Работа кинематографического ателье Аркадия Аверченко
I
Тайна Таврического замка,
или
Двадцать мертвецов
(Потрясающая комедия в 300 метр.)
-- Это что у вас в руках-то?
-- Бюджет. Не видите, что ли?
-- Видим. А что надоть?
-- Пропустить надо.
-- Это бы можно... да... гм...
Председатель опасливо указал налево.
-- Эти вот... Видите, какие? Прямо, жуть берет. Как бы чего-нибудь не не вышло.
-- Действительно! Послушайте...
Говоривший это наклонился, цепляясь золотым шитьем о сукно фрака председателя, и шепнул:
-- А нельзя их... тово?
-- Тово? Можно. А вот мы сейчас. Пссть! Господин пристав!
Председатель, в свою очередь, наклонился к уху пристава и что-то быстро и долго шептал ему.
-- Поверят ли?-- усумнился пристав.
-- Поверят. Они ребята, в сущности, добрые, доверчивые.
-- Ну, попробуем...
Пристав приблизился к левым скамьям и громко сказал:
-- Господа эс-деки! Там в передней стоит какая-то женщина, просит, чтобы вы вышли к ней.
-- Чтобы кто вышел?-- переспросил Скобелев [Матвей Иванович Скобелев (1855-1938) -- депутат IV Государственной думы, меньшевик; министр труда Временного правительства; после революции -- на хозяйственной работе.].
-- Всех вас просит, эсдеков. У нее там несчастье какое-то случилось с сыном. Машиной его убило, что ли. Очень убивается женщина.
-- Хорошенькая?-- насторожился Пуришкевич.
-- Товарищи, пойдем, -- встал Чхеидзе [Николай Семенович Чхеидзе (1804-1926) -- депутат III и IV Госдум, один из лидеров меньшевиков, впоследствии председатель Петросовета (1917), после революции председатель Учредительного собрания Грузии, с 1921 г. -- в эмиграции.]. -- Может быть, что-нибудь и нужно.
-- Ладно. Господа кадеты! Присмотрите за нашими местами. А то правые наплюют или чернилами вымажут.
Едва простодушные эсдеки вышли из дверей, как председатель захлопал в ладоши и закричал:
-- Ж-живо! Господа пристава!! Запирайте двери! Не впускайте их!! Держи плечом! Марков навались! Завалите двери Марковым!..
Быстро, энергично, как капитан на мостике корабля в шторм, распоряжался председатель...
-- Готово? Завалили Марковым? Заклиньте Пуришкевичем! Ну, а теперь, господа, -- вот бюджет! Пропускайте поскорее, пока те не влезли.
-- Пустите!!-- стучали кулаками в дверь эсдеки. -- Вы не имеете права...
-- Скорее, господа!-- кричал председатель. -- Пропускайте скорее! Навалитесь плечом на дверь!! Голосуйте!..
-- А как голосовать?-- осведомились закономерные кадеты. -- Проходить в двери, или как...
-- Куда ж там к черту в двери, если за дверьми эсдеки... Того и гляди, ворвутся. Кто за бюджет, поднимите руки.
Один застоявшийся националист насупился и сказал обиженно:
-- Что это такое, все руки, да руки... Почему ноги никогда не поднимаем. Надо ж и им моцион дать.
-- Принимаешь! Браво. Итак...
-- Итак, кто несогласен с бюджетом -- пусть опускает руки, кто согласен, -- пусть поднимет ноги. Есть? Пристав, сосчитайте.
-- Сосчитано. Поднято шестьсот ног и сто рук...
-- Это значить... Гм! Шестьсот, деленное на два. Выходит -- триста за бюджет и пятьдесят...
-- Нет, господин председатель. За бюджет всего полтораста!
-- Да позвольте! Ведь если шестьсот ног, разделить не полтораста... ага! Понимаю... Гм!.. так, так... Ну, все равно. Секретарь! Каковы результаты голосования?
-- Большинством ног бюджет прошел!..
II
Одесская рахуба
или
А слон Ямбо не хочет себе издыхать
(Великолепная натура)
Послушайте... Я только одного не понимаю: на кой черт они привозят к нам в Одессу слонов. Мало им было Толмачева, так на тебе Ямбо!
Он, видите ли, сошел с ума. Зачем? По газетным рецензиям так это было так: укротитель ударил его по хоботу, а он укротителя трахнул ногой -- это и все. Ну, как говорится: милые дерутся, только чешутся. Но, однако, укротитель поднял крик, говорить -- полюбуйтесь, как этот дурак сошел с ума.
Вы знаете? Слон, может быть, умнее нас с вами, а они все: сошел с ума, сошел с ума!
Даже представим себе так. Хорошо! Слон сошел с ума. Ну? Что было бы с таким слоном в другом городе? Его бы посадили в сумасшедший дом, и кончено. Ша. Тихо.
А у нас? Это ж Одесса!
Сейчас кричать: собирайте слоновую комиссию, пускай посмотрят, да или нет?
По моему -- нет. По-ихнему -- да.
Один комиссионер из слоновой комиссии говорит:
-- Ударьте его палкой по хоботу; если он закричит, значит, сумасшедший.
Представьте, бьют! Представьте, кричит!
И тут вам собирается новая комиссия, и приезжает градоначальник Сосновский [Иван Васильевич Сосновский (1868-?), последний градоначальник Одессы (1911-1917); в январе 1917 г. стал товарищем министра иностранных дел.], и полицеймейстер, и разные археологи, сидят перед клеткой, смотрят. Они смотрят на него, а он на них.
Слушайте! От такого зрелища здоровый слон с ума сойдет, а не то что этот несчастный Ямбо.
Понятно, что животное было не прочь убежать, от этой компании!..
Но они уже подняли крик:
-- Ой, он вырвется! Ой, он убежит! Ой, Одесса погибнет, Одессе угрожает опасность!!.
Что такое, спрошу я вас: -- слон? Это Везувий, или землетрясение, или что?
Такой большой город, и броненосцы есть, пушки, весь военный округ, -- так Одесса слона испугалась!
И, представьте, такой большой город вступил в войну с маленьким слоном. Связался черт с младенцем!
Мирное население покидает свои дома, на бирже ценности летят вниз, а "Одесские Новости" делают себе тираж, сколько у меня волос на голове.
Крик, плач, на вокзале билеты берут за неделю.
Зверинец Лорбербаума окружен войсками, пристава назначили комендантом зверинца, а Кунцендорф ходит и под шумок бьет евреев по морде.
Лорбербаум плачет, как дите:
-- Слушайте! Убейте мне этого слона, ну его к черту, мне его уже не жалко.
Потом другой комиссионер говорит:
-- Как его убьешь сразу, это же не цыпленок, а слон... Его, может быть, месяц убивать надо. Давайте, отравим его.
Я спрошу вас: кто из них умный, если, когда они дали слону апельсин, набитый стрихнином, так слон понюхал и размазал ногой по полу.
Другой умник кричит:
-- Дадим ему стрихнин на водке; слоны водку любят.
Мало им людей спаивать, так за слонов взялись. Ну-с... Сделали они целое ведро стрихниновки, дали слону... Опять же я вас спрашиваю: кто же умный, а кто же сумасшедший?
Может -- я? Может -- вы?
Слон взял хоботом ведро и вылил на комиссионеров.
Так уже была, после этого, новая идея: давайте, его усыпим.
Попробовали...
Этот замечательный слон съел, может быть, сто порошков -- и ничего. Пошевелит ушами, скушает и опять смотрит глазами на комиссию.
Один грек предложил городской управе подкопать под слоном яму и ссыпать туда слона.
Городская управа говорит:
-- Мы не можем, потому у нас нет на слонов кредитов.
А слон стоит и смотрит, стоит и смотрит.
Уже солдатам скоро в лагери нужно переходить, а он стоит и смотрит на комиссионеров.
Это продолжалось, может быть, год бы или два, но явился уже еще один комиссионер, не из комиссии, а настоящий -- от Робина.
Такой умный, что прямо прелесть.
