I.
Мы -- любимая мною женщина и я -- вышли изъ лѣсу, подошли къ обрыву и замерли въ нѣмомъ благоговѣйномъ восхищеніи.
Я нашелъ ея руку и тихо сжалъ въ своей. Потомъ прошепталъ:
-- Какъ хорошо вышло, что мы заблудились въ лѣсу... Не заблудись мы -- никогда бы намъ не пришлось наткнуться на эту красоту. Погляди-ка, какимъ чудеснымъ пятномъ на сочномъ темнозеленомъ фонѣ выдѣляется эта бѣлая рубаха мальчишки-рыболова. А рѣка -- какая чудесная голубая лента!..
-- О, молчи, молчи, -- шепнула она, прижимаясь щекой къ моему плечу.
И мы погрузились въ молчаливое созерцаніе...
-- Это еще что такое? Кто такіе? Вы чего тутъ дѣлаете? -- раздался пискливый голосъ за нашими спинами.
-- Ахъ!.
Около насъ стоялъ маленькій человѣкъ въ чесунчевомъ пиджакѣ и въ черныхъ длиннѣйшихъ, покрытыхъ до колѣнъ пылью брюкахъ, которыя чудовищно-широкими складками ложились на маленькіе сапоги.
Глаза непріязненно шныряли по сторонамъ изъ-подъ дымчатыхъ очковъ, а бурые волосы бахромой прилипли къ громадному вспотѣвшему лбу. Жокейская фуражечка сбилась на затылокъ, а въ маленькихъ рукахъ прыгалъ и извивался, какъ живой, желтый хлыстъ.
-- Вы зачѣмъ здѣсь? Что вы тутъ дѣлаете? -- А? Почему такое?
-- Да вамъ-то какое дѣло? -- грубо оборвалъ я.
-- Это мнѣ нравится! -- злобно-торжествующе всплеснулъ онъ руками. -- "Мнѣ какое дѣло?!" Да земля-то эта чья? Лѣсъ-то это чей? Рѣчушка эта чья? Обрывъ это -- китайскаго короля, что ли? Мой!! Все мое.
-- Очень возможно, -- сухо возразилъ я, -- но мы вѣдь не съѣдимъ всего этого?
-- Еще бы вы съѣли, еще бы съѣли! А развѣ по чужой-то землѣ можно ходить?
-- А вы бы на ней написали, что она ваша.
-- Да какъ же на ней написать?
-- Да вотъ такъ по землѣ бы и расписали, какъ на географическихъ картахъ пишется: "Земля Чортъ-Иваныча".
-- Ага! Чортъ-Иваныча? Такъ зачѣмъ же вы прилѣзли къ Чорту-Иванычу?!.
-- Мы заблудились.
-- "Заблудились!.. " Если люди заблудятся, они сейчасъ же ищутъ способъ найти настоящую дорогу, а вы, вмѣсто этого, цѣлыхъ полчаса видомъ любовались.
-- Да скажите, пожалуйста, -- съ сердцемъ огрызнулся я, -- что вамъ какой-нибудь убытокъ отъ того, что мы полюбовались вашимъ пейзажемъ?..
-- Не убытокъ, но вѣдь и прибыли никакой я пока не вижу...
-- Господи! Да какую же вамъ нужно прибыль?!
-- Позвольте, молодой человѣкъ, позвольте, -- пропищалъ онъ, усаживаясь на незамѣченную нами до тѣхъ поръ скамейку, скрытую въ сиреневыхъ кустахъ. -- Какъ это вы такъ разсуждаете?.. Эта земля, эта рѣка, эта вонъ рощица мнѣ при покупки -- стоила денегъ?
-- Ну, стоила.
-- Такъ. Вы теперь отъ созерцанія ея получаете совершенно опредѣленное удовольствіе или не получаете?
-- Да что жъ... Видъ, нужно сознаться, очаровательный.
-- Ага! Такъ почему же вы можете придти, когда вамъ заблагоразсудится, стать столбомъ и начать восхищаться всѣмъ этимъ?! Почему вы, когда приходите въ театръ смотрѣть красивую пьесу или балетъ, -- вы платите антрепренеру деньги? Какая разница? Почему то зрѣлище стоитъ денегъ, а это не стоить?
