Драма в 5-ти действиях Эрнста Харта, пер. с нем. П. П. Потёмкина, постановка В. Э. Мейерхольда.
Александринский театр.
Главные действующие лица пьесы "Шут Тантрис" -- Тристан и Изольда.
Эта сентиментальная парочка успела уже в продолжение одного сезона исколесить все большие петербургские театры: Мариинский (Вагнер), Малый (Буренин) и теперь Александринский (Харт).
Закат жизни этой сентиментальной парочки должен быть в какой-нибудь ядовитой оперетке, а смерть -- в кабаре " Кривое зеркало".
Потому что с каждой последующей пьесой, где фигурируют Тристан и Изольда, действующие лица всё глупеют, дичают, и поступки их постепенно лишаются простой здравой человеческой логики и смысла... И мы ещё дождёмся пьесы, где Тристан приволокнётся за Бранженой, а король Марк зажарит Изольду и съест, внеся в умы подданных великое недоумение и смуту.
Уже в пьесе Харта мы видим, как король Марк неожиданно глупеет по сравнению с буренинской " Песнью любви" (не говоря уже об опере Вагнера). Характер короля Марка в пьесе Харта упрощается, схематизируется и выливается в два крайние стремления: если королю кто-нибудь понравился -- наградить его по самые уши, а если не понравился -- скудная фантазия короля подсказывает ему единственный выход: " Я привяжу тебя к бешеным лошадям и погоню их в поле"!
Или: " Я тебя сброшу со стены башни вышиной в сто саженей".
Когда свирепый и недалёкий Марк убеждается в измене жены, то, вместо того, что бы поехать к адвокату по бракоразводным делам, разводит костёр и, обнажив перед поданными жену, собирается зажарить её, как каплуна. На счастье жены, в Англии вследствие постоянно сырой погоды никто не мог, с древнейших времён до наших дней, развести на открытом воздухе костёр -- и кулинарная затея короля с треском провалилась.
Девять лет спокойствия и счастья с женой не пояснили мутный разум короля Марка: услышав о новом появлении Тристана, он решает, что лучшим выходом будет -- отрубить Изольде голову или, в крайнем случае, отдать жену на потеху и удовольствие прокажённым. Затея с прокажёнными не удаётся только благодаря расторопному Тристану: он переодевается прокажённым и в критическую минуту разгоняет всю эту больную слабую толпу несколькими безобидными взмахами палочки величиною с карандаш.
Но Изольда не узнаёт его.
Тщетно он открывает своё лицо, клянётся, что он Тристан, что они превосходно знакомы...
" Нет, -- говорит Изольда, -- ты не Тристан. У Тристана плащ был совсем другого цвета и волосы, кажется, чуточку посветлей".
Несчастный Тристан прокалывает подвернувшегося специально злодея Донована и прыгает со стены высотою в сто саженей. С тех исторических времён сажень значительно выросла, вытянулась... Тогда она была совсем крошечная, не больше мизинца ребёнка. Так что, спрыгнув со стены, Тристан имел полную возможность ещё раз бросить из-за стены последний взгляд на Изольду.
Следующий акт: Тристан в одежде шута появляется перед королём Марком и Изольдой.
В простой человеческой пьесе дело произошло бы так:
Марк ( вглядываясь в шута ). Сдаётся мне, что твоё лицо мне знакомо...
Изольда ( про себя ). Боже ты мой! Да ведь это мой Тристан...
Марк. Разве это не бездельник Тристан?!
Гости ( смеются ). Ну конечно, это он. Вечно выдумывает какой-нибудь маскарад!
Марк. Держите этого негодяя! Верно, новые шашни затевает с женой... Вяжите его!
А вот как представляет себе эту сцену автор Эрнст Харт:
Марк. Что это за неизвестный шут пришёл к нам? Как тебя зовут?
Тристан. Отгадайте: был я рыцарем, знаю всех вас по именам, знаю, в каком месте у Изольды на теле родимые пятна... Зовусь -- Тантрис. Если переставите слоги этого прозвища -- узнаете моё настоящее имя.
Марк ( задумывается ). Нет, это трудно. Где ж там отгадать!
Тристан. Эх, вы! Да я же и есть Тристан.
Марк. Быть не может!
Гости. Он шутит!
Изольда. Сочиняет! Тристана я знаю -- у того на ногах были другие сапоги и совсем другого цвета рубашка.
Оставшись с Изольдой наедине, Тристан отбрасывает всякие церемонии и прямо говорит:
Тристан. Да ведь я же Тристан!
Изольда. Нет! Какой же ты Тристан? Тристана я хорошо знаю.
Тристан. Да что же тебе, ещё что-то показывать, что ли? Ну, помнишь, как-то осенью, десятого сентября, мы охотились, и я посадил тебя к себе на лошадь -- ещё ты меня поцеловала в ухо и назвала своим плутишкой. Помнишь?
Изольда ( радостно ). Помню!
Тристан. Ну -- так ведь это же я! Я и был. Тристан. Ещё нас с тобой сжечь хотели...
Изольда ( недоверчиво ). А зачем на тебе красная рубашка? Тристан был в чёрной.
Тристан. Да я просто переоделся.
Изольда. Нет! Ты меня обманываешь. У Тристана и сапоги были другие и плащ был... И лошадь была... Хлыст... Седло было у Тристана.
Если бы Тристан женился на Изольде, их жизнь была бы сплошным мучением... Однажды, поцеловав жену, он пошёл бы в другую комнату и надел бы новый пояс и перчатки другого цвета. Войдя снова к Изольде, сказал бы:
Тристан. Ну, милая, я готов. Едем к нашим соседям в гости.
Изольда ( в ужасе ). Кто вы такой? Я вас не знаю.
Тристан. Вот тебе раз! Да я же твой муж.
Изольда. Нет! Я вас не знаю -- у Тристана был чёрный пояс, а у вас жёлтый! И перчатки другие... Эй, люди! Караул! Ко мне! В наш дом забрался разбойник!
Почти так же вела себя Изольда и в пьесе.
Изольда. Я тебя не знаю. Может, ты и Тристан, а может, и нет. Войди в клетку к свирепому Тристанову псу -- если он тебя узнает, тогда и я, пожалуй...
Конечно, собака сразу узнаёт хозяина, и, когда Тристан уходит, Изольда громко, но безутешно кричит ему вслед: " Тристан! Вернись! Теперь я вижу! Тристан"!
Но Тристан уходит.
И поделом.
Для большой пьесы такая фабула мелка. Почётное место заняла бы она в какой-нибудь газете в отделе "Смесь" под заголовком: " Ещё кое-что об уме собак".
По справедливости я должен был бы упомянуть о прекрасном литературном переводе "Шута Тантриса" поэтом Потёмкиным, но так как в этом же номере " Сатирикона" идёт стихотворение того же автора, то говорить что-либо восторженное о своём же сотруднике как-то неловко.
Ave ( славься (лат.) ).
1910 г.
Источник текста: Русский театральный фельетон, сост. Е. Ю. Хваленская, М. " Искусство", 1991 г. С .434-439.