Что? Ну, да, еврей, а то кто.
Пришел и говорит:
-- Черт с ним, что вы к нему пристали. Слон здоровый, а вы ему только на нервы действуете. Оставьте его в покое.
-- А вы разве в слонах понимаете?
-- Комиссионер должен во всем понимать.
У него, может быть, все понятие о слонах было такое, что на палке ручка слоновой кости, больше ничего.
Но, однако, попробовали. Отозвали войско и оставили слона в покое.
И знаете результат?
Слон тоже успокоился!
И сразу все вернулись к своим занятиям: Сосновский стал штрафовать газеты, полиция выселять евреев, евреи -- выселяться, бумаги поднялись, и одесситы стали возвращаться.
-- Почему же, -- вы меня спросите, -- все так кричали?
-- Одесса!
Если Одессе попадется муха, она из нее сделает слона, а если попадется, не дай Бог, слон, -- это будет целая мексиканская война [Имеется в виду революция 1910-1917 гг. в Мексике, в результате на смену клерикально-помещичьей диктатуре к власти пришло правительство национальной буржуазии.]! {Когда одессит говорил это -- он не знал, что инцидент с Ямбо кончится настоящей мексиканской войной: слона раздразнили и потом выпустили в него двести пуль.}
III
Адель нашли в Америке
или
Адель, так делать не модель
(Роскошная драма в натуральных красках)
-- Имею честь явиться, ваше-ство!
-- А вы кто?
-- Как же! Я -- Красовский.
-- А-а-а! Всенижайшее! Юскевич-Красковский! Садитесь, милости прошу.
-- Виноват, ваше пр-во... Не Красковский, а Красовский. Пристав.
-- Без "к"?
-- Так точно.
-- Ага... Как это называется в грамматике -- "к беглое". Вы какой Красовский?
-- Вы меня должны помнить, ваше пр-во. Я вам скажу только два слова, и вы меня сразу вспомните: я нашел в Америке Адель Равич! К вам к первому с этой радостной вестью...
-- Какая Адель? Зачем Адель?
-- Боже, ты мой! Ведь, Адель Равич же! Главный винт в деле Ющинского. Знает настоящих убийц.
-- Каких убийц? Что вы такое говорите... странное...
-- Да убийц Ющинского.
-- Ющинского? Виноват, это имеет отношение к американской войне?
-- Никак нет, Ющинский, который в Киеве был убит.
-- Что вы говорите! И давно?
-- Господи помилуй! Да неужели вы не помните?.. Ну, я вам скажу иначе: вспомните дело Бейлиса.
-- Какого Бейлиса?
-- Еврея.
-- Кто же его убил?
-- Не его убили, а наоборот, он был обвинен в убийстве.
-- Кто? Брандес?
-- Не Брандес [Георг Брандес (1842-1927) -- датский литературный критик; боролся за правдивость и реализм литературы. Широко был известен в России; оказал влияние на современную европейскую литературу.], а Бейлис.
-- Разве его обвиняли? Он, кажется только свидетелем был в деле Панченко.
-- Кто?
-- Бранделяс.
-- Ф-фу! Не Бранделяс, а Бейлис! Мендель Бейлис! И вот теперь я выяснил, что он окончательно не виноват.
-- Что за оказия! Где, вы говорите, это дело было?
-- В Киеве же, Господи!
-- В каком Киеве?
-- В Киеве! Город... Мать русских городов.
-- Чья, вы говорите, мать?
-- Русских городов.
-- Не слышал, не слышал.
-- На Днепре стоит.
-- Кто?
-- Киев.
-- Ну?
-- Стоит.
-- Какой Днепр?
-- Река.
-- Первый раз слышу. Где?
-- Странно... Не слышал. Что ж этот Брандес...
-- В России.
-- В какой?!
-- Знаете, я пойду, ваше пр-во.
-- Всего хорошего. Только, знаете, что? Плюньте вы на все это, а? Охота вам поднимать дело, о котором ни одна душа никогда и не слышала. Степан, проводи!!.
Впервые опубликовано в Петрограде в конце 1914 г.