-- Сравнили! Тамъ очень солидныя суммы затрачены на постановку, декораціи, плату актерамъ...
-- Да тутъ-то, тутъ -- это вотъ все -- мнѣ даромъ досталось, что ли? Я денегъ не платилъ? "Актеры!" Я тоже понимаю, что красиво, что некрасиво: вонъ тотъ мальчишка на противоположномъ берегу, "бѣлымъ пятномъ выдѣляется на фонѣ сочной темной зелени" -- это красиво! Вѣрно... Пятно! Да вѣдь я этому пятну жалованье-то шесть рублей въ мѣсяцъ плачу или не плачу?
Я возразилъ, нетерпѣливо дернувъ плечомъ:
-- Не за то же вы ему платите жалованье, чтобы онъ выдѣлялся на темнозеленомъ фонѣ?
-- Вѣрно. Онъ у меня кучеренокъ. Да вѣдь рубашка то эта отъ меня ему дадена, или какъ? Да если бы онъ, паршивецъ, въ розовой или оранжевой рубашкѣ рыбу удилъ -- вѣдь онъ бы вамъ весь пейзажъ испортить. Было бы развѣ такое пятно?
-- Послушайте, вы, -- сказалъ я, выйдя изъ себя. -- Что вамъ надо? Чего вы хотите? Я стою здѣсь съ этой дамой и любуюсь видомъ, разстилающимся передъ нами. Это вашъ видъ? Вы за него хотите получить деньги? Пожалуйста, подайте намъ счетъ!!
-- И подамъ! -- выпятилъ онъ грудь, съ видомъ общипаннаго, но бодрящагося пѣтуха. -- И подамъ!
-- Ну, вотъ. Самое лучшее. А сейчасъ оставьте насъ въ покоѣ. Дайте намъ быть однимъ. Когда нужно будетъ, мы позовемъ.
Ворча что-то себѣ подъ носъ, онъ криво поклонился моей спутницѣ, развелъ руками и исчезъ въ кустахъ.
II.
Хотя настроеніе уже было сбито, скомкано, растоптано, но я попытался овладѣть собой:
-- Ушелъ? Ну, и слава Богу. Вотъ навязчивое животное. А хорошо тутъ... Дѣйствительно замѣчательно! Посмотри, милая, на этотъ перелѣсокъ. Онъ въ тѣневыхъ мѣстахъ кажется совсѣмъ голубымъ, а по голубому разбросаны какія пышныя, какія горячія желтыя пятна освѣщенныхъ солнцемъ вѣтвей. А полюбуйся, какъ чудесно вьется эта бѣлая полоска дороги среди буйной разноцвѣтной вакханаліи полевыхъ цвѣтовъ. И какъ уютна, какъ хороша вонъ та красная крыша домика, бѣлая стѣна котораго такъ ослѣпительно сверкаетъ на солнцѣ. Домикъ -- онъ какъ-то успокаиваетъ, онъ какъ-то подчеркиваетъ, что это не безотрадная пустыня... И эта, какъ будто вырѣзанная на горизонтѣ, потемнѣвшая сѣрая мельница... Ея крылья такъ лѣниво шевелятся въ лѣнивомъ воздухъ, что самому хочется лечь въ траву и глядѣть такъ долго-долго, ни о чемъ не думая... И вдыхать этотъ головокружительный медовый запахъ цвѣтовъ.
Мы долго стояли, притихшіе, завороженные.
III.
-- Пойдемъ... Пора, -- тихо шепнула мнѣ моя спутница.
-- Сейчасъ. Эй, человѣкъ, -- насмѣшливо крикнулъ я. -- Счетъ!
Тотчасъ же послышался сзади насъ трескъ кустовъ, и мы снова увидѣли нелѣпаго землевладѣльца, который подходилъ къ намъ, размахивая какой-то бумажкой.
-- Готовъ счетъ? -- дерзко крикнулъ я.
-- Готовъ, -- сухо отвѣчалъ онъ. -- Вотъ, извольте. На бумажкѣ стояло: