда!

Пров зачесал затылок, застонал от тоски и бессилия и потом молча, голый и грустный, побрел в глубь острова.

-----

Понемногу Нарымский стал устраиваться. Собрал на берегу выброшенные бурей обломки и некоторые вещи с корабля и стал устраивать из обломков -- дом.

Пров сумрачно следил за ним, прячась за соседним утесом и потирая голые худые руки. Увидев, что Нарымский уже возводит деревянные стены, Акациев, крадучись, приблизился к нему и громко закричал:

-- Ага! Попался! Вы это что делаете?

Нарымский улыбнулся.

-- Предварилку строю.

-- Нет, нет... Это вы дом строите! Хорошо-с!.. А вы строительный устав знаете?

-- Ничего я не знаю.

-- А разрешение строительной комиссии в рассуждении пожара у вас имеется?

-- Отстанете вы от меня?..

-- Нет-с, не отстану. Я вам запрещаю возводить эту постройку без разрешения.

Нарымский, уже не обращая на Прова внимания, усмехнулся и стал прилаживать дверь.

Акациев тяжко вздохнул, постоял и потом тихо поплелся в глубь острова.

Выстроив дом, Нарымский стал устраиваться в нем как можно удобнее. На берегу он нашел ящик с книгами, ружье и бочонок солонины.

Однажды, когда Нарымскому надоела вечная солонина, он взял ружье и углубился в девственный лес, с целью настрелять дичи.

Все время сзади себя он чувствовал молчаливую, бесшумно перебегавшую от дерева к дереву фигуру, прячущуюся за толстыми стволами, но не обращал на это никакого внимания. Увидев пробегавшую козу, приложился и выстрелил.

Из-за дерева выскочил Пров, схватил Нарымского за руку и закричал:

-- Ага! Попался... Вы имеете разрешение на право ношения оружия?

Обдирая убитую козу, Нарымский досадливо пожал плечами.

-- Чего вы пристаете?

Занимались бы лучше своими делами.

-- Да я и занимаюсь своими делами, -- обиженно возразил Акациев. -- Потрудитесь сдать мне оружие под расписку на хранение, впредь до разбора дела.

-- Так я вам отдал! Ружье-то я нашел, а не вы!

-- За находку вы имеете право лишь на одну треть... -- начал было Пров, но почувствовал всю нелепость этих слов, оборвал и сердито закончил:

-- Вы еще не имеете права охотиться!

-- Почему это?

-- Еще Петрова дня [Петров день -- 23 июня (по ст. стилю) -- день памяти апостолов Петра и Павла; в дореволюционной России охотничий сезон открывался в этот день.] не было! Закону не знаете, что ли?

-- А у вас календарь есть? -- ехидно спросил Нарымский.

Пров подумал, переступил с ноги на ногу и сурово сказал:

-- В таком случае, я арестую вас за нарушение выстрелами тишины и спокойствия.

-- Арестуйте! Вам придется дать мне помещение, кормить, ухаживать за мной и водить на прогулки!

Акациев заморгал глазами, передернул плечами и скрылся между деревьями.

-----

Возвращался Нарымский другой дорогой.

Переходя по сваленному бурей стволу дерева маленькую речку, он увидел на другом берегу столбик с какой-то надписью.

Приблизившись, прочел:

-- Езда по мосту шагом.

Пожав плечами, наклонился, чтоб утолить чистой, прозрачной водой жажду, и на прибрежном камне прочел надпись:

-- Не пейте сырой воды! За нарушение сего постановления виновные подвергаются...

Заснув после сытного ужина на своей теплой постели из сухих листьев, Нарымский среди ночи услышал вдруг какой-то стук и, отворив дверь, увидел перед собою мрачного и решительного Прова Акациева.

-- Что вам угодно?

-- Потрудитесь впустить меня для производства обыска. На основании агентурных сведений...

-- А предписание вы имеете? -- лукаво спросил Нарымский.

Акациев тяжело застонал, схватился за голову и с криком тоски и печали бросился вон из комнаты.

Часа через два, перед рассветом, стучался в окно и кричал:

-- Имейте в виду, что я видел у вас книги. Если они предосудительного содержания, и вы не заявили о хранении их начальству -- виновные подвергаются...

Нарымский сладко спал.

-----

Однажды, купаясь в теплом, дремавшем от зноя море, Нарымский отплыл так далеко, что ослабел и стал тонуть.

Чувствуя в ногах предательские судороги, он собрал последние силы и инстинктивно закричал. В ту же минуту он увидел, как вечно торчавшая за утесом и следившая за Нарымским фигура поспешно выскочила и, бросившись в море, быстро поплыла к утопающему.

Нарымский очнулся на песчаном берегу. Голова его лежала на коленях Прова Акациева, который заботливой рукой растирал грудь и руки утопленника.

-- Вы... живы? -- с тревогой спросил Пров, наклоняясь к нему.

-- Жив. -- Теплое чувство благодарности и жалости шевельнулось в душе Нарымского. -- Скажите... Вот вы рисковали из-за меня жизнью... Спасли меня... Вероятно, я все-таки дорог вам, а?

Пров Акациев вздохнул, обвел ввалившимися глазами беспредельный морской горизонт, охваченный пламенем красного заката, и просто, без рисовки, ответил:

-- Конечно, дороги. По возвращении в Россию вам придется заплатить около ста десяти тысяч штрафов или сидеть около полутораста лет.

И, помолчав, добавил искренним тоном:

-- Дай вам Бог здоровья, долголетия и богатства.