-- К вам можно?
Не дожидаясь ответа, ко мне в кабинет боком протиснулся высокий парень с тупым взглядом исподлобья и порывистыми, без всякой логики, движениями.
-- Это вы самый и есть редактор?
-- Не скрою... Я, действительно, немного замешан в этом деле.
-- Так. Странно только, что лицо у вас не редакторское. Такое, какое-то... недалекое.
-- Послушайте...
-- Да вы не обижайтесь... Ведь я не ставлю вам этого в вину.
-- Что вам нужно?
-- Принес стихи!
-- Хорошо... Оставьте! Ответ через две недели...
-- Э, нет! Мы эти штуки знаем... Я хочу, чтобы вы их сейчас прочли.
Будучи втайне зол на посетителя за его отзыв о моем лице, я решил затянуть ответ, еще больше, чем на две недели.
-- Зайдите как-нибудь зимою. Тогда я... Впрочем, можно прочесть их и сейчас!
Последняя фраза была произнесена мной невольно, после того как я поднял глаза на посетителя и увидел направленное на меня дуло револьвера.
Съежившись, я небрежно спросил:
-- Вы хотите показать мне систему вашего револьвера?
-- Нет, я хочу показать свою систему беседы с людьми вашего пошиба. Скажите, хотели бы вы получить кусок свинца в лоб?
Я категорически отказался от этого.
-- Во-первых, мне сейчас некогда! Затем, ваше предложение так неожиданно... Я подумаю. Зайдите на днях.
-- Да ты стихи прочтешь или нет?! -- заревел посетитель, потрясая револьвером.
-- Конечно, конечно... Я уверен, что стихи ваши превосходного сорта.
-- Еще бы! Эй! Убери от звонка лапу, а то я ее перешибу!!
-- Вы думаете, я хотел позвонить? Глубоко ошибаетесь... Какой у вас красивый почерк!
-- Нужно быть упадочником и дегенератом, чтобы, держа такое произведение в руках, восхищаться только почерком. Читай, -- только с чувством!
Я исполнил его приказание лишь наполовину, потому, что стал читать рукопись с чувством глубокого отвращения. Она начиналась так:
Что вы жирные? Что серые?
Дьявол вас на свет призвал...
Думы -- мыши... вас без меры я
Ненавидел. Целовал.
Ваш овал.
Как шаман, я дик, я страшен --
Не хочу в подвал,
Одинок, я в зубьях башен
Черепа овал
Целовал!..
Закрывши глаза и приложив в рассеянности револьвер к животу, поэт наслаждался музыкой своих стихов. Я хотел потихоньку дернуть его за руку, палец которой был на курке, но поэт открыл один глаз и вопросительно посмотрел на меня.
-- Читали вы что-нибудь подобное?
Совершенно искренно я ответил:
-- Ничего подобного я не читал.
-- То-то же... Вы третью строку поняли?
-- Ах, это где мыши?.. Очень, очень мило.
-- Вы поняли, что такое мыши?
-- Как же! Это такие серые животные из породы грызунов, которые...
-- Боже! И такой человек -- редактор! Ну, где у вас мозги? Я спрашиваю, где ваши мозги?
Боясь, чтобы он в поисках моих мозгов не вспомнил о револьвере, я поспешил замять этот щекотливый вопрос.
-- А эта строка у вас -- чудо, что такое!
Как шаман, я дик, я страшен...
Не хочу в подвал!
-- Ты догадался, почему он не хочет в подвал?
-- Гм... Конечно! Надеюсь, у него были основательные причины для этого.
-- У тебя в разговоре ужасно пошлая проза... Я уверен, что тебе не понятна даже такая элементарная строка:
Одинок я в зубьях башен...
-- Испытал ли ты такое одиночество?
-- Откровенно говоря, такое одиночество мне не перепадало. Так, вообще, кое-что... было.
-- Тебе, вероятно, незнакомо и это переживание:
Черепа овал
Целовал...
-- Переживал ты это?
-- Погодите... Дайте вспомнить! Вы говорите: овал черепа? Нет!.. Насколько память мне не изменяет -- не приходилось.
Я скорбно вздохнул:
-- Да и где мне! Так, живешь себе без всякого удовольствия...
-- Потому что ты не поэт, а червь.
-- Совершенно верно. Это вы тонко подметили.
-- Ну так вот... Оставляю тебе это стихотворение... Не благодари! Терпеть не могу, когда мне руки лижут. Заплатить можешь сейчас. Постой -- сколько тут строк? Десять? Ну, будем считать для ровного счета -- пятнадцать... я беру по три рубля строка (это ты заруби себе на носу), значит, сорок пять... ну, для ровного счета -- пятьдесят рублей!
Искоса взглянув на револьвер, я вынул из бумажника деньги и робко положил на стол. Взявши их, он сказал:
-- Только слово "серые" напечатайте серой краской...
-- Виноват, но типографские условия...
Стуча револьвером по столу, он отчетливо отчеканил:
-- Знайте, что для меня типографских условий не существует! Я хочу, чтобы мои стихотворения производили на публику впечатление...
-- Бреда сумасшедшего, -- хотел докончить я вслух, но промолчал.
Когда он встал и спрятал опасное оружие, собираясь прощаться, я предложил ему, втайне дрожа от радости, что он уходит:
-- Можно там, где вы говорите о жирных мышах...
-- Ну...
-- Напечатать слово "жирные" жирным шрифтом. Это произведет впечатление...
-- Идиот!
Он презрительно пожал плечами и вышел, пропуская ко мне в кабинет нашего сотрудника.
-- Скажите, -- угрюмо спросил я, -- что это за сумасшедший?
Сотрудник удивленно посмотрел на меня.
-- Сумасшедший?.. Это известный поэт-модернист. Его везде охотно печатают.
Я уткнулся в бумаги и проворчал:
-- Охотно вам верю.